Нам говорят забираться в шлюпку по четверо, что мы и делаем, наполовину промокнув во время посадки. Вода ледяная. Качаясь на волнах, двигаемся от берега в сторону рыбацкого судна, а потом карабкаемся по одному вверх по лестнице, которая тошнотворно кренится при каждом ударе волны. В темноте собралось уже столько народу, что хотя мы на открытой палубе, дышать снова становится трудно.

— Вот это приключение, — шепчу я Каю.

— К счастью, мне нравится стоять так близко к тебе, хотя насчет остальных я не уверен, — шепчет он в ответ.

У Келли озабоченное лицо. «Здесь столько народа, ты уверена, что это безопасной»

«Уверена», — отвечаю я, но скорее потому, что хочу убедить в этом себя. Келли покидает палубу и устраивается на крыше рубки управления, и я снова испытываю желание присоединиться к ней.

«Тогда и я уверена, — говорит она. — Забирайся ко мне!»

«У меня такое чувство, что лучше этого не делать».

Мы, похоже, последние, кого взяли на борт, и это не может не радовать. Поднимают якорь, и вскоре мы выходим в море. Нам напоминают, что необходимо соблюдать тишину, поскольку звук над водой разносится далеко, а поблизости могут находиться патрули.

В июле так далеко к северу по-настоящему не темнеет, хотя уже очень поздно. Звезды прячутся за облаками, на судне не горят огни, но лица отражают призрачный свет белой ночи. По мере того как удаляется смутная тень, обозначающая берег Шотландии, качка становится сильнее. Какая-то женщина беззвучно рыдает в объятиях мужчины, тот убаюкивает ее. Пассажиры то и дело шикают на детей.

Мать укачивает на руках совсем маленькую плачущую девочку. Та кричит все сильнее, и мамаша стискивает и трясет ребенка, но плач не прекращается.

— Простите — шепчет мать окружающим. — Она нездорова, она не успокоится, и… — Поняв, что сказала лишнее, женщина замолкает на полуслове. — Нет, нет, это не то, что вы подумали!

Люди на палубе шарахаются от женщины с ребенком. Девочка снова кричит, и по толпе пробегает гневный ропот.

Чувствую, как все вокруг пропитывается ненавистью и страхом: девочка принесла на борт болезнь, мы все заразимся и умрем.

— Ш-ш-ш-ш! — шипит один из членов команды. Кто-то говорит ему о ребенке, и у матроса от испуга вытягивается лицо.

Женщина прижимает девочку к борту и заслоняет собой. Крик становится глуше, слабеет.

Со своего насеста слетает Келли и, приблизившись к матери с ребенком, подает мне знак.

«Шэй, она сжимает своего ребенка слишком сильно!»

«Что?»

«Девочка не может дышать, сделай что-нибудь!»

Протолкнувшись к матери, трогаю ее за плечо. От прикосновения она вздрагивает.

— Дайте мне, — говорю я. — У меня она перестанет плакать; я умею. — Ободряюще улыбаюсь ей, но женщина пугается, словно я собираюсь выбросить ребенка за борт. Похоже, мать уже думала, что кто-нибудь из пассажиров может пойти на такое, поэтому сжимает девочку еще сильнее.

Я прикасаюсь мысленно, стираю страхи и недоверие к себе. Женщина расслабляется, ребенок умолкает на секунду, но потом кричит с новой силой.

Мать передает девочку мне. Я ничего не знаю о детях — полный ноль. Но принимаюсь баюкать ребенка, вызывая в голове вереницу успокаивающих, мягких и радостных мыслей, и это помогает — малышка умолкает.

Поднимаю глаза и вижу на лицах пассажиров все тот же страх и злость. Отвлекаюсь, и девочка, словно почувствовав через меня исходящую от них угрозу, открывает рот, чтобы закричать снова, но вдох получается судорожным, легкие переполняются, и вместо того, чтобы заплакать, она кашляет.

— У нее не абердинский грипп, она просто простудилась. Отойдите! — говорю я окружающим. Девочка снова кашляет, а потом затихает.

Люди вокруг смущенно шаркают ногами; им стыдно. Я отдаю ребенка матери.

Но очень скоро все забывают про девочку, патрули и эпидемию, от которой бегут, и даже про то, куда мы направляемся. Качка становится все сильнее. Судно переваливается с борта на борт; оно взлетает на гребень волны и проваливается, и так раз за разом.

Теперь мы больше боимся моря, чем чего-то еще.

КЕЛЛИ

Иногда я радуюсь тому, какой стала. Очень многие страдают от морской болезни: кого-то рвет за борт, но большинство — на палубу. Даже вдалеке от них я очень довольна, что больше не чувствую запахов.

К рассвету море успокаивается, и это переполненное страданием судно крадется сквозь туман к Шетлендским островам. Обогнув береговой выступ, оно проскальзывает в пещеру.

— Вы, двое. — Один из членов команды показывает на Кая и Шэй. — Вы здесь сходите?

— Да, — отвечает Кай.

— До темноты мы останемся в этой пещере. Скоро вас отвезут на берег.

Команда бросает якорь, потом на воду спускается шлюпка.

— Подожди. — На плечо Шэй ложится чья-то рука; это мать девочки. — Спасибо. За прошлую ночь.

Шэй неловко пожимает плечами.

— Пожалуйста. Надеюсь, вы будете счастливы там, куда едете — в Норвегию, не так ли?

— Да. Вообще-то зависит от моря, так мне кажется, но по плану — в Норвегии. А вы покидаете нас сейчас? Почему?

— У нас тут кое-какие дела.

— Удачи вам.

— Вам пора, — напоминает моряк.

Кай и Шэй спускается по трапу в шлюпку. Остальные машут им, желают удачи, и они машут в ответ. Вода сейчас — как зеркало; после прошлой ночи даже не верится, что это то же самое море.

Шлюпка покидает пещеру, идет вдоль берега. Моряк направляет ее в небольшую бухту.

— Когда будете готовы покинуть эти места, возвращайтесь в ту же пещеру. В ней останавливаются несколько наших судов; не могу сказать, в какие именно дни, это зависит от обстоятельств.

— Как же мы до нее доберемся, не имея лодки?

Моряк неопределенно хмыкает. Кай и Шэй переглядываются.

«Выбрось его за борт и захвати шлюпку».

«Келли!» — Шэй шокирована.

«Пусть добирается вплавь».

«Так нельзя! Она может им понадобиться».

«Она нужна тебе. Кай умеет плавать, а ты нет, судя по переправе через реку».

«Мы где-нибудь найдем другую лодку. Все будет хорошо.

Приблизившись к берегу, моряк заводит шлюпку в небольшой заливчик, весь обрамленный высокими скалами.

— Как же мы заберемся наверх? — спрашивает Шэй.

— Это ваша проблема. А теперь вылезайте.

ШЭЙ

Мы стоим на каменистом берегу. Позади мягко плещутся морские волны; впереди высятся скалы. Слева струится водопад. Справа в скалах видна расщелина — вот где можно подняться наверх, на травянистый склон. Слышны только шум моря да крики чаек. Место уединенное, пустынное — красота.

Кай показывает на расщелину, которую я рассматриваю.

— Поднимемся там?

— Да, но не сейчас.

— Что ты задумала?

— Вон там — помыться, — отвечаю, указывая на водопад. — Вот здесь — поесть. — Я обвожу рукой место на берегу, где мы стоим. — Потом добраться до травки и поспать на солнышке.

Кай улыбается.

— Мне нравится ход твоих мыслей.

А Келли хмурится, скрещивает руки на груди.

«Разве мы не должны двигаться дальше?»

— Келли считает, что нам нужно идти.

— Нам требуется отдых, Келли, и немного сна, иначе толку от нас не будет, — говорит Кай.

«Отлично. Тогда я проверю, как обстоят дела». Темным пятном она уносится вверх по скалам.

— Наперегонки! — восклицает Кай и устремляется к водопаду, на ходу сбрасывая рубашку.

Потом мы лежим наверху, на покрытом травой склоне, и тяжело дышим. Подъем был трудным. Пищи и воды у нас почти не осталось; приходится рассчитывать, что продукты найдутся там, куда идем.

Когда дыхание успокаивается, я поворачиваюсь на бок и, опираясь на локоть, склоняюсь над Каем. Целую его; он отвечает поцелуем раз, другой, а затем, как всегда, медлит, замирает, немного отстраняется и смотрит на меня. Зрачки расширены, сердце бьется учащенно, но он удерживает меня на расстоянии вытянутой руки, словно боится того, что может последовать за еще одним поцелуем.