— Только дай мне ответить ему. — Я набираю: «Старшая школа Макларена», прикидываю время на то, чтобы сменить школьную форму на повседневную одежду, и пишу про перекресток возле школы. Колеблюсь, потом заканчиваю сообщение: «Ш.;-**», И нажимаю отправить.

Иона смотрит через мое плечо и завывает от смеха.

— Что?

— Ты слишком торопишься, Шэй.

— О чем ты?

— Автокоррекция. Она изменила твой текст. — Она хохочет так, что не может говорить, и у меня сердце ухает в желудок.

Смотрю на дисплей. Мое сообщение заканчивается словами: «увидимся Секси».

— О. Боже. Мой. — В ужасе гляжу на Иону.

— Прости за хохот. Просто это… это так… — И она сотрясается от неудержимого смеха.

— Мне нужно отправить еще одно сообщение и объяснить, что это была автокоррекция?

Она пожимает плечами.

— Это привлечет его внимание. Может, он и не заметил.

— Я не могу так оставить, не могу. — Задумавшись на секунду, отправляю: «Там должно быть «Ш.:-**».

Через секунду мой телефон сообщает: Проклятие.

Иона опять заглядывает через плечо.

— Он с тобой флиртует, вот что.

— Нет. Просто шутит.

— Он так флиртует, — настаивает Иона. — Ладно. Пожалуйста, всю историю.

— Ты должна пообещать, что не поместишь это ни в школьную газету, ни в свой блог, ни куда-нибудь еще. — У Ионы есть блог под псевдонимом «Встряска», и она, как начинающий журналист, в вечной погоне за сенсациями.

Иона вздыхает, крестит себе пальцем сердце.

— Обещаю. Теперь давай.

И я рассказываю, начиная с того, как ударила Дункана коленом в магазине — эта сцена вызывает у нее огромное удовлетворение, и она снова и снова заставляет меня описывать, как он рухнул на пол, — и заканчивая обнаружением листовки, звонком Каю и последующими событиями. Но еще я заканчиваю историю прощальными объятиями с Каем в кафе. Опускаю то, как Дунан меня схватил, как Кай избил его, а потом отвез меня домой и сидел, держась за мою руку. Некоторые вещи я хочу сохранить для себя, чувствую в этом потребность.

— Значит, на снимке в газете тот самый человек, с которым ты видела сестру Кая?

— Да.

— И твое любовное свидание включает визит и разговор в полиции? Не самое приятное место для встречи.

Я закатываю глаза.

— Точно.

— Снимок из газеты еще у тебя?

Достаю из кармана кусок газеты и протягиваю Ионе. Она изучает фотографию.

— Какая досада, что он мертв. На вопросы покойники не отвечают.

В этот вечер, когда брат Ионы увозит ее и мама возвращается домой, мы садимся вдвоем перед телевизором и ужинаем. Новая привычка, появившаяся после катастрофы на Шетлендах.

На экране продолжают выдвигать предположения о том, что могло вызвать взрывы. Как раз перед тем, как нефтехранилище взлетело на воздух, в районе отметили сейсмическую активность. Но рассказы некоторых очевидцев указывают на то, что взрывы начались где-то еще, не в хранилище, и эксперты спорят о том, могло ли землетрясение вызвать разрушения такого характера. Далее следуют исполненные трагизма сообщения о погибших, истории чудесного спасения и героизма спасателей, за которыми так любят охотиться репортеры.

Затем новости из Абердина:

— Только что стало известно о случаях заражения новым, особо опасным штаммом гриппа, сообщают из Абердина. С завтрашнего дня в качестве меры предосторожности в регионе закрываются школы. Людям рекомендуют без крайней необходимости не совершать поездки в данный район.

Мама качает головой.

— Уж не поэтому ли ничего не слышно от Дэйви? Может, они все заболели гриппом? — У нее озабоченное лицо.

— Ну и что, даже если и заболели. Сколько раз я болела гриппом? — Кажется, ко мне устремляются бациллы со всей округи. Хуже всего свиной грипп. — Уверена, с ними все будет в порядке.

Мама продолжает беспокоиться.

— Я прямо сейчас поддержу твою иммунную систему специальной микстурой.

— Нет… не надо специальных микстур! — Мама не доверяет обычным лекарствам, а у ее «специальных микстур» чудовищный вкус. — Лучше я заболею гриппом.

— Ты выпьешь, и я тоже.

Через минуту она возвращается из кухни с двумя стаканчиками темно-зеленой слизи в руках.

Увидев их, я понимаю, что битва проиграна, и чокаюсь своей стопкой с маминой.

— До дна! — провозглашаю я и разом проглатываю, чтобы меньше чувствовать вкус, а потом начинаю давиться, падаю на пол и корчусь.

— Ты глупая девчонка. — Мама протягивает руку. Я подчиняюсь, и она помогает мне встать; потом мы садимся рядом на тахту. Новости продолжаются — снова о Шетлендах. Пожары бушуют на суше и на море, на нефтяных платформах. Речь идет об экологической катастрофе, и с других островов архипелага, не только с главного, на всякий случай эвакуируют людей.

Мама вздыхает.

— Сначала Шетленды, теперь какой-то новый грипп в Абердине. Беда не приходит одна. Что еще ждет Шотландию?

КЕЛЛИ

Вот наш дом; мой дом. Но вокруг него ничего знакомого, совсем ничего.

С работы мама ехала на велосипеде. Свернула по указателю с надписью «Джесмонд», потом катила по зеленым улицам и остановилась перед этим домом, стоящим по центру длинного ряда таких же домов с террасами. Пристегнула велосипед к решетке, ограждающей садик перед домом.

Открыв парадную дверь, мама снимает шлем.

— Эй! — зовет она.

Я не жду, пока кто-нибудь откликнется, — влетаю в дом, потому что мне не терпится увидеть любимого брата, как раньше не терпелось увидеть маму.

Но когда я оказываюсь в гостиной, там только один человек, и я его не знаю. Неужели я могла забыть, как выглядит Кай? Но нет — фото на мамином столе совпадает с тем, что я помню. Это не мой брат.

Теперь в гостиную входит мама.

Привет, Мартин, — говорит она. — Удачный день?

Мартин поднимает взгляд от компьютера, кривит лицо.

— Медленно продвигается.

— Ничего, продолжай; все получится. Где Кай? Ты его видел? — спрашивает она, и на лбу появляется морщинка.

— Он утром сорвался куда-то на своем мотоцикле. Еще не вернулся.

Мама садится, и они говорят о какой-то научной работе, которую пишет Мартин. Он похож на студента, снявшего здесь комнату, — из тех, кто уже сам стал доктором, — и их беседа мне быстро надоедает.

Отправляюсь на разведку.

В доме четыре спальни. Одна, похоже, мамина, на самом верхнем этаже. Рядом с ней комната поменьше. Она оформлена в красно-белых тонах. Здесь на полках детские книжки, в шкафу одежда для девочки. Моя спальня? Должно быть.

Этажом ниже еще две спальные комнаты. В одной полно книг — наверное, в ней живет студент, сидящий внизу. Другая, скорее всего, принадлежит Каю. На стенах плакаты с мотоциклами, с потолка свисают модели байков. В углу свалена в кучу футбольная форма. В полном беспорядке, словно ему до нее нет дела.

Снова оказываюсь внизу; мама чем-то гремит на кухне. Иду назад в гостиную. Студент оставил свой ноутбук и включил телевизор. Устраиваюсь рядом с ним. Он смотрит какую-то викторину с вопросами, на которые ни один нормальный человек не знает ответов, и громко выкрикивает их вслух.

На стенах фотографии — мамины, Кая, мои. Плыву к ним, рассматриваю, впитываю в себя.

Вот Кай с грязным лицом и футбольным кубком — ему, наверное, лет десять. Молодая мама в смешной черной мантии и такой же шапочке. Рядом с ней пожилая чета; они просто сияют. Мои бабушка и дедушка? Дальше детские снимки. Мы с Каем вместе в разном возрасте.

Стараюсь заполнить все уголки памяти, разложить эти старые воспоминания по полочкам, как новые: «Вот кто я такая».

Нет, это не совсем верно. Вздыхаю, охваченная грустью. Мартин ест свой ужин перед теликом, а за столом, где сидит мама, пустые стулья; она ужинает одна. Может, вернется Кай, тогда он займет одно место, но мой стул навсегда останется пустым. Даже если я сяду на него рядом с ними, они так и не узнают, что я здесь.