Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Поэзию М. Траата отличала несколько прямолинейная моральная бескомпромиссность, корни которой, вероятно, уходят в вековое мироощущение «сына земли» — крестьянина.

Но при всем том стихотворения М. Траата не были примитивно просты, в них видна была достаточно высокая поэтическая культура, нередка сложная ассоциативность, для поэта характерна любовь к верлибру, вольному стиху.

С тех пор М. Траат проделал значительную творческую эволюцию. В его стихах усилилась философская струя, размышления о сложности и противоречивости жизни. А позже М. Траат, подобно некоторым другим эстонским авторам, начинавшим как поэты (например, Я. Кроссу или Э. Ветемаа), вообще постепенно переходит к прозе. Из-под его пера появляется сборник рассказов «Постучи в желтое окно» (1966), роман «Танец вокруг парового котла» (1971), удостоенный премии Советской Эстонии — высшей награды республики. В этом небольшом по объему романе обрисована жизнь эстонской деревни почти за полвека — от начала первой мировой войны до завершения коллективизации эстонского села в послевоенные годы. Причем изменения в жизни деревни были показаны весьма оригинальным образом — через историю одного парового котла. Но, конечно, писателя интересовала эта история не сама по себе, а отражение в ней человеческих судеб. В этом романе проявились лучшие черты М. Траата-прозаика: умение придать как будто простому бытописанию философский смысл, восприятие жизни в движении, в вечном изменении, стремление увидеть за потоком жизни те человеческие ценности, которые непреходящи, — в том, что они существуют, писатель глубоко убежден, — наконец, своеобразный социальный оптимизм М. Траата, несмотря на то, что в его отношении к жизни можно заметить и грустные, элегические нотки.

Роман М. Траата «Сад Поммера», написанный в 1971–1972 годах и увидевший свет в 1973 году, как бы продолжает линию «Танца вокруг парового котла», хотя его действие происходит в совсем другое время и герои его совсем иные люди. Вообще, несмотря на эволюцию М. Траата как художника, он все же всегда остается самим собой, какие-то основополагающие принципы его творчества, намеченные еще в первом сборнике стихов, сохраняются, пусть и в измененном, трансформированном виде. Он остался верным и деревенской тематике. Правда, сам М. Траат любит повторять, что для него не существует проблемы: «город или деревня», — мир един и неделим, но все-таки в творчестве писателя тема жизни эстонского села, люди деревни в потоке времени — на первом месте. Пожалуй, и в основе нового романа М. Траата лежит искреннее убеждение автора, проявившееся уже в первом сборнике его стихов, что человек и его труд — высшие ценности на земле, мерило всех остальных ценностей Сохранилось и серьезное (некоторым оно кажется даже тяжеловесно-серьезным) отношение писателя к жизни; сохранилась и его моральная и этическая бескомпромиссность, хотя она и перестала быть прямолинейной, чрезмерно ершистой и угловатой какой была в первых стихах М. Траата. Эта бескомпромиссность естественно синтезировалась с представлением о том, что отношения между людьми требуют деликатности, тонкости, взаимопонимания, душевной чуткости.

Для русского читателя восприятие романа «Сад Поммера» представляет известные трудности. Это связано с тем, что ему не очень знакома социальная и общественно-политическая обстановка в Эстонии конца прошлого столетия, порожденная спецификой исторического развития Прибалтики и, в свою очередь, порождавшая жизненные, психологические коллизии, хотя иногда и близкие к тем, что были в русском обществе, но все же в ряде моментов существенно отличающиеся от них — от того, что русский читатель знает из произведений Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, В. Г. Короленко, М. Горького.

Самый конец XIX столетия, когда происходит действие романа «Сад Поммера», был сложным и трудным периодом в истории Эстонии. Еще в середине 1880-х годов наступил глубокий кризис эстонского национального движения, вызванный ростом классовых противоречий внутри эстонской нации. Кризису его способствовала и смерть признанного вождя движения К. Р. Якобсона, отравленного немцами, барами, как упорно утверждала народная молва, хотя этот слух и не соответствовал действительности. Оторванная от родины, тяжело переживавшая разлуку с отчизной и раздоры среди ее сынов, в Кронштадте умирает от рака популярнейшая эстонская поэтесса, певец зари национального возрождения Лидия Койдула, многие стихи которой стали общеизвестными народными песнями. Преследуемый немецкими баронами, захватившими в крае всю власть в свои руки, вынужден покинуть родину один из руководителей национального движения, известный поэт и языковед Михкель Веске. Именно их несколько раз вспоминает главный герой романа М. Траата старый учитель Яан Поммер, размышляющий о том, что любовь к родине, служение ей еще никому не приносили счастья, а лишь одни беды и горе. Такие рассуждения могли родиться только в условиях краха, внутреннего разложения когда-то могучего национального движения, вызвавшего в 1860-1870-е годы невиданный подъем в стране и захватившего лучших представителей эстонской интеллигенции и крестьянства.

Кризис национального движения обусловил идейный разброд в эстонском обществе. Некогда столь привлекательные идеи этого движения к 1890-м годам безнадежно устарели и не могли указать выхода из противоречий жизни. Новые же системы взглядов еще не были выработаны. В этой обстановке пышно расцветают беспринципное делячество, продажность, словоблудие, распространенным становится убеждение в том, что главное в жизни — это забота о самом себе, а интересы общества и народа — пустой звук. Правда, в газетах еще иногда повторяются старые лозунги об «общем деле», о необходимости единения всех эстонцев, но теперь эти, когда-то порождавшие энтузиазм призывы лишь маскируют корыстное буржуазное содержание их. Все это вызывает у людей мыслящих разочарование в патриотических лозунгах, в призывах к служению народу нации. Это разочарование отчетливо чувствуется и в раздумьях Яана Поммера.

Собственно, нечто аналогичное испытывала и передовая русская интеллигенция той поры, хотя перед ней и не вставала проблема национального освобождения, столь важная для эстонцев. В. В. Вересаев, учившийся в эти годы в Тартуском университете, позже вспоминал: если раньше «общее настроение студенчества было нерадостное и угнетенное, то теперь, в конце восьмидесятых и начале девяностых годов, оно было черное, как глухая октябрьская ночь. Раньше все-таки пытались хвататься за кое-какие уцелевшие обломки хороших старых программ или за плохонькие новые — за народовольчество, за толстовство, за теорию «малых дел», — тогда возможна еще была проповедь «счастья в жертве». Теперь царило полнейшее бездорожье, никаких путей не виделось, впереди и вокруг было все заткано, как паутиной, сереньким туманом, сквозь который ничего не было видно».

Однако в Эстонии вся тяжесть сложившейся обстановки была еще во много раз усилена реакционной политикой русификации окраины, к последовательному проведению которой царизм приступил во второй половине 1880-х годов. Новый политический курс царизма должен был ликвидировать обособленность Прибалтики и подготовить почву для полного слияния края с царской Россией, под чем наиболее последовательные проводники новой политики — такие, как эстляндский губернатор князь С. В. Шаховской, — понимали обрусение местного населения и его переход в православие. В этом отношении показательны в романе размышления инспектора народных школ по пути на станцию после ревизии.

Карл Поммер в романе пересказывает отцу слова одного из преподавателей Тартуской учительской семинарии о том, что эстонский язык не имеет будущего, он скоро исчезнет и лет через пятьдесят все эстонцы будут носить русские рубахи навыпуск, танцевать на русский лад и петь «Дубинушку». Эти высказывания весьма точно отражают убеждения русификаторов. Кстати, они и не придуманы писателем.

Русификация включала большой комплекс правительственных мероприятий. Одним из наиболее типичных проявлений этой реакционной политики царизма был перевод всех школ Эстонии и Латвии на русский язык преподавания. Эта мера очень затруднила получение образования для эстонских детей. Для многих из них она вообще стала непреодолимым препятствием на пути к знаниям.

49
{"b":"850235","o":1}