— Вот, так намного лучше. Нет, дядя Шен Фан, я не болен. Просто временный побочный эффект моей уникальной практики, но мне от этого только лучше. Теперь я выгляжу нормально? — спросил я, переставая поддерживать «зеркало» и развеивая то.

— А? — удивлённо, больше, чем раньше, смотрел он на меня. — Да… теперь, выглядишь, как человек… обычный человек… ну… то есть… как обычный практик… — не зная, какие слова подобрать, медленно давал Шен Фан ответ.

— Ну, вот и отлично! Как вы тут поживаете все это время? Я давно не навещал свой дом. Изменилось что-то? — Спрашивал я, направляясь в глубь деревни.

— Да… нет, все по старому. Вот, несколько мин(декад) назад прошла гроза, сейчас часть люда в город отправилось, громовые кристаллы продавать будут. Или уже продают. Несколько баб тут разродилось. Теперь вот, новых малышей вскармливают, да ухаживают. Папаня твой начал тут заниматься постройкой сарая для дров — старый то уж сгнил за годы прошедшие, да его грозой и смело. Соседи ему помогали дрова обратно собирать, укладывать. Брат твой… — начал рассказывать он о произошедших событиях.

— Фа Минг? Что с ним? — после некоторой паузы от Шен Фана, спросил я.

— Эх, ты уж прости меня, Фа Вей, но… он какой-то странный.

— Даже больше, чем я в его возрасте? — подняв бровь, спросил я у него.

— Эм… да… да, больше, чем ты, — задумались, вспоминая прошлое, сказал он.

— И что такого странного он сделал, чтобы меня превзойти? — удивился я, но из вариантов будущего уже узнал информацию, которая не могла не беспокоить.

— С животными разговаривает, как с людьми, с насекомыми возится много… да много всего там происходит, сложно так все припомнить. С другими детьми он почти не играет, но ты и сам, маленьким когда был, не особо был общительный. Рисунки странные делает.

— Вот как… — покивал я. — Что за рисунки?

— Хм… сложно описать… ты и сам их увидеть можешь. Мы когда от грозы прятались в убежище, он тогда твой рисунок увидел — его до сих пор никто не трогал, очень уж красивый получился, хотя и необычный — и часть стен там же изрисовал.

— Тогда только начал рисовать?

— Нет, ещё месяца за два до грозы. Или за месяц? Ну, что-то около того.

— Понятно. Ладно, дядя Шен Фан, приятно было снова с вами увидеться. Пойду я, посмотрю, что мой братишка нарисовал.

— Да, Фа Вей, я тоже был рад увидеться с тобой! — улыбнувшись, развернулся направился обратно к своей охапке дров, которую он бросил, начав ту собирать.

Народу сейчас в деревне было не много, в основном те или работали, или были в составе караван до города, где продавали громовые кристаллы.

Встречал я, в основном, только тех, кто с совсем уж малыми детьми сидел, да за ними ухаживал. Кто-то меня узнавал и удивлённо приветствовали меня, а кто-то не понимал, кто я есть и просто игнорировали.

Дойти до убежища было делом не долгим, и уже в нём я увидел свой рисунок, оставленный ещё много лет назад. Восход солнца за горами с рекам и лесами. А уже после начал рассматривать рисунки своего брата.

А узнать их получилось почти моментально. Почему-то не возникло никаких сомнений в их происхождении. Да и стиль рисунков был слишком схожий. И тематика была слишком необычной.

— Братик! — услышал я крик позади себя.

— Привет, Минг! Как ты? — Развернувшись к брату, чьё приближение я ощущал прекрасно, как из-за связи крови, так и просто своими чувствами.

— Тебя так давно не было! Почему ты не приходил⁉ Я думал, ты забыл про нас! — сказал он, подбежал ко мне и вцепившись в меня объятьями.

— Прости-прости, просто миссия, которую я выполнял, выдалась несколько… сложнее, чем я думал и мне приходилось прятаться от одного… злого практика. Да и путь сюда очень долгий. Но ничего — в этот раз я здесь надолго! — с улыбкой сказал я ему, поднимая его и усаживая себе на руку.

Парню было почти пять шин(лет), но для меня он был совсем ещё мелким и веса его я вообще не ощущал.

— Ты продолжить учить меня практике⁉ — с восторгом спросил он меня.

И я ощущал его эмоции. Искренняя радость и восторг едва ли не рвал с из него разливаясь в окружающем пространстве.

— Конечно продолжу! — притворно возмутился я. — Раз уж я начал, то не думай, что прекращу просто так!

Поддаваясь приятным эмоциям, как своим, так и тем, что ощущал от брата, с улыбкой и смехом продолжал говорить с братом, иногда просматривал на стену с его рисунками.

— Скажи, Минг, это ты рисовал? — спросил я у него, указывая кивком головы на стену, где находились его рисунки.

— Да. Красиво, правда? — Оглянувшись на дело своих рук, спросил он.

— Да, очень, — честно ответил я, подходя к одному из рисунков.

Высокие, на сотни метров поднимающийся ввысь здания, состоящие из отражающий свет стекла и металла, линии дорог, идущие между ними, корпуса автомобилей, идущие, тут и там многочисленные силуэты безликих людей…

Красиво, да… и очень знакомо. Буквально картина из моего прошлого. Нет… картина из прошлого моей прошлой жизни.

— А как ты это придумал? — спросил я.

— Не знаю… просто увидел во сне. — Пожал он плечами.

— Вот как, — кивнул я, проходя дальше вдоль стены, рассматривая каждый рисунок.

Каждый из этих рисунков вызывал во мне те или иные ассоциации. Это не были абстрактные рисунки. Это были буквально воплощенные в рисунках картины из моей памяти. Какие-то были нарисованы буквально так, как я их помню, а какие-то были нарисованы в меру понимания ребёнка, который их рисовал. Вот модель Солнечной Системы с её планетами и линиями орбиты, нарисована в виде простых сфер и полос — Фа Минг и сам, вероятно, не понимал, что это такое и рисовал просто то, что было у него на уме, а на уме у него был образ, который сохранился в моей памяти из учебников по астрономии. А вот модель атома. Тоже схематическая, тоже нарисованная без понимания того, что он изображает, даже с учётом того что я объяснял ему, обобщенно, без вникания в подробности, о структуре материи. И я уверен, что он помнит то, что я ему рассказывал, но просто не смог провести ассоциации между тем что я ему рассказывал, и тем, что рисовал. Так я шествовал со своим братом до самого конца его рисунков, на последнем из которых я остановился.

Солнце. Огромное Солнце. Это первое, что приходит на ум, когда смотришь на последний рисунок в убежище. Но была маленькая деталь, которую сложно понять сразу. Изображённые солнечные пятна таковыми не являлись — то были глаза. Сотни глаз разных размеров. И, осознавая это, я понимал, что изгибающиеся по краям Солнца изгибы не потоки плазмы, не солнечные лучи — это извивающиеся щупальца.

Я смотрел на этот рисунок и название само собой пришло на ум — Чёрное Солнце. И Чёрный Свет, испускаемый им.

Это был самый проработанный, самый подробный рисунок из всех. Я смотрел на него и создавалось ощущение, что эти сотни глаз были живыми, что они смотрят на меня, а щупальца шевелятся и изгибаются, пока Чёрный Свет изливается по округе. Словно микроскопически малая частица Его нашла через этот рисунок мельчайших проход в этот мир. Не достаточный, чтобы повлиять, но достаточный, чтобы наблюдать за ним, пусть и только из этого места.

Я начал понимать, что произошло. Понимать, связывать вместе произошедшие события и понимать, откуда все началось.

Кровная связь. Она сказывалось и имела влияние. Он, буквально, начал воспринимать мои образы и мысли, сам не понимая, что это такое, считая их просто снами. И постепенно, если судить по тому, что от зрительный образов он стал переходить к образам воображаемый или абстрактные, со временем эта связь становилась все крепче, а образы становились все точнее, менее связанные с реальной информацией, поступающие из окружающего мира, все больше переходя на какой-то более глубокий уровень, уровень абстракций, воображаемых образов, субъективной информации.

И по сей день самым ярким моим образом в голове являлся образ Его. Он отпечатался так глубоко в моем сознании, был столь чётким и точным, что я просто не мог забыть его, как бы не хотел, словно отпечаток этот был выжжен на самой моей душе. Я не перестаю ощущать на себе внимание этого существа… или этой сущности, чем бы Оно не являлось. И часть этого образа была воплощена в виде рисунка.