Когда я подумал о дисциплине, мне пришлось успокаивать себя. Мистер Скиар сказал, что у меня неустойчивые эмоции и я еще многого не понимаю. Не нужно быть психологом, чтоб сообразить. Когда я очень волнуюсь, отец говорит, что я «набираю обороты».

Последний раз отец отшлепал меня два года назад. Я решил не делать домашнее задание по математике три дня подряд. Мне нужно было усвоить пройденное, но отец этого не понял. Он усадил меня у себя в кабинете и прочитал нотацию об ответственном отношении к делу.

Когда он закончил, я сказал:

– Нотации не помогают детям понять логику объяснений взрослых. Мы их просто не воспринимаем.

– Значит, сейчас ты не воспринял мои слова?

– Конечно.

Как он не мог понять?

– Нас нужно направлять, а не затевать обсуждение.

Я рассчитывал, что он велит мне уйти к себе делать математику. Именно это мне и было нужно. Я откажусь, и исход будет ясен.

– Прекрасно, – он взял меня за руку. – Я постараюсь направить тебя как следует.

С этими словами он толкнул меня к себе на колени.

Я знал, что он не причинит мне боли. Так оно и вышло. Но я не мог предвидеть, что каждый шлепок будет громогласно объявлять: я не люблю тебя, Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я вопил и брыкался от растущего отчаянья, испытывая жгучую боль из-за его неодобрения.

Когда он закончил, я бросился на ковер, захлебываясь от рыданий. Он подождал, но я не переставал. Тогда он взял меня на руки. Я обнял его за шею и прижался лицом к плечу, но успел заметить тревогу в его глазах.

– Ф.Т.?

Я крепко прижимался к нему и дал себя успокоить.

Он спросил:

– Что же я сделал?

То есть он хотел понять, что для меня это означало?

Я сказал ему.

Позже он уложил меня спать, сел рядом и серьезно сказал:

– Филип, слушай меня внимательно. С тобой нельзя действовать силой. Больше я так делать не стану. Вместо этого скажу тебе правду. Я твой отец. Я за тебя несу ответственность. Делай так, как я сказал. Какие бы странные и чудесные мысли ни рождались в твоей голове, помни, что ты не готов взять надо мной верх и я тебе этого не позволю.

Он протянул руку и ласково сжал мое плечо:

– Ф.Т., ты не правильно понял меня в кабинете. Я тебя люблю и всегда буду любить. Ты мой сын.

Я подавил рыдание, схватил его руку.

– Спокойной ночи, сын.

– Спокойной ночи, сэр.

Он вышел.

Я родился у него не первым. Мой брат Нейт… умер задолго до моего рождения. Его погубили рыбы. Отец редко упоминал о нем. Меня назвали в честь замечательного героя, который служил с отцом на флоте. Жаль, что я его не знал. Отец говорит, я должен гордиться тем, что ношу его имя. Надеюсь, что вырасту похожим на тебя, Филип Таер.

Джаред прикусил себе палец.

– Сгинь, – снова повторил он мне.

Я сдался:

– Найдешь меня в доме, если передумаешь.

Если он не захочет побродить вместе со мной по пьютерным сетям, придется доделать свое домашнее задание до обеда от одной только скуки.

– Сгинь.

Он лежал поперек кровати с закрытыми глазами. Навязчивое повторяющееся поведение свидетельствует о болезни. Я постарался дословно вспомнить информацию, перекачанную из библиотеки Конгресса. «Иногда злость ошибочно направлена на ровесников вместо…»

– О господи! – он спрятал голову под подушку. Я сделал все, что мог. По дороге домой я встретился с мистером Тенером. Он был чем-то озабочен.

– Привет, Ф.Т., – он дружески похлопал меня по плечу.

– Добрый день, сэр.

Я отступил в сторону, пропуская его, но он остановился и начал внимательно смотреть на меня.

– Я что-нибудь натворил, сэр?

– Что? Нет, не ты, – он колебался. – Идем со мной.

Он повел меня прочь от коттеджа:

– Ф.Т., ты знаешь, что происходит с Джаредом?

Я не знал, что ответить. С ним много чего происходит. Может, мистер Тенер имеет в виду вообще? Будто прочитав мои мысли, он сказал:

– Его что-нибудь беспокоит больше обычного?

– Да, сэр.

Его облегчение было очевидным.

– Что?

– Понятия не имею.

– Филип!

Я не хотел его рассердить. Вспомнив про себя весь разговор, я решил, что понял, где мы не поняли друг друга.

– Что-то у него на уме. Он не захотел разговаривать со мной, сказал только, чтоб я уходил. Похоже, им завладела навязчивая идея. Правда, я не думаю, что это его беспокоит.

По-моему, я не сказал ничего смешного, но мистер Тенер улыбнулся:

– Внимательно слушай все, что он говорит. Сообщи мне, если поймешь, в чем дело. Я хочу ему помочь. Идея стать заговорщиком мне понравилась.

– Хорошо, сэр. Что он вам сказал?

– Слова не произнес, но постоянно хлопает дверьми и на этой неделе пропустил пять уроков.

У меня перехватило дыхание. Джаред словно пришел из мятежных лет двадцатого века. Сегодня ни в одной уважающей себя школе не потерпят такого поведения. Если Джареда исключат, его отцу будет нелегко пристроить его еще куда-нибудь.

Я обещал сделать все, что смогу, и побежал домой.

Отец как-то странно посматривал на меня с тех пор, как улетел дядя Робби. Может, ему стало известно о моих прогулах в школе? Нет, вряд ли. И я успокоился.

Почти все внимание отца занимали встречи, которые он устраивал для своего лорда и повелителя – Старика. Вертолеты политиков опускались на посадочную площадку, Сифорт выходил из дома и вел стариканов в свой кабинет. Все они хотели привлечь бывшего генсека на свою сторону. Будто он не ушел с позором в отставку из-за своих ребят – нечистых на руку.

Я избегал этих типов и был тише воды ниже травы.

Зато ночью взял реванш.

Главный дом был частью старой вирджинийской усадьбы. Белые колонны, увитые плющом стены. Гостей разместили в спальнях второго этажа в восточном крыле. Вдоль второго этажа с задней стороны дома располагалась веранда, как раз над приемной и кабинетом Старика.

В спальнях для гостей были причудливые двери с панелями в форме ромбов. Их можно было распахнуть настежь, сесть в галерее, выходящей на луг, и наслаждаться свежим воздухом. Осенью гости так и делали, но в летнюю жару сидели взаперти с включенными кондиционерами.

Благодаря дружбе с Ф.Т. я часто бывал в доме, время от времени заглядывал в пустые спальни для гостей и чуть-чуть раздвигал оконные шторы.

Когда темнело и дом затихал, я нередко по трубе забирался на галерею. Ходил я на цыпочках, потому что Старик иногда допоздна засиживался в своем кабинете. Никакими новомодными приборчиками я не пользовался. Всего лишь старенький лазерный микрофончик, направленный на стекло.

Однажды сенатор Ривис при мне забавлялся со своей помощницей. Она ногтями царапала ему спину и издавала хрипы, пока он ее обрабатывал. Меня чуть не вытошнило. На следующую ночь я вооружился голографической камерой, но они этим больше не занимались. Мне всегда не везет. Всего один звоночек – и журналисты окружили б меня толпой и швырялись юнибаксами, чтоб выманить меня отсюда. Вот тогда б отец поплясал со своими вечными: «Приготовь сегодня обед, тебе все равно делать нечего».

Может, он воображает, что я буду на него пахать за жалкие десять юнибаксов в неделю?

Увы, комната Ф.Т. не выходила на веранду. Хотел бы я поглядеть, чем он занимается по ночам. Иногда он так меня достает, что просто напрашивается на это. Было бы неплохо его проучить.

Сегодня к вечеру прилетел старый Ричард Боланд вместе с дядей Робом – еще один, без кого я спокойно могу обойтись. Это ж надо: вломился ко мне в комнату, как к себе домой. Хорошо, я еще сидел за компом. Если б уже вылез в окошко…

Сегодня у Старика в гостях были только сенатор Боланд и Робби – парочка пустозвонов, но попытаться стоило. Вдруг удастся подслушать что-нибудь интересное? Поздним вечером я нарезал круги вокруг дома. На первом этаже везде, кроме кабинета Старика, было темно. Наверху свет горел у обоих гостей.

Сначала я направил лазер на комнату сенатора, но ничего не услышал. Потом прошел по веранде мимо шезлонгов и прижал свой прибор к стеклу.