— В Эдинбурге. Работает в университете. Можешь приехать завтра?

— Да. Завтра — без проблем. На автобусе доеду от школы до Стерлинга, там сяду на поезд до Эдинбурга и встречусь с тобой на вокзале. Договорились? — Я протягиваю ему ладонь.

Кай медлит, потом берет мою руку и пожимает ее.

— Ладно. Договорились, — произносит он и задерживает мою ладонь дольше, чем того требует рукопожатие. Его пальцы переплетаются с моими, ласково сдавливают и, наконец, отпускают.

Сквозь листву на нас падают дождевые капли, но Кай будто не замечает. Он выходит под дождь, смотрит вверх, подставляя струям лицо, и хохочет.

Проглядывает солнце; через несколько секунд в нарушение всех традиций дождь заканчивается. Резкая перемена происходит и в Кае: теперь, когда он решил, что делать, напряжение пропало.

Мы едем дальше, но уже более осторожно, потому что по дорогам бегут ручьи.

КЕЛЛИ

Хлопает парадная дверь.

— Привет! — доносится оттуда. Это мой брат, это Кай!

Он заходит в гостиную, и я жадно смотрю на него. Высокий; он такой высокий! Наверное, вырос с последнего раза, как я его видела. Он поворачивается, светлые пряди в волосах ловят солнечный свет. Кай снимает свою байкерскую куртку и кладет на стул.

— Привет, — говорит он Мартину, который все еще сидит на диване и с набитым ртом отвечает на вопросы викторины.

— Где ты был, Кай? — спрашивает мама, и Кай идет к ней, к столу.

— Нигде, — улыбаясь, отвечает он.

— Мне не нравится твой взгляд. Скажи, что ты не попал в неприятности.

— Если хочешь знать, я был в далекой поездке. С девушкой. Ты довольна?

Мама очень удивлена. И я тоже. У Кая есть подружка?

— Я могу познакомиться с этой девушкой? — спрашивает мама.

Брат пожимает плечами.

— Думаю, когда-нибудь сможешь. Завтра я уезжаю тоже с ней. — Он глядит на мамину тарелку голодными глазами. — Выглядит аппетитно.

При перемене темы мама поднимает бровь, но сдерживается.

— Я старалась, еще не остыло.

Кай идет на кухню, а я за ним следом, смотрю, как он накладывает ужин на тарелку, несет в гостиную и усаживается на стул перед телевизором. Я устраиваюсь у стула, возле его ног. Если у него свидание, значит, и у меня тоже.

Передают новости, и мама, услышав что-то, поднимается из-за стола, подходит к стулу Кая и останавливается рядом, смотрит на экран.

— …И доктора предупреждают тех, кто входит в группы риска, сделать прививки от гриппа; но сможет ли обычная вакцина защитить от этого нового штамма? Мы передавали сообщение из Абердина.

На экране появляется другой репортер; он стоит перед больницей.

— В Абердине сегодня снова закрыты школы; чиновники от медицины продолжают выражать озабоченность эпидемией нового гриппа, охватившей город.

Кай поднимает взгляд от тарелки.

— Не припомню, чтобы раньше из-за гриппа закрывали школы.

Мама шикает на него, но репортер уже исчез.

— Очень короткий репортаж. И без подробностей, — говорит она.

Мартин кладет свою вилку.

— Я слышал, дела обстоят хуже, чем они рассказывают.

— Ты слышал? Откуда?

— У меня приятель на временной ставке научного сотрудника в Университете Абердина. Они звонили в армию, чтобы вояки организовали карантин всей округи, но это держится в тайне. Боятся паники и того, что люди начнут разъезжаться и распространять заразу дальше.

У мамы очень серьезное лицо. Повернувшись, она идет к телефону в передней и быстро набирает номер.

— Это доктор Соня Танзер. Мне надо поговорить с доктором Лоусоном.

С минуту она ждет.

— Алло, Крейг? Да, это Соня. Скажи, что на самом деле происходит в Абердине?

Некоторое время она слушает. Несколько раз переспрашивает. Наконец прощается и вешает трубку.

Делает большие глаза и покачивает головой из стороны в сторону.

— Мама? — говорит Кай. — Что такое?

— Хороший вопрос. Что такое? Они не знают. Мой друг Крейг работает в департаменте здравоохранения Англии; он на связи с руководством охраны здоровья Шотландии. Многого он не сумел мне рассказать, но то, что рассказал, вызывает сильную тревогу. Большое количество людей умерло, и гораздо быстрее, чем от любого гриппа. — Она качает головой. — За выдумкой про грипп что-то скрывается, но что?

Кай с Мартином глядят на нее.

Он сказал мне оставаться на связи, так как я могу понадобиться. Они собирают консультативную группу, что-то вроде того. Чтобы решить, к какой категории отнести ситуацию, и организовать взаимодействие Англии и Шотландии. — Мама возмущенно передергивает плечами. — Политики! Вот что им нужно от науки, и нужно прямо сейчас. Определить, с чем мы имеем дело и как с этим справиться, прежде чем оно распространится. Очень просто. — Она щелкает пальцами.

Если бы я могла говорить так, чтобы она услышала, я бы ей все рассказала.

Значит, оно вырвалось? Должно быть, так. Вырвалось из подземелья на Шетлендах и вместе с ранеными и умирающими, спасенными с островов, попало в Абердин.

Многие люди умрут, и они ничего не смогут сделать.

ШЭЙ

Как бы мне хотелось учиться в Эдинбургском университете! Вот только бы выбрать один предмет из множества тех, что здесь преподают. Но как принять решение? Я действительно хочу понять квантовый парадокс с котом Шредингера — как он может быть одновременно и живым, и мертвым, пока не открыли ящик? Хочу знать, как все работает в моем теле, начиная с крови и сердца и до клеток мозга; как взаимодействуют между собой гены, определяя неповторимую уникальность каждого отдельно взятого человека. Я хочу знать все. Как же мне сузить рамки до изучения одного предмета?

В школе у меня постоянно неприятности из-за недостатка внимания — говорят, что я все время на что-то отвлекаюсь и никогда ни в чем не добьюсь успеха. И какой смысл поступать в университет, когда не знаешь, на чем сосредоточиться?

Но если бы пришлось выбирать, то Эдинбург мне определенно нравится, особенно когда я проношусь по нему на заднем сиденье байка Кая. И, как не устает повторять мама, если бы мы прожили здесь достаточно долго, чтобы меня посчитали шотландкой, поступить в университет было бы не так сложно. Хотя, думаю, меня подведет акцент.

Похоже, Кай знает, куда мы едем.

Он въезжает на территорию кампуса университета, расположенного высоко над городом, и паркует байк. Мы направляемся к старому зданию. Со стороны оно напоминает многоквартирный муниципальный дом.

Не доходя до двери, Кай останавливается и поворачивается ко мне.

— Вообще-то, раз уж ты здесь, то, может быть, и пригодишься.

— Вот как? Могу пригодиться? Ну спасибо.

— Мне сказали, чтобы я никогда больше здесь не появлялся, а за дверью маячит кое-кто, кто может узнать меня и вызвать охрану. Но если я буду держаться позади, а ты отвлечешь внимание расспросами или как-то еще, то, возможно, меня и не заметят.

— Почему тебе запретили сюда приходить?

— Наверное, я был слишком зол в последний раз.

— Ага, понятно.

— И они вполне могли вызвать полицию.

— Тебе предъявили обвинение?

Он смотрит смущенно.

— Нет. Не в тот раз.

— Понимаю. — Я качаю головой. — И не сегодня, ладно? Скандал нам не поможет.

— Конечно. Сегодня требуется спокойный и разумный подход.

— А какой подход ты собирался использовать, если бы я с тобой не поехала?

— Ну, я собирался забраться внутрь через заднее окно.

Закатываю глаза.

Ждем, пока группа студентов не подходит к двери, и следуем за ними. Отвлекаю администратора, заявив, что я пришла на встречу с аспирантом, имя которого мне назвал Кай, и спрашиваю, куда мне пройти, пока Кай проскальзывает через вестибюль. Легко и просто.

Иду за Каем по лестнице, расположенной в конце холла.

— Он на четвертом этаже, — говорит Кай.