Эдди смотрит на светящуюся перму.

– Я знаю, что должен делать. Будто по кругу хожу. Капитан, мои люди мрут. Прошу вас. И становлюсь на колени, как он когда-то передо мной. Прошу вас, за моих мэйсов. Господи Иисусе, говорит, не делай этого. Пожалуйста. Но я говорю: прошу вас. Пожалуйста, сэр. Прошу вас.

Тишина в комнате.

Я делаю выдох и только тогда понимаю, что не дышал.

– И?

– И он приходит. Не тогда. Но вскоре. Он обвиняет Анжура и его союзников и говорит, что, если нужно, сам займется политикой. И сделал это.

Я глянул на Чанга: это правда?

Он кивнул.

Бонн, как в утешение, говорит:

– Он остановил их в самый раз. Нас не выпихнули. Потом были хорошие годы, племя держалось на своей территории. До недавней поры.

Эдди вздыхает, проводит рукой по лицу:

– Вот так мы справились со старым генсеком Анжуром. Давным-давно.

Он поднимает глаза:

– Но теперь все начинается заново. Я видел с дюжину больных мэйсов. Они не встают после того, как попили воду из реки. Лекарств нет. Времени у нас в обрез.

– Я ничего не могу сделать, – снова говорит Чанг, погромче. – Я что, по-твоему, умею делать чудеса? Всего только старый нейтрал, который старается продержаться.

– Что нам делать? Ждать, пока все умрут?

– Не знаю!

Вони со злостью говорит:

– Мэйсы умирают, мистр Чанг. Вы должны помочь.

Чанг выглядел совсем старым. Как бы не окочурился. Он говорит:

– Я не могу заставить верхних послушаться. Я всего лишь нижний, как и вы.

Стук в дверь. Чанг встает, идти через комнату к двери:

– Закрыто!

Незнакомый голос громко говорит:

– Начинает темнеть. Мне нужно улетать.

Эдди встает:

– Это пилот. – Открывает дверь:

– Хорошо, летите. Мы остаемся, – вытащил пачку юнибаксов. Я смотрел открыв рот. Несколько штук отдает пилоту, – Спасибо.

– Вы точно хотите остаться? Ладно, ваша жизнь, не моя.

Пилот поворачивается и выходит. Эдди закрывает дверь, садится к столу.

С минуту от рева мотора трясется весь лабаз.

Когда верт улетел, Эдди говорит:

– Ладно, ты не умеешь делать чудеса. Но тогда ты дал мне совет, хотел я того или нет. Теперь я прошу твоего совета. Что нам делать, старик?

Чанг злится:

– Старик, значит? Как ты меня называл, когда сопливым мальчишкой стучал в эту дверь, чтоб попроситься переночевать, – старик или мистр Чанг?

Эдди глядит в мою сторону и подмигивает:

– Остынь. Не хотел обидеть. Раз хочешь, будешь мистром Чангом. Но если ты не свихнулся от старости, ответь.

– Думаешь, я не вижу твоих хитростей? Глупый мальчишка-мэйс все еще думает, что сможет одурачить Педро Теламона Чанга?

Старик возится с чаем.

Мы ждем.

Чанг поворачивается. Он и вправду злой.

– Я же сказал: не знаю. Хочешь получить ответ – отправляйся к Рыболову! Может, он сумеет помочь. Оставь старика в покое!

Эдди грустнеет:

– Больше не могу.

– Еще как можешь! Просто…

Эдди схватил старика за руку, и тот кривится от боли.

– Нет! Ни ради мэйсов, ни ради кого другого. Больше никогда. Даже ради Анни. С того времени мне все время снится капитан. Вижу его лицо, его ужас, когда я встаю на колени. Не могу, даже если помрут все мэйсы, – Он поглядел на друга. – Прости, Бонн.

– Но…

Эдди качает головой и шепчет:

– Не смогу снова видеть его боль.

Мы все молчим, пока совсем не темнеет.

Снаружи раздается крик. Кому-то досталось ножом.

Я диктовал своему компу Эйлин. Пока я отсутствовал, на основании моих инструкций она отослала чип-заметки, подписала мои письма и доставила их. Теперь она знала мой стиль гораздо лучше меня самого.

В кабинет заглянул Ван, мой административный помощник:

– Ваш отец просил заехать за ним в семь часов.

– Что ты ему сказал?

В его глазах мелькнула улыбка:

– Что вы опоздаете на двадцать минут, но беспокоиться не нужно. Воспользуетесь шаттлом.

Поворачиваясь к клавиатуре, я погрозил ему пальцем, но улыбнулся. Когда-то давно-давно я не успел на шаттл к Земле, и с тех пор отец решил, что я всегда безнадежно опаздываю. Незаслуженная репутация.

Сегодня у меня была масса времени. Пожалуй, я покину вашингтонский офис в два, хотя шаттл отлетает из Нью-Йорка только в 7.30. Можно будет спокойно принять душ в собственной квартире в башне, немного выпить перед обедом. Только что-нибудь легкое, иначе буду страдать во время ускорения.

Зазвонил мой телефон, но я его проигнорировал. Ван разберется со звонками. Он со мной уже семь лет, и я вполне мог доверить ему улаживать разного рода дела, никого не обидев.

Последний взгляд на письменный стол: терпеть не могу возвращаться туда, где царит неразбериха.

– Роб, вам лучше ответить. – Ван показал на телефон.

Я вздохнул:

– С кем я говорю?

– С Тенером.

Можно было позвонить Адаму из вертолета или даже из душа: в квартире я установил телефоны буквально на каждом шагу, но Адам всегда отвечал на мои звонки, я тоже редко не снимал трубку, когда звонил он, хоть был молодым перспективным членом Генеральной Ассамблеи от приморских городов, а он – всего лишь секретарем отставного политика, который больше не имел никакого веса.

Я снял трубку:

– Боланд слушает.

У Адама был напряженный голос:

– Не заглянешь на несколько минут?

– Я уже…

– Прошу тебя.

Пришлось пересмотреть планы на ходу:

– …выхожу. Скоро буду.

В вертолете я гадал, с чего он вдруг обратился ко мне с такой просьбой. Капитан удалился в свой монастырь, поэтому дело явно не касается законопроекта о реконструкции. Разве только отец начал претворять в жизнь свою кампанию по нейтрализации влияния капитана, а Адам понял, откуда ветер дует.

Но отец обещал подождать, хотя последние высказывания капитана не слишком обнадеживали. Сифорт предложил больше денег направить в нижние города. Политически это было невозможно, особенно если учесть сегодняшние жесткие настроения. Это понял бы любой – кроме капитана.

Пока мы летели в сторону пригорода, я смотрел на раскинувшийся внизу Вашингтон. Несмотря на все попытки остановить процесс обветшания зданий, до сих пор встречались места, куда не хотелось приземляться, особенно с перегретым ротором.

Идеализм Сифорта вызывал искреннее восхищение, но наша экономика все еще не оправилась от нападения инопланетян. Это была настоящая катастрофа. Бомбей, Марсель, Мельбурн были стерты с лица земли, множество других городов до сих пор залечивали раны, нанесенные взрывами бомб. Хуже того, наш космический флот был фактически уничтожен. Денежки на оборону текли тонким ручейком, не то что прежде.

Каждый юнибакс, направленный на поддержание запущенных городских улиц, означал, что меньше средств будет израсходовано на башни или иные достойные проекты. Только щедро подпитывая нашу финансовую базу, мы сможем обеспечить экономический рост общества в целом.

И все-таки я пришел к выводу, что вопрос с Сифортом под контролем. Адам напомнил капитану, что политическое будущее – и мое, и моего отца – зависит от принятия этого законопроекта. И мы знали – Сифорт желает нам успеха. Я подозревал, что в большей степени это относится ко мне. В конце концов, я был одним из его протеже.

Я прищурился на солнце, отыскивая взглядом резиденцию капитана. Мой пилот направлял вертолет на посадочную площадку.

Одному только Богу известно, где бы поселился капитан после отставки, если бы выбирал сам. Отец был одним из тех, кто организовал Секретарский фонд, занимавшийся сбором средств для отставного генсека.

В проспекте фонда было написано: «От благодарного населения». В значительной степени так оно и было. Несмотря на все свои недостатки как политика, изгнав рыб, Ник Сифорт сохранил нашу цивилизацию и заслужил комфорт после отставки. Многие по-прежнему преклонялись перед ним. Он же, как всегда, реагировал на это с равнодушным пренебрежением.