Отец казался настолько уверенным в своих намерениях, поэтому я был ошеломлен тем, что он так легко отказался от желания защитить нижнее население. Неужели господин Торн был настолько убедителен?

– Папа, так что относительно Халбера и Пуука? Лазеры по-прежнему стреляют…

– Это, больше не твоя забота.

Я резко остановился.

– Мне жаль, сэр, но она моя. Я знаю, что вы собираетесь ударить меня, но я должен заставить вас выслушать. Тебе известно, что господин Тенер мертв? А про Чако и всех тех людях в сабвее…

– Я тебя так люблю.

От неожиданности я остановился. Его глаза блестели.

– Торопись, или мы не успеем на корабль.

– Но, отец…

– Я ударю тебя, если ты не начнешь двигаться живее. Ну же!

Я позволил ему вести меня вниз по коридору.

– Это так важно, а ты игнорируешь меня. Еще хуже – ты покидаешь их в беде. Честно гово…

– Я не игнорирую тебя. – Его голос был тихим. – Я намеревался отправить тебя домой. Но теперь – не буду.

Все, что я мог придумать, что бы сказать в ответ, было:

– Почему?

– Ты заслужил право довести это до конца, куда бы нас это ни завело. Может, твоя мать простит меня за это.

Его рука коснулась моего плеча, и это больше казалось жестом любви, чем указующим, когда он направил меня к переходному шлюзу.

Я уставился в иллюминатор, наблюдая, как отдаляется орбитальная станция.

– Что сейчас происходит, отец?

Нас приветствовали в спешке на борту «Галактики»; корабль должен был стартовать через две минуты. Капитан Флорес передал свои наилучшие пожелания и пригласил нас на капитанский мостик после старта. Стюард сказал нам, что распределение кают будет изменено для того, чтобы предоставить помещение бывшему Генеральному секретарю, так как все места на судне были давно заказаны. А пока мы находились в кают-компании. Я забросал отца вопросами об устройстве корабля, и не было среди них такого, на который он не знал бы ответ. Отец говорил с непоколебимой уверенностью – как-никак, он командовал подобным судном много лет назад, когда меня еще не было на свете.

Напротив нас за соседним столиком я заметил звезду голографических снимков, чье лицо часто украшало экраны новостей. Она сидела с двумя мужчинами, которые то и дело поглядывали на нас. Я горячо надеялся, что они не станут беспокоить отца. Он ненавидел свою известность и больше всего хотел уединения и покоя. Я между тем прижимал лоб к иллюминатору.

– Где военная база? Мы сможем увидеть огонь лазеров?

– Ты же изучал оптику Скажи мне.

– Свет сам по себе невидим. Но если были облака пыли…

– А у них есть сигнальные маяки.

Отец постукивал суставами пальцев по губам, как будто размышляя, затем взглянул на часы.

– Господин Генеральный секретарь, неужели это в самом деле вы? – К нашему столику приблизилась супружеская чета: холеный мужчина в дорогом костюме и крупная женщина.

Я едва ли не выкрикнул: «Оставьте его в покое», но прекрасно понимал: отец был бы разъярен.

– Да.

– Мы голосовали за вас. Я – Дарвелл Рейне, вы, наверное, слышали о моих книгах? Это так волнующе – встретить вас. Сенат был так несправедлив, когда они… – Локоть его жены ткнул его в бок. – Ну конечно, вы уже знали… не будете ли возражать против автографа для нашей дочери?

– Очень хорошо. – Голос отца был холоден. Он взял предложенное меню и небрежно расписался.

– Господин Сифорт? – Накрахмаленный гардемарин топтался на месте в ожидании. – Честь встретить вас, сэр. Капитан Флорес спрашивает, будете ли вы так любезны пройти на мостик.

Рейне бормотал нам вслед:

– Это такая честь, мы расскажем всем нашим друзьям, это так замечательно – встретиться с…

В коридоре отец прорычал:

– Кто, черт возьми, этот самый Рейне Дарвелл?

– Я не знаю, отец.

– Именно поэтому я не люблю покидать резиденцию.

«Галактика», одно из новых небольших судов, имела только две палубы. Наша кают-компания была на второй, и мы устало тащились вверх по трапу, чтобы попасть на первый; гардемарин предупредительно шел впереди.

Обернувшись, он сказал:

– Это сразу за поворотом, сэр.

– Я знаю.

Гардемарин покраснел.

– Извините, господин Генеральный секретарь. Я забыл.

Отец проворчал:

– Было время. Перед вашим временем.

Люк к мостику был открыт, что меня удивило. Я слышал, что он обычно закрыт. Высокий и крепкий на вид лейтенант и пилот располагались по обе стороны кресла капитана, они выглядели чем-то озабоченными. Болезненного вида мужчина с редкими волосами поднялся, чтобы поприветствовать нас. Его капитанские нашивки были обрамлены сверкающей линией заклепок, обозначавших срок службы.

– Я – Флорес. Это большая честь – приветствовать вас на борту моего судна, господин Генеральный секретарь.

– Я привел своего сына. Надеюсь, что вы не возражаете.

– Нет, конечно, я… Господин Зорн, вы можете идти. – Гардемарин отдал честь и удалился.

– Спасибо за то, что пригласили нас сюда.

Флорес выглядел смущенным.

– Тут… ситуация. Адмирал Торн, штаб послал нам сигнал, требующий вашего незамедлительного присутствия. Я должен ответить на его звонок, пока вы находитесь на мостике.

– Я понимаю, – Лицо отца выглядело бесстрастным. – Эти бравые ребята – мой конвой?

– Конечно, нет… надеюсь, что не будет! – Капли пота блестели на его лбу. – Пожалуйста, сэр, я должен ответить на звонок, – Он включил пульт и скомандовал. – Центр связи, начинайте.

Через мгновение невозмутимое лицо адмирала Торна заполнило экран, он казался обрюзгшим, утомленным, и у него были мешки под глазами, которых я не заметил, когда мы встречались с ним.

– Капитан Флорес докладывает, сэр.

– Сифорт – с вами? А-а, вижу его теперь. Капитан Флорес, ваш бортовой комп должен записать нашу беседу.

– Корвин, записывай!

– Да-да, сэр, – ответил комп корабля.

– Без сомнения, вы осведомлены о гражданских беспорядках в Нью-Йорке, Ньюарке, и Большом Детройте. Господин Сифорт потребовал, довольно убедительно, чтобы я сопротивлялся политике флота, что я отказался сделать. Пока я не поместил его под арест, я не хочу, чтобы он бродил по орбитальной станции, вел соответствующие разговоры, вызывающие общественное напряжение, в то время как мы помогаем войскам ООН. Я убедил его присоединиться к вашему круизу. Но господин Сифорт может быть, гм, возмутителем спокойствия. Мы не можем допустить этого!

Я едва мог сдержать негодование, но когда взглянул на отца, его лицо ничего не выражало.

– Капитан Флорес, вы должны справиться с ситуацией следующим образом. Объявите чрезвычайное положение и призовите на службу господина Сифорта на этот период.

– Что? – Капитан был потрясен.

– Вы слышали меня. – Голос Торна звучал строго. – И удостоверьтесь, что все судно знает о том, что вы сделали.

– Но… Он – Генеральный секретарь! Бывший, я имею в виду. Я не могу. Сэр, вы абсолютно уверены… – в голосе Флореса явственно слышались панические интонации.

– Я все продумал. Таким образом, понимаете, к нему можно будет применить дисциплинарные нормы.

– Разрешите мне держать его взаперти в его… Могу приставить к нему охрану…

– Капитан, я отдал приказ, – безразличным тоном произнес Торн. – Выполняйте его.

– Да-да, сэр. Господин Сифорт, у меня нет… – Флорес взглянул на своих лейтенантов, словно ища поддержки. – Адмирал, на какой срок?

– На время вашего круиза. Скажем, так… До тех пор, пока «Галактика» не окажется в шлюзе орбитальной станции.

– Да-да, сэр!

– Я возражаю, – резко бросил отец.

– Я догадываюсь, что вы возражаете, – сказал Торн. – Действуйте, капитан Флорес.

С извиняющимся видом капитан смотрел в лицо отцу.

– Господин Генеральный секретарь, в соответствии со статьей двенадцатой Военного Устава и Устава Командования я объявляю на вверенном мне корабле чрезвычайное положение. Я призываю вас на военную службу и требую, чтобы вы присягнули.