– Отец, могу ли снять мой шлем? Я сейчас изжарюсь.
– Полагаю, что да. Но держи его поблизости.
С удовольствием я сделал это и теперь наслаждался свежим воздухом каюты.
– Капитан? Сэр, мы осуществляем трансляцию с места действия на весь мир. Это – «Сеть новостей», «Голографический мир», рядом с орбитальной станцией, репортаж ведет Джед Стровер. У нас на связи капитан Николас Сифорт. Начинайте, сэр. Вы можете сказать нам, кто находится рядом с вами?
– Я приближаюсь к лазерам орбитальной станции. У меня, давайте посмотрим… осталось шестьдесят три минуты. Мне хотелось бы посмотреть на станцию, может быть, попрощаться также и с Землей. Но вместо этого я собираюсь активизировать солнцезащитные экраны и слепо следовать дальше. Последнее, что я увижу, будет… – он остановился, – мой пульт управления.
– Почему, сэр?
Голос отца стал резким:
– Потому что вы светите прямо мне в лицо прожекторами мощностью в десять тысяч кандел. Я ничего не могу увидеть! Вы отвлекаете меня, сбиваете с толку, когда мне нужно сохранить трезвость ума. Вот как вы хотите решить судьбу Нью-Йорка? Не правда ли?
– Нет, но…
– Не говоря уже о том, что вы намереваетесь въехать задним ходом прямо в лазерные лучи. Это – не какая-то история, сэр, это – переломный момент в человеческих жизнях! Гасите свет!
Сэр…
– Сейчас же!
Свет пропал.
– Спасибо, «Голографический мир»! – Отец выключил микрофон. – Иногда, – он растягивал слова, наслаждаясь моим шоковым состоянием, – я бываю наглым.
Я произнес, заикаясь:
– Ты… ты можешь подшучивать над этим?
– Тебе бы больше понравилось, если бы я плакал? По крайней мере, мы можем снова видеть, и если я не обругал их публично… – Затем, спустя мгновенье, он сказал ласково:
– Филип… Я не сообщил им о тебе.
– Знаю.
– Я… Мне трудно это сказать. – Его глаза блестели. – Они не должны знать.
– Почему, сэр?
– Это… – Он переплел пальцы, – Я планирую на несколько шагов вперед, на случай, если мы добьемся успеха. Я не хочу, чтобы сантименты по поводу ребенка заляпали выпуски новостей. Они должны быть посвящены нижним. Посвящены мне.
– Почему?
– Я должен им это. – Погруженный в раздумья, он уставился на суставы своих пальцев. – Я предаю тебя ради этого.
– Что? – пропищал я.
– Я пошел на смерть не ради того, чтобы искать тебя, это было для них. Я не буду раскрывать, что ты находишься со мной, даже чтобы спасти тебя. Если это не предательство, то что тогда?
– Это не может быть предательством, если это то, что я хочу! – Я замолчал, намереваясь сказать больше, чтобы убедить его, что я хотел этого всей душой, но страдания в его взгляде стало меньше. Я выпалил:
– Отец, так ты вел себя в прошлом? У тебя поразительные способности к игре со средствами массовой информации. Мы все думали, что ты обводишь их вокруг пальца. Тебе, должно быть, это нравится.
– Я ненавижу это! – Его горячность остановила меня. – Ф.Т., ты понятия не имеешь… то, как я вел себя только что перед камерой, вызывает у меня рвотный рефлекс. Я не просил делать из меня героя все те годы. Я ненавижу политику, я начал только потому, что… Все, чего я хочу, – уединение. Это – все, чего я когда-либо…, Я искал слова, которые могли бы приободрить его.
– Когда это закончится, мы уединимся в резиденции.
Он смотрел вдаль, не говоря ни слова.
– Ты никогда больше не будешь общаться с ними. Честное слово.
Я услышал что-то, что могло бы быть похожим на всхлипывание.
Было 9:01. Осталось сорок шесть минут. Мы были в пяти тысячах тридцати пяти футах от жерла лазерной пушки.
Отец говорил по телефону.
Челнок «Голографического мира» передвинулся к правому борту; они решили довольствоваться хотя бы наружным видом катера или тем, что удалось бы увидеть сквозь наши иллюминаторы.
На Земле средства массовой информации фиксировали нарастающий темп ожидания. Я переключал каналы.
– …просит общественность, чтобы линии оставались свободными для крайней необходимости, таким образом…
– Госпожа Лисон добавила, что, невзирая на его высокое положение, администрация будет…
– …донные волны общественного мнения…
Отец сердито ворчал в телефонную трубку:
– Передайте Рубену, только подлый трус отказывается обсуждать…
– …мэр говорит, что город Бостон не имеет авторитета в решении, и направляет их звонки…
– Эрин, какие настроения…
– А, вот и ты! Эрнст, позволь мне поговорить с господином Чангом. С посредником, ведущим переговоры от лица нижнего населения, вот с кем. Ты что притворяешься, ты не… Что? Не уполномочен вести переговоры? – Отец стукнул кулаком по пульту. – Если не с ним, то с кем тогда? Очень хорошо, я немедленно объявлю это «Голографическому миру», генерал Эрнст Рубен отрицает свою осведомленность о посреднике от нижнего населения и говорит, что правительство не заинтересовано в урегулировании положения… Тогда доставьте его. Так разбудите его! Вы знаете, где найти меня. – Он выключил телефон, бормоча что-то себе под нос.
Я сказал:
– Торн на третьей линии.
– Адмирал?
Господин Торн произнес задумчивым тоном:
– Ты удивительный человек. Ты хочешь уйти в сиянии славы. Рекс Физер – я говорил тебе, что он звонил? – так вот он цепляется с разговорами к каждому сенатору, которого он может найти. Они звонят сюда, в Ротонду, на линии новостей… Если это продолжится, они вытеснят вас.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Я полагаю… Я думал, что ты должен знать. Ник, ты не мог бы сделать мне одолжение?
– Не проси о…
– Одолжение частного, личного характера. Включи визуальный режим.
Отец протянул руку, нажал на кнопку.
– Да, Джефф?
Торн выглядел измученным. За те несколько часов, что мы не видели его, он постарел на годы.
– Ничего. Я всего лишь хотел увидеть тебя.
Тон отца был ласковым:
– Джефф, я не осуждаю тебя Это не твоя борьба.
– Конечно, моя. Ты столько наговорил мне в моем офисе…
– Я был не прав. Это слишком много для одного человека, чтобы выдержать.
– Пф! Кто ты такой, чтобы взять на себя наши грехи?
– Не богохульствуй. Джефф, после того, как все это закончится, помоги Арлине. Она захочет продать резиденцию. Ей придется приводить в порядок имущественные дела.
– Остановись!
– Прошу прощения, – отец, казалось, чувствовал себя неловко. – Боже, я не подумал. Прости меня.
– Нет ничего, что бы… что, Эд? Я должен идти, Ник. Это Генеральный секретарь.
– Очень хорошо.
Торн долго и пристально смотрел на нас с экрана.
– До свидания.
Осталось тридцать девять минут.
– Генерал Рубен на второй линии, – напомнил я.
– Сифорт. – Он слушал. – Да, неофициально и все такое прочее. Только подключите его.
– Алло?
– Господин Чанг, они сообщили вам, что происходит?
– Генерал мне не говорил. Я слышал это от вашей мизз.
– Арлина? Что она… Вы понимаете крайнюю необходимость этого? Если я добьюсь перемирия, может ли Халбер отозвать своих людей?
– Не знаю. Спросите его.
– Так и сделаю.
– Гсподин Рыболов… – Пауза. – Ваша мизз схватить меня за руку, сказать, чтобы я доверился вам. Но генерал Рыжеволосый стоять скрестив руки на груди, пристально смотреть. Он слышать каждое слово. Вы понимаете все, что я говорю, переходить к нему?
– Да. – Отец говорил спокойно. – Это больше не имеет значения. Я поставлю перед вами вопрос, который задам Халберу. Если вы немедленно получите воду – они будут поставлять сотню грузовиков каждый день, в то время как мы будем добиваться остального, – вы гарантируете конец сражения?
– Оониты останутся на улица?
– Не сейчас. Позже – да. Это ведь и их город тоже.
– Нижние, которые сражались? Судебные разбирательства? Повешение?
– Нет. Полная и всеобщая амнистия, каждому участнику, кроме меня.
– Я не могу говорить их лица.
– Господин Чанг, я – ваш единственный шанс. Помогите мне. Как только я умру…
