Офицер в не таком уж высоком чине, сидящий рядом с мамой, делает несмелое движение.

— Извините, что вмешиваюсь. Доктор Танзер, когда произошла вспышка, я со своей группой сдерживания патрулировал город. Центральный Ньюкасл, район университета, в котором вы работали, и Джесмонд вошли в зону карантина. Докладывают, что более девяноста процентов жителей в этих кварталах к настоящему времени умерли. У вас наверняка иммунитет.

Слышу, где-то в стороне потрясенно вздыхает Кай. Мама застывает на своем стуле, но по ее лицу не скажешь, что она шокирована.

Мама:

— Если нам неизвестен возбудитель инфекции, как мы остановим ее распространение, как будем с ней бороться?

Лондон:

— Правильно. Это направление исследований должно получить приоритет.

ВОЗ:

— Итак, мы имеет дело с эпидемией, но мы не знаем, как бороться с ней и как ее предотвращать. Следовательно, существует вероятность гибели девяноста пяти процентов мирового населения.

Лондон:

— Точно.

Мама:

— Пока что нам нужно найти закономерности. Отразить все случаи на карте. Посмотреть, какие можно выявить связи. Это наверняка поможет сдержать эпидемию и идентифицировать ее.

Эдинбург:

— Сообщения их разных мест весьма неполны, но мы делаем, что можем.

Лондон:

— Доктор Танзер, вы можете навестить пациента в Ньюкасле, который заразился, но, как сообщают, выжил? Мы вышлем вам иммунный пропуск, и вы сможете перемещаться.

Мама:

— И еще один для моего сына. Ему восемнадцать. Он всю ночь помогал больным и носил мертвых, как и я. Я хочу, чтобы он ездил со мной.

Лондон:

— Мы вышлем вам эскорт, как только возобновим поставки костюмов биозащиты.

Мама:

— Я хочу, чтобы он отправился со мной, потому что могу заняться этим прямо сейчас, а потом вернуться и проанализировать все, что мы узнаем.

Лондон:

— Минутку. — Следует пауза, председатель отводит взгляд от камеры. Потом поворачивается к нам. — Очень хорошо. После полудня у вас десантируется подкрепление, и вы получите пропуска.

Эдинбург:

— А тем временем, доктор Танзер, я предлагаю вам хоть немного поспать.

Группы прощаются друг с другом, и экраны гаснут.

Кай подходит к маме и обнимает ее. Они не могут ни видеть, ни чувствовать меня, но я тоже иду к ним и обнимаю обоих.

Они горюют о людях, которых знали и которые теперь умерли. Я радуюсь, что мама с Каем не заразились и им не придется испытать всю эту боль; у них иммунитет, так что это им не грозит.

Но мне и грустно тоже. Если бы они заболели, то могли бы стать такими, как я. И даже если бы не стали, то перед самым концом увидели и услышали меня. Теперь, когда я знаю, что у них иммунитет, мне в голову приходит мысль, что они больше никогда не увидят и не услышат меня.

ШЭЙ

Снова зашло солнце.

Мама показывает мне разное из своей памяти, из своего прошлого.

В том числе и мужчину, с которым она танцевала — с той фотографии, что она прятала, — и которого я узнала. Доктор Алекс Кросс. Он вскружил ей голову — скорее в переносном, чем буквальном смысле. Было в нем нечто такое, и она не смогла устоять.

Его глаза чистого синего цвета. С туманной поволокой и какой-то магией. Я становлюсь ею, он обнимает меня, и мы танцуем. И она падает, кружась, в пламя…

Я выскакиваю из ее памяти. Есть вещи, которые не нужно знать о своей матери.

Потом, поняв, что беременна, она убежала — оставила Шотландию, чтобы оказаться подальше от него. Она начала понимать, что с ним что-то не так. Не по отношению к ней, но в более общем смысле: внутри его скрывалось что-то плохое.

Да. Отчим Кая, которого он ненавидит, — мой отец.

Ей помогла тетя Эдди. Замечательная тетя Эдди, после смерти оставившая нам свой дом. Та, что писала стихи об озерах и пела птицам.

Мы не возвращались в Шотландию, пока мама не узнала наверняка, что Алекс не владеет больше домом на озере: его бывшая жена получила особняк по соглашению о разводе. Вот почему она находилась там со своею дочерью Келистой.

Я испытываю шок, складывая все воедино: получается, что у Келисты и у меня один и тот же отец. Она моя единокровная сестра.

Нет. Мой отец даже не знает обо мне.

Случайный фанат на концерте группы The Knack был маминой историей прикрытия.

Неужели она не могла придумать чего-то получше?

Что может быть лучше, чем оказаться зачатой на рок-концерте?

Мы приходим к выводу, что не сможем согласиться друг с другом в этом.

Мы то погружаемся в воспоминания и сны друг друга, то выплываем из них.

КЕЛЛИ

На стене гигантская карта с цветными булавками. Синие обозначают отдельные случаи заболевания. Красные — десять и более. Черные — сто и более. Ньюкасл, Абердин и Эдинбург усеяны черными так, что самих городов на карте не видно.

— Это просто бессмысленно, — ворчит мама и произносит что-то по-немецки. Не знаю этих слов, но по выражению ее лица могу понять, что она ругается.

Кай здесь же, дремлет в кресле.

— Может, смысла будет больше, если ты поспишь?

— Сколько людей умрет, пока я сплю? Разве я смогу уснуть?

Кай выпрямляется.

— Расскажи мне. Что бессмысленно? — просит он, и мама с досадой смотрит на него. — Может, если ты опишешь проблему вслух, то увидишь ее яснее?

Она кивает.

— Ладно. Похоже, это минует целые поселки или задевает их слегка, как Данбар, Алнмут. — Мама показывает их на карте. — А другие… В Ньюкасле сейчас хуже, чем в Абердине, где все началось. Почему в одних местах это распространяется так быстро, а в других медленно?

Кай встает и рассматривает карту.

— Это может быть связано с движением поездов?

— Что ты имеешь в виду?

Он показывает.

— Если ехать из Абердина в Ньюкасл, то останавливаешься в Эдинбурге; Абердин, Эдинбург и Ньюкасл поражены сильнее всего. Кай изучает карту. — И многие очаги небольших вспышек расположены вблизи железной дороги, проходящей вдоль восточного побережья.

Усталость покидает мамины глаза; лицо ее оживляется по мере того, как она всматривается в линию железной дороги, пролегающую между булавками.

— Тогда получается, что множество людей, пользующихся этим маршрутом, заразилось? Но они наверняка ездят и по другим направлениям. Почему же эпидемия не распространяется дальше? Если только… — Она хватает Кая и обнимает его. — Ты гений, я это всегда говорила.

— Ну конечно! Только не мне.

— Все это имеет смысл только в том случае, если существует лицо или группа лиц, которые являются носителями и ездят этим маршрутом. Они побывали в Абердине: первая вспышка. Потом в Эдинбурге — вторая; но они не могли находиться там долго, потому что очаг заражения в этом месте более ограниченный — район университета и железнодорожного вокзала. А потом Ньюкасл, и происходит самая сильная вспышка, потому что они остались здесь. Поэтому зараза не распространилась дальше на юг, если не считать спорадических немногочисленных случаев. Что, если существует «тифозная Мэри»?[10]Тот, кто является носителем инфекции, но сам не заболевает? В тех местах, где он останавливается, заражение распространяется быстро, напрямую от носителя; в других, где оно передается через прочих инфицированных, процесс распространения идет по-другому, медленнее. Поскольку инфицированные погибают быстро, эти случаи легче всего локализовать с помощью карантина.

Она пристально смотрит на карту.

— Но если существуют «тифозные Мэри», как ты их называешь, почему они сами не умирают? — спрашивает Кай. — У них иммунитет? У нас с тобой иммунитет, но мы, кажется, никого не заражаем.

— Те, у кого иммунитет, как у нас, не являются носителями. Это было установлено: они находились среди зараженных, многие из которых позже умерли и, следовательно, не обладали иммунитетом. Носитель, о котором мы сейчас говорим, должен обладать совершенно особыми качествами. Теперь нам нужно определить, где произошел самый первый случай заражения; выяснить, кто побывал там, а также в Эдинбурге и теперь находится в Ньюкасле.