— Аминь! — Опять прогремели тысячи собравшихся и расположившихся в долине людей.

— А теперь, всадники-богатыри, мое слово к вам. Я изложу вам условия сегодняшнего праздничного улака, а вы слушайте внимательно, чтобы потом неукоснительно соблюдать изложенные условия… Тогда и для зрителей это будет красивое зрелище и вы сами получите удовольствие от состязания. И вы будете рады, и мы будем рады, и аллах будет рад. И доволен останется достопочтенный и щедрый хозяин праздника, и он же покорный ваш слуга, и он же раб всемилостивейшего и всемогущего аллаха — мулла Маматбай.

После этих слов говоривший воздел руки к небу.

По условиям, высказанным этим распорядителем в лисьей шубе и матово-серебристой чалме, устанавливались три приза: одна кобыла, один бык и один верблюд. На дранье выбрасывается туша козла. Кто из наездников отнимет его у других и донесет до установленного знака на расстоянии версты, тому и достанется приз.

Все, что говорил распорядитель, стоящий на деревянном помосте, касалось в первую очередь участников состязаний, но оказалось невозможным остановить и всеобщее возбуждение и шум. Наездники тоже пришли в возбуждение, кони их горячились. Тот конь, осажденный уздой, пятился назад, тот высоко вскидывал голову, кроме того, каждый всадник старался протиснуться поближе к чортахте. Наездники оттирали друг друга, стремясь занять положение, из которого удобнее будет поймать брошенную в толпу состязающихся тушу козла. Каждый будет стремиться поймать эту тушу первым, ловко подложить ее себе под ногу и прорываться с ней сквозь живую стену противников.

Вот двое йигитов, в светло-коричневых каракулевых шапках, в красных халатах, подпоясанных зелеными шелковыми платками, встали на краю помоста и начали раскачивать белого козла с обрезанными ногами и головой. Все наездники, держа камчу в зубах и протягивая вперед руки, рванулись к чортахте.

— Сюда!

— Сюда бросай!

— Мне бросай, долгих лет твоим сыновьям! Джигиты еще раз качнули козла что было сил и с возгласом «Аллах-и-акбар!» бросили безголовую и безногую тушу в толпу.

Козел угодил в объятия всадника на темно-сером коне. Наездник, ловко подставив грудь козлу, ударил, коня камчой. Десятки всадников спереди, сбоку, сзади, протягивая руки, голодными волками набрасываясь на темно-серого коня, начали отнимать козла. Но овладевший козлом наездник был не одинок. Впереди него другой всадник тянул за узду его темно-серого коня. Оказавшиеся по бокам темно-серого скакуна наездники не подпускали остальных. Один всадник сзади понукал коня, ударяя его камчой по крупу. Скакавший в окружении сотен коней и всадников карабаир темно-серого цвета головой отталкивал противников и стремился могучей грудью пробиться сквозь толпу.

Соперники тоже не бездействовали. Они со всех сторон нападали на карабаира, преграждали ему путь, протягивали руки, громко понукали своих коней, отчаянно стремились завладеть козлом.

Наконец темно-серый карабаир, собравшись с силами, резко рванулся вперед. То ли от непрестанных ударов камчой по крупу, то ли и у него взыграла душа и проснулся азарт, он, вскинув уши, оскалившись, с горящими глазами и что называется, забивая ногами гвозди в землю, пошел ломить напрямик, могуче заржал, прорвался сквозь неистово кричащую и визжащую мешанину из коней и всадников и вырвался на простор.

Зрители восторженно завопили. Они издалека подбадривали всадника на темно-сером коне, орали как могли, свистели, визжали и улюлюкали. Но если бы находиться среди зрителей, то в невообразимом гвалте и шуме можно было бы различать отдельные членораздельные слова и фразы.

— Босимбек-палван![43]

— Жми!

— Держись, Босимбек-палван!

— Это же не кто-нибудь, а сам Босимбек-палван, прославленный Босимбек-палван на своем Байчибаре! Не родился еще тот наездник, который мог бы отобрать у него схваченного козла.

— И не скоро родится.

— Так-то так. Но смотрите, сколько у него противников сегодня. Нелегко придется Босимбеку.

— Да, тут лев схватился со львами.

— Вот правильно ты сказал…

— Как мужчина сказал…

— Поглядите-ка на рыжего коня, он загородил дорогу…

— Эй, ты! Ты зачем загораживаешь дорогу! Если силен, то сумей отнять козла!

— Куда ему отнять! У Босимбека пальцы железные, руки как клещи…

— Не ругайтесь, друзья! Это же — улак, это только для сильных.

— Какой сильный не будь, а один в поле не воин.

— Да, если бы не сообщники, никакой Босимбек ничего бы не мог добиться.

— Не будь защитников, противники давно бы разодрали не только козла, но и Байчибара с Босимбеком.

— Да, они заранее сговорились…

— Еще вчера сговорились…

— На таком улаке, если не объединиться вчетвером — впятером, то и нечего делать.

— Милостью аллаха победит сегодня Босимбек на своем Байчибаре.

И правда, упорному, сильному и умелому Босимбеку-палвану удалось вырваться из толпы, прорваться из окружения отборных карабаиров, молодых текинцев, опытных и цепких наездников. Но это была еще не полная победа, а только две трети победы. Теперь Босимбеку с прижатым к груди козлом надо было уйти от погони и донести ношу до обозначенной цели. А ведь скачущие по пятам и вокруг всадники с пустыми руками не будут созерцать со стороны, как Босимбек несет к заветной черте козла. Стоит только одному скачущему достать до него рукой, вцепиться, замедлить на мгновение скачку и тотчас десятки других всадников клубком обовьются вокруг счастливчика, которому победа казалась такой близкой. Честь и ревность — вот два главных чувства, владеющих здесь людьми, да, пожалуй, доступны эти чувства и животным. Вот почему темно-серый конь под Босимбеком, хотя и был весь в мыле, собрался с последними силами и последним рывком ушел от преследующих, достиг черты. Босимбек сбросил на землю уже ненужный улак и тот шмякнулся так, что конь остановился и замер на мгновенье и только потом уж легко и грациозно понес наездника назад к помосту и к зрителям.

Тысячи зрителей кричали, приветствуя победителей (в равной степени — всадника и коня), но как бы ни кричали они, если бы их оказалось в сто раз больше и если бы кричали они в сто раз громче, все равно было бы мало, чтобы воздать должное героям улака. Их подвигом восхищались не только зрители, но и все соперники, не добившиеся успеха.

Наездники передавали усталых коней владельцам. На потных конях растягивали подпруги, и каждый владелец или конюх, отведя коня в сторону, прогуливал его, водя в поводу до тех пор, пока не обсохнет, пока не выравняется у него дыханье, пока не придет в себя.

Между тем кони для второго круга состязаний уже были готовы и поджидали наездников. Тут был двойной тщательный выбор: коневоды выбирали наездников, а наездники выбирали коней. Каждый коневод мечтал, чтобы на его коне скакал опытный, а тем более прославленный наездник. Каждый наездник заинтересован в опытном, сильном и ловком коне. Но, оказывается, всего этого мало для успеха. Надо, чтобы между конем и наездником возникло взаимопонимание и установилась внутренняя связь. Конь и наездник должны слиться в одно и понимать друг друга не то что с полужеста и с полуслова, но внутренним чутьем заранее, прежде жеста и слова.

Сначала имелось в виду, что призом второго круга будет бык, но Маматбай, как видно, изменил свое решение, и распорядитель с помоста провозгласил:

— Великодушный и щедрый Маматбай ставит призом второго круга верблюда. Пусть храбрые и сильные покажут свою храбрость и силу. Пусть конь, имя хозяина коня, а также имя наездника прославятся среди людей до Самарканда в одну сторону и до священной Бухары в другую сторону. Да удостоятся эти имена слуха самого повелителя правоверных. Пусть слава о них разнесется до самых отдаленных краев! Иншаллах!

— Иншаллах! — возревела толпа.

Снова показались на помосте те самые рослые джигиты в светло-коричневых каракулевых шапках. Они подняли большого серого козла и стали его раскачивать, собираясь бросить наездникам. Снова всадники столпились около чортахты, протягивали руки, кричали: