— Сейчас будут новости; включи-ка телик. Сегодня должны показывать пресс-конференцию.

Она нажимает кнопку под висящим над стойкой древним экраном.

— Последние новости. В Шотландии и Северной Англии расширена зона карантина. Сообщает наш репортер с периметра карантинной зоны.

Репортер в костюме биозащиты смотрит в камеру и рассказывает о новых границах зоны. На экране появляется карта, и официантка ахает:

Это так близко от нас!

Картинка меняется, мы снова в студии.

— Теперь о ситуации в Норвегии. Корабль с более чем сотней беженцев из Шотландии ускользнул от береговой охраны и миновал заградительные кордоны. Нарушители присоединились к массе уже высадившихся на побережье страны. Прибрежные карантинные лагеря забиты до отказа. — Ведущая на секунду отводит глаза от камеры.

— Мы вскоре вернемся к нашему репортажу; сейчас начинается пресс-конференция премьер-министра из Лондона.

Экран заполняет лицо премьер-министра. Она, как всегда, улыбается, но выглядит так, словно в последнее время мало спала.

По бумажке зачитывает подготовленное заявление о вызовах, с которыми мы столкнулись, о том, как они делают все, чтобы найти лекарство от этой ужасной болезни. Потом смотрит прямо в камеру.

— Сохраняйте спокойствие, оставайтесь на местах. Лучшее, что мы можем сделать для прекращения распространения эпидемии, — избегать поездок.

Официантка смотрит на нас.

— Откуда вы вдвоем сегодня приехали?

Все присутствующие в пабе поворачиваются к нам.

— Тут недалеко. Приехали на велосипедах из Авимора, — говорит Каи. Он не лжет, но отправной пункт нашего путешествия не называет.

Посетители заметно успокаиваются. Поблизости от Авимора нигде нет карантина. Нахожу руку Кая под столом и сжимаю ее.

— Значит, собираетесь обратно? — спрашивает полицейский.

— Да, сэр.

Он рассматривает меня, этот полицейский. Я слегка улыбаюсь, стараюсь вести себя обычно, ничем не выдавать испуга.

— Ты из этой местности? — спрашивает он. — Выглядишь знакомо.

' — Я? Нет, из Авимора, — лгу я. — А до этого жила в Лондоне.

Кивнув, он возвращается к своему обеду.

Мне хочется убраться отсюда. Смотрю на Кая, делаю движение глазами в сторону двери. Он слегка покачивает головой. Будет подозрительно, если мы кинемся к двери.

Пробую доесть пирог, но теперь он кажется пресным и сухим, как пыль.

У полицейского звонит телефон. Он забирает недоеденный сэндвич, машет официантке и направляется к двери.

Я облегченно вздыхаю. Снова начинаются новости, на этот раз местные. Почти не обращаю на них внимания, пока очередной репортаж не заставляет меня оцепенеть от страха.

— Продолжаются поиски девушки из Пертшира; ее хотят допросить в связи с убийством из огнестрельного оружия семнадцатилетнего Дункана Макфаддона в Киллине на прошлой неделе.

Слушаю эти слова, и глаза помимо воли смотрят на экран. Там я. Особенно ненавистное мне школьное фото, сделанное в последний школьный год. Изображение занимает весь экран. Наклоняюсь вперед, чтобы волосы упали на лицо, из-под них осматриваю паб. Официантка протирает стол; пожилой мужчина тянет свое пиво. На телевизор никто не смотрит.

Как раз в тот момент, когда мое лицо исчезает с экрана, официантка поворачивается к стойке бара. Она направляется в кухню.

Поднявшись, Кай кладет деньги на наш столик. Мы идем к двери, и я чувствую, как становится влажной моя ладонь в руке Кая.

Выходим из паба.

— Двигайся спокойно, — шипит Кай, удерживая меня за руку, потому что я готова сорваться с места.

Мы выходим из паба. Полицейская машина еще не уехала. Хозяин стоит с телефоном в руке, тыча пальцем в экран. Двигаемся в обход полицейского к нашим велосипедам.

— Подождите! — окликают нас, и я подпрыгиваю. Кай оборачивается — это официантка. — Вы забыли сдачу, — говорит она.

— Оставьте себе. — Кай улыбается и машет ей.

Полицейский кладет телефон в карман. Лицо у него изменилось, оно теперь холодное и серьезное. Взгляд устремлен на меня. Он делает шаг навстречу.

— Шэй Макаллистер?

КЕЛЛИ

Они бегут. Кай и Шэй со всех ног бросаются к той тропинке, по которой приехали на велосипедах. Полицейский бежит за ними и на ходу, задыхаясь, говорит по рации. Но он слишком плотно пообедал в пабе; беглецы отрываются. Петляя между деревьями, они бегут теперь от велосипедной дорожки. Шэй оглядывается, а потом…

Треск.

Она ударяется о нижнюю ветвь дерева. Медленно оседает на землю. За то время, что она падает, Кай почти исчезает впереди, но потом осознает, что Шэй больше не бежит за ним. Он возвращается — как раз в тот момент, когда к ней подбегает полицейский.

«Беги, Кай!» Но брат меня не слышит, он бросается к Шэй.

— Шэй! Шэй! — Лицо у нее бледное, по лбу течет кровь. Она не отвечает.

— Что ты с ней сделал? — бешено кричит Кай.

— Ничего, она налетела на ветку. Не трогай ее. Ты арестован, и она тоже. Подожди секунду. — Не переставая тяжело дышать, он вызывает «Скорую» и подкрепление.

«Беги, Кай, пока не поздно!»

Но Кай только держит Шэй за руку.

ШЭЙ

Я куда-то плыву. Слышу голоса — то громче, то тише, будто кто-то крутит переключатель звука. Мне приподнимают веки — сначала одно, потом другое, светят в глаза ярким лучом, который я скорее чувствую, чем вижу. Потом мое тело движется без каких-либо усилий с моей стороны. Чувствую чьи-то руки — мою голову к чему-то привязывают. Меня поднимают.

Кай с кем-то спорит. Пробую сфокусироваться на том, что он говорит. Хочет ехать со мной? Но потом его голос затихает вдали.

Позже снова слышу голоса. Кто-то называет мое имя, мои веки трепещут и поднимаются. Я в кровати с высокими металлическими бортами. Комната со светлыми стенами. Передо мной женщина в белом халате. Я в больнице? Пробую пошевелиться, поднять голову, но боль тут же взрывается барабанной дробью.

— Лежи спокойно, Шэй. Ты получила сильный удар по голове, и лишних движений лучше не делать. Мне просто нужно задать тебе несколько вопросов.

Не думаю, что мне сейчас хочется отвечать на какие-то вопросы.

— Какой сегодня день недели?

Я озадачена, зачем спрашивать меня об этом?

— Что?

— Какой сейчас год?

Я закрываю глаза, притворяюсь, что снова потеряла сознание, и голоса вскоре удаляются.

В голове пульсирует боль, и все же она не такая страшная, как в те дни, когда я болела. Я смогу справиться с нею. Получится ли вылечить себя, как я вылечила порванное ухо? Отпускаю сознание в свободный полет и пробую проникнуть внутрь собственного тела, но чувствую сильную боль. Не могу. Я устала, мне нужно поспать.

Позже, когда я опять просыпаюсь и осмеливаюсь бросить взгляд из-под ресниц, понимаю, что наступила ночь; в помещении сравнительно тихо, лампы притушены. Я одна.

Сквозь стекло двери вижу кого-то — стоит, будто на страже. Меня охраняют?

Где Кай? Мне нужно выбраться отсюда и найти его.

Но боль в голове все еще колотит в свой барабан. Мысли тяжелые, путаные; в таком состоянии я ни на что не способна.

Когда я до этого случая лечила себя, то просто открылась окружающему миру и сделала все инстинктивно, но теперь ощущение того, что нужно сделать, исчезло. Как мне исправить то, что повреждено, если я не могу сосредоточиться?

Я должна попытаться.

С каждым ударом сердца боль то приливает, то отливает, отзываясь на кровяное давление. Закрываю глаза и погружаюсь в собственную кровь.

Сердце сокращается, гоняя кровь по телу. Красные кровяные тельца спешат ко всем тканям, заменяя диоксид углерода свежим кислородом в веселом безудержном танце; все так и должно быть.

Фокусирую внимание: где боль? Вижу и белые кровяные тельца тоже, и липкие тромбоциты, призванные на заживление раны у меня на лбу. Но кровоизлияние и опухоль под поврежденным участком вызывают сбои в работе клеток крови и приливы боли, которую я чувствую с каждым ударом сердца.