— Мы не знаем наверняка, заразился ли он; возможно, у него был иммунитет, — замечает мама.

— Еще как заразился, — вмешивается старик. — я видел его больного. Но повесился он не от тоски. Все дело в покойниках — они без умолку говорили у него в голове. И это сводило его с ума — так он мне сказал. Полагаю, у него кончилось терпение.

Мама задает ему еще несколько вопросов. Я вижу, что она не считает разговоры с покойниками возможными и думает, что у Фреда, должно быть, не все в порядке было с головой. Но мне хотелось бы, чтобы Фред не лежал в мешке, а остался жив: может, тогда он смог бы поговорить со мной.

Высадив старика, мы берем курс на армейскую базу.

У Брайсона сигналит рация.

— Да? Ладно. — Он ругается.

— Что случилось? — спрашивает мама.

— Ничего. Не волнуйтесь. Нас поворачивают. Опять. Это незачищенная территория, но там вроде бы все в порядке.

Он очень бдителен и по пути умудряется смотреть сразу во все стороны. Но это всего лишь улица, самая обычная дорога. Ни наваленных в кучи тел, ни людей — полная тишина. Кажется, что сейчас по пустой улице пронесется перекати-поле и ударится в стену дома.

Но, завернув за угол, мы видим автомобиль, врезавшийся в дерево; от двигателя поднимается дым. Мужчина в салоне навалился на рулевую колонку.

— Погодите. Может, он ранен, — говорит мама.

— Я не имею права останавливаться, это слишком опасно, — отвечает Брайсон.

— Но я доктор, могу помочь ему. Остановите, или я открою дверь и выпрыгну.

Брайсон жмет на тормоза.

— Конечно. Замечательно. Почему бы и нет? — Обернувшись, он смотрит на Кая. — Ты останешься смотреть за фургоном. Я прикрою ее. — Он достает пистолет.

Мама выходит из фургона и бежит к разбитой машине. Передняя дверца не открывается, она пробует и открывает заднюю, залезает в салон и осматривает водителя.

Качая головой, она выходит из машины.

— Помогите! — Удар. Какая-то девушка стучит в заднюю дверь нашего фургона.

Брайсон находится между фургоном и мамой. Похоже, он не знает, бежать ему к Каю или оставаться с мамой. Девушка обходит фургон, оказывается у маминой дверцы; она не заперта. Девушка распахивает ее. И вот тогда я вижу нож у нее в руке.

Бросаюсь между ней и Каем. Оставь моего брата в покое!

Она вопит. Она видит меня? Теперь я замечаю, что у нее глаза в крови. Она умирает.

Девушка бьет ножом. Прямо в меня. Странное ощущение — будто надавили. Нож проходит сквозь меня и вонзается в спинку кресла. Вытащив нож, она смотрит сначала на меня, потом на клинок. Кай выскакивает из машины с другой стороны и отбегает.

Брайсон уже оттаскивает девушку от фургона. Она сопротивляется и размахивает ножом.

— Успокойся, никто не причинит тебе вреда, — говорит мама, подбегая к ним, но девушка сама хочет причинить вред и добивается своего — она пробивает комбинезон, и нож вонзается в руку Брайсона. Течет кровь.

Он отпускает ее. Девушка шатается и падает. Ее тело в последний раз выгибается в агонии, потом замирает.

Она умерла от этого. Теперь он тоже умрет.

— Мне жаль, Брайсон, — говорит мама. — Дайте посмотреть.

— Ничего, всего лишь царапина. — Но он понимает, что это значит, и, пожав плечами, снимает костюм.

Мама перевязывает ему руку, чтобы остановить кровотечение, а он смотрит на тело девушки и качает головой.

— Немного похожа на мою подругу, — сообщает Брайсон. — Темные волосы, карие глаза. Она умерла. Моя девушка, я имею в виду. И мать, отец, сестра тоже. Все. Может, теперь встречусь с ними. Но больше всего я расстраиваюсь из-за того, что так и не сказал своей подружке, как ее люблю, а теперь слишком поздно. — Он хватает Кая за руку. — Не затягивай с этим.

Они забираются в фургон.

— Это моя вина, — шепчет мама. — Моя вина. Простите меня.

— Нет, виноваты не вы. Вина на том, кто вызвал эту чуму. Разве не так? Теперь заприте двери, — говорит Брайсон. Он запускает двигатель, и мы уезжаем.

Кай достает телефон, смотрит на экран. Сообщений нет. Он медлит, потом нажимает на вызов.

— Шэй? Что случилось? Где ты? Шэй? Говори! — Кай ругается. Звонит снова. Ждет, ждет. Больше ничего не говорит. Никто не отвечает.

— Что там, Кай? — спрашивает мама.

— Шэй. В первый раз ответила, но голос звучал очень плохо. Она не могла нормально говорить, а потом телефон отключился. Теперь не отвечает.

Мама мрачнеет.

— В той части Шотландии случаев не отмечено. Должно быть, что-то другое.

Он трясет головой, на лице ужас.

— Она больна. Сказала что-то про огни на солнце, как Крейг перед смертью. Я должен ехать туда.

— Кай, тебе нельзя.

— Я должен. У меня иммунитет, со мной ничего не случится.

— Но как?

— Заберу иммунный пропуск, чтобы не задерживали на блокпостах. Поеду на своем байке.

— Но что ты сможешь сделать?

— Я смогу держать ее за руку.

Мама смотрит на него, потом кивает.

Шэй… больна? Этим? Уже умерло столько людей. Теперь и она тоже?

Боль на лице Кая заставляет меня пододвинуться и положить ладонь ему на руку. Пусть она была надоедливой, но зато такой живой — умела говорить глазами не хуже, чем языком. Я почему-то не верила ей так, как Кай.

— Где твой байк, парень? Дома? Ваш район проверен и очищен. — Брайсон сворачивает за угол. — Давай поедем и заберем его. Я нарушу все мыслимые приказы, но что они мне сделают? Расстреляют? — Он хохочет.

По пути Брайсон дает Каю советы касательно его будущего маршрута — какими дорогами ехать, каких избегать. Что делать и что говорить на блокпостах. Когда приезжаем домой, Брайсон отдает Каю его иммунный пропуск.

У мамы бледное лицо. Она обнимает Кая.

— Ich hab dich lieb.

— Я тебя тоже люблю, — отвечает он.

— Обещай, что будешь осторожен, — шепчет она. — Я не могу потерять и тебя тоже.

Мое неназванное имя повисает между ними. Это я потеряна. Мне хочется закричать: «Я здесь, с вами! Я не потерялась!» Но какой смысл, если они меня не слышат?

Когда он садится на байк, я начинаю разрываться на две части. Остаться с мамой? Ехать с Каем? Внутри появляется страх, что кого бы я ни выбрала, никогда не увижу другого.

Пока байк удаляется по дороге, а фургон едет в противоположную сторону, стою в нерешительности. Вскоре они исчезнут из вида. Что мне делать?

Брат уезжает один. Лечу за ним и устраиваюсь на заднем сиденье байка.

Кай оборачивается и машет рукой маме и Брайсону, уносящимся в фургоне с телом Фреда.

«Пока, мама», — шепчу я.

ШЭЙ

Меня мучают жажда и холод. То, что осталось во мне от жизни, скоро угаснет. Я то соскальзываю в сон, то выплываю из него. Грежу наяву или сплю — не могу сказать. Все одно.

В одном из снов звонит телефон. Он у меня в кармане, все время там лежал. Это Кай. Пробую ответить, поговорить с ним. У него настойчивый голос, он хочет знать, где я, что происходит.

Но есть другие вещи, которые мне хотелось бы сказать ему. Что я его люблю. Безумие, правда? Я с ним едва знакома. Но сейчас я почему-то знаю, что правда, что нет, и это — правда.

Но прежде чем я успеваю произнести эти слова, телефон выпадает из моей руки.

КЕЛЛИ

Первые блокпосты начинаются ближе к Ньюкаслу, и они очень похожи на те, которые мы проезжали вместе с Брайсоном. Как и учил Брайсон, Кай снимает шлем и ждет своей очереди; вооруженные охранники в костюмах биозащиты смотрят его пропуск, затем машут, чтобы проезжал.

Но чем ближе к выезду из города, тем больше охранников и оружия, тем больше времени приходится тратить на ожидание.

Когда мы наконец оказываемся на выезде из Ньюкасла, все выглядит очень серьезно. В руках у охранников автоматы на изготовку, они нервные, дерганые. В баррикаде внушительного вида устроен узкий проход. В любую сторону через него может проехать только одна машина зараз.