Ученый берет себя в руки.
— Что ж. Проследите за приборами в течение ночи. — Он идет назад к двери в лабораторию.
Я быстро двигаюсь за ним — хочу убраться отсюда. Проскальзываю в дверь, едва не наступая ему на пятки и оставляя позади все эти мешки с пеплом.
В том числе и свой.
10
ШЭЙ
КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ
До начала отсчета 23 часа
Уже поздно ночью я нахожу тропинку к воспоминаниям о том дне и проигрываю его в мозгу заново, словно это происходит сейчас.
Сияет солнце, но в тени деревьев прохладно.
Наблюдаю, как она — темные волосы, красная толстовка — пробирается вниз, мелькая в просветах между деревьями. Она все ближе и ближе.
Хочу крикнуть, чтобы она подождала меня там. Скажу, чтобы садилась на багажник велосипеда, я отвезу ее вниз, отведу в полицию или позвоню Каю. Но ничего не могу сделать. Я парализована, прикована к месту. Вынуждена заново переживать то, что случилось.
В точности так, как случилось.
Она почти вплотную подошла ко мне.
— Привет, ты заблудилась?
— Не пугайся, это всего лишь я. Ты заблудилась?
Она оборачивается. У нее синие глаза, не просто голубые, как у меня; они настолько темные, что почти фиолетовые. Сквозь деревья на то место, где она стоит, падает луч солнца, и что-то сверкает и блестит на ее шее. Ожерелье с подвеской. Я прищуриваюсь: она немного отклонилась от солнечного луча. Подвеска напоминает звезду с расходящимися лучами, но только отчасти. Она не похожа ни на что из того, что я видела раньше, и все-таки напоминает мне о чем-то.
— Нет, — отвечает она, отворачивается и продолжает шагать.
Мне снова хочется бежать за ней, но я оцепенела. Она почти исчезает из виду, прежде чем ко мне возвращается способность двигаться, и я следую за ней к дороге, вверх. Как и в тот день, склоняюсь над рюкзаком, чтобы найти телефон.
В этот раз действительно позвони в полицию, Шэй. Сделай это!
Подъезжает машина.
Она черная, с четырьмя дверцами; это блестящий «Мерседес» с тонированными стеклами. Прищурившись, смотрю на номер, но с места, где я стою на коленях возле рюкзака, он почти не виден за кустами зелени у обочины дороги. Вижу только верхушки букв и цифр. Этого недостаточно, чтобы запомнить номер.
Из автомобиля выходит мужчина.
— Вот ты где, — говорит он. Мужчина стоит вполоборота, и я могу очень хорошо рассмотреть его лицо. Редеющие волосы, лысина на макушке. Волосы темные, не седые. Отсюда трудно судить о его росте, но он невысокий.
Девочка идет к нему, садится в машину, когда он открывает дверь — на заднее сиденье.
Он поворачивается, чтобы занять место водителя, и на долю секунды оказывается лицом ко мне. Я впиваюсь в детали. С трудом сдерживаемый гнев в широко поставленных глазах; маленький шрам возле левого глаза. Вокруг правого — покрасневшая припухлость, словно его недавно ударили и завтра на этом месте будет синяк. На шее — блеск золота.
На переднем сиденье еще кто-то есть; он отвернулся, и я не вижу ничего, кроме силуэта за тонированным стеклом. Но впечатление такое, что это высокий и сильный человек. Еще один мужчина?
Машина трогается и уезжает.
11
КЕЛЛИ
ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ
До начала отсчета 22 часа
Я следую за ученым сначала по одному проходу, потом по другому. Мы приближаемся к проему, в котором установлены двери с двойной системой безопасности. Он проводит пропуском, и дверь открывается. Держусь к нему вплотную — не хочу оказаться в ловушке между двумя дверями и ждать, пока пройдет кто-нибудь еще.
Останавливаемся перед второй дверью; он смотрит одним глазом в устройство рядом с ней. Дверь отъезжает вбок. Прохожу сразу за ним; дверь за нами возвращается на место, и только тогда я понимаю, что мы в лифте.
Ненавижу лифты. Мне не нравится быть взаперти где бы то ни было, но лифты хуже всего. Я дрожу, забиваюсь в верхний угол, но дело здесь не только в лифте. Виновато все это место в целом: длинные коридоры, лаборатории, и куда ни зайдешь — ни одного окна. Нигде. Хочу на волю! Мне не терпится увидеть солнце, небо, деревья, хотя бы даже полумертвый городской сад за забором, разрисованным граффити.
В лифте мы находимся долго. Поднимаемся или спускаемся? Я не чувствую движения, а над дверью не горят номера этажей.
Наконец дверь снова открывается. Ученый выходит, я тенью скольжу за ним, в странный туннель с пластиковыми занавесками. Он шагает под струи — сначала воды, потом какого-то газа, наконец входит в секцию, залитую синеватым светом. Он словно машина, которая движется по конвейеру на автоматической мойке. Закончив, снимает комбинезон, маску, дыхательный аппарат и отправляет все это в какой-то люк. Теперь он выглядит не как пришелец из космоса, а как сварливый старик в мятых брюках и такой же рубашке.
Пригладив одной рукой волосы, он смотрит в устройство уже возле другой двери. Она отъезжает, и мы вступаем в большой зал.
Наконец-то открытое пространство, пусть даже без окон. Чувствую, паника ослабевает. Здесь множество людей, и ни одного в комбинезоне. На всех обычная одежда; кто-то в модной юбке, кто-то в деловом костюме; некоторые в белых куртках поверх одежды, а на других спецовки и сапоги. По стенам — огромные мониторы, в самом зале полно рабочих столов с компьютерами, стоящими напротив мониторов. И постоянный гул голосов, оживление.
— Ага, вот и ты. Я уже начала думать, что не успеешь вовремя даже ради такого случая, — говорит женщина в белом халате тому ученому, за которым я шла.
— Задержали, — отвечает он. — В склепе произошел температурный скачок. Я ничего не пропустил?
— Нет. До облучения осталось две минуты, — сообщает она.
Постепенно голоса в помещении стихают. Огромные электронные часы над мониторами отсчитывают последние шестьдесят секунд. Пока они длятся, зал погружается в абсолютное молчание.
3… 2… 1…
Кажется, все затаили дыхание и смотрят на центральный экран.
Затем раздается слабое бип! в центре экрана мелькает короткая яркая световая вспышка.
Все радостно кричат. Возбужденно поздравляют друг друга, жмут руки. До меня долетают обрывки фраз: «.Еще один успех… Я всегда так волнуюсь… Мы снова сделали это…»
Это все из-за вспышки на экране?
В стороне несколько озабоченных лиц; они наблюдают за другими компьютерными мониторами. Там разгорается жаркая дискуссия, я подплываю поближе — подслушать.
— Видишь? Все прекрасно. Нет необходимости в отключении. Система контроля годится для еще пяти запусков…
— Задержка столкновения. Проверить сектор двадцать четыре.
— Нет необходимости. Показания свидетельствуют, что…
— Просто сделай это.
Несколько человек из тех, что в спецовках, выходят за дверь. Я из любопытства выскальзываю за ними.
Они шагают по еще одному бесконечному коридору, ворча и переругиваясь между собой. Куда бы их ни послали, они этому совсем не рады. В полу встречаются крышки люков. Люди в спецовках идут все дальше и дальше и наконец останавливаются у одного из них.
Первый из рабочих наклоняется, проворачивает и поднимает крышку. Бормочет себе под нос, что этого нельзя делать во время облучения. Другой техник смотрит широко раскрытыми глазами. Они спускаются в люк и оказываются на лестнице, по которой спускаются вниз, все ниже и ниже. Я проплываю мимо них.
Там, где лестница заканчивается, расположен еще один изогнутый туннель, но он намного больше. Внутри егогромадная конструкция, которая тоже изгибается вслед за стенами. Она похожа на гигантского металлического червя, прогрызшего себе ход в земле, — круглого, с оборудованием, подвешенным под брюхом по всей длине.