Как сообщить Кристине, чтобы она не перепугалась? У женщин кровь послабее, еще пристанет рожа или какая-нибудь другая хворь.

Но пока он взвешивает, что делать и что сказать, Кристина по его подавленному состоянию сама заключает кое о чем.

Она ставит ведро в угол и подходит к мужу.

— Что, в городе что-нибудь случилось? — произносит она скорее глазами, чем губами.

Поммер смотрит на жену пустым взором и горбится.

— Анна в больнице. Наложила на себя руки.

— Боже праведный!

— Мария пишет, что, к счастью…

Ноги Кристины слабеют, она почти падает на постель, рядом с мужем.

— На всю жизнь калекой останется?!

Поммер беспомощно пожимает плечами.

Поздно вечером он уходит в Парксеппа. Но этот раз снега нет, ясный и холодный вечер, на небосводе сверкают звезды и с севера тянет в лицо идущему ледяной ветерок. Снег скрипит под сапогами учителя.

В классной комнате горит большая новая лампа, которую позаботился найти Патсманн. Сквозь окно видно, как одни занимаются, другие озоруют. Но школяры не волнуют его сегодня, он ушел в тяжкие думы о своей дочери; все же свой ребенок ближе к сердцу, чем чужие.

Поммер идет в новый жилой дом и коротко говорит о деле: рано утром завтра ему надобно ехать в город, пока установился хороший санный путь. Кристина тоже поедет с ним. Не придет ли кто из соседей в Яагусилла — покормить скотину? Об Анне он, конечно же, не произносит ни слова. Семейство Парксеппов охотно готово помочь. Ааду обещает приглядеть и за школярами. Завтра он работает дома.

Поммер идет домой. Полярная звезда сверкает над головой, белеет Млечный путь. Ветер обжигает, вся природа тихая и оцепенелая. Промозгло под далекими звездами, от ледяной бесконечности веет равнодушной стылой красотой. И учитель думает, что в эту минуту его дочь, чьих поступков он никогда не понимал, лежит в больничной палате, вся перевязанная бинтами, под мягким одеялом. Где ее Полярная звезда, что вела ее по жизни? Ведь каждого человека должно что-то сдерживать, как вожжи сдерживают молодую горячую лошадь. Самая опасная пора — молодость, и когда нет вожжей, телега летит в канаву. Куда же привело Анну ее беспокойство? В больничную палату, под казенное одеяло, с пулей в груди.

Быть может, пули уже и нет, но что это меняет? Какая-то опора должна быть в жизни, без этого нельзя! Все одно и то же: пьяные необузданные мужики, напивающиеся в стельку в корчме, с тупым взглядом, как телята у корыта, — и его младшая дочь. Работа не дает им счастья, разговор о стремлении вперед раздражает их, ибо их искушает беспокойство, этот сатана, который не дает человеку быть разумным и терпеливым, мучает и изнуряет души. Человек домогается чего-то иного, хотя не знает и сам — что это такое.

Такие люди делают Поммера нерешительным и вселяют в него тревогу. Они — скрытые его враги.

Ибо Полярная звезда должна быть у каждого. И чтобы она не сдвинулась с места, не исчезла и не растворилась среди других, более слабых звезд, — она должна быть на привязи. Совсем как корова или лошадь, во всяком случае — крепко привязана к земле. Звезда — это руль, опора и фундамент. Человек должен быть прочными узами связан с мировым пространством, чтобы оно в своем бешеном беге не отбросило его от себя.

И — Анна, опять эта Анна. Не прибавила ей ума и женская гимназия. Она упряма и своевольна, как та яблоня белого налива в его саду, которая недовольна, когда ее удобряют простым овечьим пометом, подавай ей что-то другое.

Это дерево — Анна. Анна — это дерево.

Поммер запрягает лошадь, прилаживает к саням спинку и приносит из конюшни охапку сена, чтобы нежестко было сидеть. К утру на небе появляются облака и погода мягчает, только ветер по-прежнему резок.

В тяжелой одежде, Кристина с вышитой ею самой попоной в ногах, подавленные и угнетенные сокровенной заботой, — такими появляются в предутренних сумерках на дороге, ведущей в город, эти два человека, серые и шероховатолицые, как старые картофелины, выпахиваемые осенью из земли. Мороз пощипывает носы, хватает за пальцы, и как только они поворачивают за угол трактира, северо-восточный ветер начинает бить им в лицо и так дует всю дорогу.

Время от времени учитель подгоняет лошадь, и в двух-трех местах, под гору, она переходит на рысь. Коняга уже стар и туповат, у него выпала половина зубов, а у Поммера нет только одного зуба. Однако здоровье у них примерно одинаковое, оба не страдают от чахотки, у мерина были, правда, глисты, но Поммер вывел их, упорно и долго борясь с ними. Зато у лошади нет потомства…

Они тихо едут всю дорогу, только снег хрустит под полозьями.

В город они приезжают до обеда. Сначала заходят к Марии, оставляют лошадь во дворе и идут в дом. Дочь хлопочет в кухне, на столе лежит раскрытая поваренная книга на немецком языке. Сассь стоит на стуле и смотрит на дедушкину лошадь во дворе. По сравнению с тем, как он говорил летом в деревне, Сассь гораздо лучше произносит слова и больше не проглатывает первые буквы. «Ло-шадь! Де-ду-шка!» — отчетливо выговаривает он.

Мария усаживает родителей возле плиты — согреться. Деревенские стесняются и жмутся, будто они не у своей родной дочери, а у какой-то чужой женщины. Кристина не решается снять тяжелую, давящую на плечи верхнюю одежду, наконец она по настоянию дочери раздевается, но по-прежнему чего-то стесняется. Поммер расспрашивает внучонка, который с любопытством, большими глазами смотрит на деда и бабушку.

Мария насыпает в кофемолку горсть цикория и немного кофейных зерен. Скоро согреемся, пусть отец с мамой чуть-чуть подождут.

Телеграфист сказал, что Анна поступила совсем некрасиво. Где это видано, чтобы в порядочной и уважаемой семье случилось такое, чтобы молодая девушка наложила на себя руки. На работе у него могут возникнуть неприятности. Нехорошо, когда среди родни происходят подобные вещи…

Кофемолка трещит в руках дочери. Не кофе же пить приехали мы сюда, думает Поммер. Но Мария говорит и говорит, слова ее будто поток, прорвавший плотину. Боже праведный, что же теперь станет с бедной Анной! Нужно же ей было натворить такое! Да и муж сказал, что он сам не знает, что ему теперь делать, чтобы загладить эту историю. Начальник, правда, вежлив и доброжелателен, но, глядишь, и он посмотрит косо. А сослуживцы, соседи по дому и прочие… Зачем она это сделала?

Вода закипает на плите в кофейнике. Мария встает и вынимает из кофемолки ящичек.

Муж ест не все, съел бы, да здоровье в последнее время пошаливает. Да еще и эта неприятность! Сумасшедшая девчонка, что ей взбрело в голову! Кто разберется в этой истории? Вот и здесь, через два дома в сторону реки, на их улице, повесился девятнадцатилетний молодой человек — и все из-за девчонки. Два раза грозился, что наложит на себя руки, если она не выйдет за него, вот и…

Кристина молча сидит у теплой плиты, Поммер слушает жалобы дочери, ожидая минуты, когда можно будет вставить слово. Но ему это не удается.

Муж? С ним тоже свои заботы. Попробуй-ка два дня подряд кормить его одним и тем же блюдом, попробуй разогреть ему что-нибудь вчерашнее, сразу — скандал! Вот и выискивай в поваренной книге, что приготовить. Да и что там найдешь — все старое; а если и найдешь, опять беда — на рынке все так дорого, с ума сойти.

Так говорит Мария обо всем вперемежку, без какой-либо связи: о начальнике мужа, о ценах на рынке, о покушении на самоубийство, а Кристина сидит, безмолвная и озабоченная, и все думает о младшей дочери.

Наконец Поммеры пьют обжигающий губы кофе. По крайней мере, отогреют озябшие в дороге руки и ноги.

Сассь разглядывает и ощупывает тулуп дедушки, он большой и холодный. Мальчик залезает головой в рукав висящего тулупа и какое-то время стоит в прохладной темноте, вдыхая запахи шерсти, зимы и сена. Когда же он пробует вытащить голову из тесного рукава, приключается беда, голова застревает. Сассь барахтается и размахивает руками. Вешалка обрывается, и тулуп падает на мальчика, окутывает его Сассь испуганно копошится, но это не помогает, и он плачет тоненьким голоском. Он — как щенок, заблудившийся в высокой ботве картофеля.