Кейн и Ма'элКот тихо беседуют в отдалении. Крис и Ангвасса лениво бродят среди деревьев. Лошадиная ведьма плетет венок, а Дункан вдруг понимает.

- А... - вздыхает он, глядя на пятнистую зелень. - Ах, конечно.

Он понимает - или думает, что понимает. Кто-то отменил рабыню, и теперь есть лошадиная ведьма... а значит, ее тоже можно отменить.

Он шевелит головой, чтобы видеть лицо ведьмы. - Так все дело и точно в девчонке.

Она поднимает венок, критически созерцая. - Слишком пышно? Может, поменьше сочной голубизны?

- Он делает это... он переписывает всю структуру реальности - ради тебя?!

Она улыбается, почти скрытая цветами. - Очень романтично.

- С большой буквы Р.

- Он не верит в счастливые финалы.

Дункан кивает. - Не без причины.

- Он делает это не ради меня. Ради любви.

- Он любит тебя. Вижу это каждый раз, как он говорит о тебе.

- О да. Но меня не нужно защищать. Мне ничего не нужно. У нас отношения без осложнений.

- Сравнительно с прочими его отношениями... да, я сказал бы.

- Тебе, возможно, сложно понять, ведь и тебе и сыну еще нужны слова. Ты мог бы сказать, что он делает это ради Любви в абстрактном смысле - ради права любить и возможности быть любимым. Не для себя. Для всех. Но он стал бы гневно возражать, ведь он считает, что именно абстракции превращают добро во зло. Возможно, он прав. Для меня эти вопросы слишком глубоки. Скажу лишь, что в его любви нет ничего абстрактного, она конкретна и специфична. Любовь - его закон. Единственный закон.

Она улыбается Дункану и вешает венок из диких цветов на гарду Меча. - Думаю, он получил это от тебя.

- Прости?

- Дункан. Я плохо знаю тебя, но хорошо знаю его. Знаю намного дольше, чем ты. Думая о любви, он думает о тебе. Ты стал примером, по которому он пытается жить.

- Это же... - Он трясет головой. - Знаю, с тобой не поспоришь. Но попробую. Я готов отрицать. Умей я, отменил бы это. Он заслуживает лучшего.

- Если я правильно понимаю смысл слово "заслуживает"... то все заслуживают лучшего.

- Я был ужасным примером. Практически во всем.

- Ты был тем, кем был. А теперь ты можешь стать тем, кто ты есть. Ты сделал то, что сделал. Но теперь ты сможешь делать то, что делаешь.

- Ничего не понял.

Она кивает, брови на миг сходятся в размышлении. А потом говорит: - Не люблю лошадей.

- Ты не любишь..?

- Еще бы. Лошади - большие тупоумные вонючие твари, созданные лишь для переработки травы в навоз.

- Но...

- Но есть одноглазая кобылица с белым шрамом, вот здесь, и я отдала бы все жизни, чтобы даровать ей вечное счастье. Конь твоего сына, которого он зовет Кариллоном, такой яркий и игривый, что я начинаю смеяться, едва почую его. Есть еще лошадка в чепчике, у нее такой взгляд - иногда смотрю и кажется, что вижу себя. Старый черный мерин, он уже поседел, ходит за ней как лакей, потому что она не позволяет молодым жеребцам его обижать.

- Ты не любишь лошадей, ты любишь каждую лошадь, - говорит Дункан медленно и задумчив кивает. - Лично.

- Он не любит людей. Скорее ненавидит. Злится на каждого встречного, ведь это дает ему повод быть задницей. Но он любит тебя. Любит меня. Любит Криса и Делианна. Ангвассу. Даже Пеллес Рил. Ма'элКота. Лично.

- Да.

- А сильнее всего любит ту рабыню из Фелтейна.

Дункан хмурится. - Женщину, которой не встречал? Ту, которая даже не существовала...

- Я скажу так, - улыбается она. - Иногда его любовь даже более невероятна, чем любовь к тебе.

- И все же.

- Он скорбит по ней. Не по ее гибели. По ее жизни. Он скорбел по ней прежде, чем узнал, что есть такая особа. Скорбит по всем, подобным ей. По всем, подобным тебе.

- Мне?

- Сильнее всего его ранит то, как она молилась и просила милости, и милости не было. Кричала, и никто не слушал. Истекала кровью, и всем было всё равно. Он бы ей помог. Он хотел ей помочь. Сердце его разбито, ибо он так и не помог. И ему никогда не изменить...

- Думаю, я понял.

- Сорок и более лет ты плакал, молил и просил милости, и милости не было. Ты кричал, и никто не слушал. Истекал кровью, и всем было всё равно.

- Ему было не всё равно, - яростно возразил Дункан.

- Да. А ты заботился о нем. И ваши сердца разбиты, ибо вы не спасли друг друга.

Через некое время Кейн собирает всех вокруг Дункана и Меча. Видя висящий на рукояти венок, улыбается лошадиной ведьме. - Мило.

- Спасибо.

- Итак, мы здесь, - начинает он. - И он здесь. И нам попалось особенно твердое дерьмо. Меч не может оставаться здесь вечно, как и мы. Мне нужно общее единство. Будет чертовски тяжело даже совместными усилиями; мы не можем позволить, чтобы кто-то действовал наперекосяк. Это ясно?

Он оглядывает всех, встречая взор каждого. Ма'элКота. Пеллес Рил. Делианна Митондионна. Ангвассы Хлейлок. Лошадиной ведьмы и Дункана.

- Всё произойдет в миг движения Меча. Точнее, в миг принятия решения. Твоего решения, Дункан.

Он кивает. - Понял.

- Вот ради какого исхода я играл. В Пуртиновом Броде Ангвасса и Джонатан Кулак рвутся в Пурификапекс, чтобы воссоединить силы Меча и Руки. Мы не выживем - вероятно - но это и не важно. Силы существуют вне времени, так что любая наша версия сможет выложить козыри.

- В теории, - рокочет Ма'элКот.

- В вертикальном городе Т'фаррелл Митондионн использует Воссоединенные Силы, чтобы перестроить дилТ'ллан, Связать с иным сознанием. Поставить другого на стражу диллин. На Земле Доминик Шейд свяжет силу слепого бога с новым дилТ'лланом, чтобы дать хранителю - как его назовем, Привратником? - много сил, чтобы он мог открывать и закрывать врата.

Дункан вдруг снова чувствует себя заблудившимся. - Ты используешь слепого бога?!

Кейн пожимает плечами. - Пятнадцать миллиардов людей Земли желают жить не меньше прочих. Мы уже поняли, что не сможем остановить перемещение между вселенными; они всегда найдут путь в обход стены, которую мы строим. Тогда следующий выход - управлять этим. Мы можем сделать так, что ответственное и уважительное отношение к Дому станет выгодным. Когда люди начнут делать деньги, становясь хорошими ребятами, рынок плохих парней оскудеет. Верно?

- Это... возможно, - отвечает Дункан. - Только это и могу сказать. Не поймешь, пока сам не сделаешь.

- Вот что самое важное. До сей поры мы возились в песочнице. Я настраивал всё так тонко, как мог. Но едва Меч войдет в игру, все застынет. Мы можем использовать это для сплетения временем Ма'элКота, и он хотя бы не отменится прямо сейчас. Я ограничу Твои силы, но Ты останешься в игре.

- Полагаю, этот вариант лучше несуществования.

- Ты всегда хотел власти, чтобы помогать людям. Она у тебя останется. И потребуется. Уверен, Шпиль обрушится.

- Шпиль?

- Вероятно. Ведь мы собираемся украсть силы обеих Истинных Реликвий, что его держат. Слушай, я обещал Кайрендал сокрушить хриллианцев так же, как сломал Черных Ножей. Если Ты не вмешаешься, это может стать не просто литературным образом.

Ма'элКот устрашен, но тут же задумывается.

- Кончай, - велит Кейн. - И даже не начинай.

- Не могу вообразить, что ты...

- Веди себя прилично. И ты, Пеллес. Все вы, трахнутые богосущности. Мы вступаем на территорию, которой нет на картах. Вы всё поняли?

И снова он всматривается в каждую пару глаз.

- Мы знаем, чем был мир при Завете Пиришанте. Сраной дырой. Со дня Истинного Успения он не улучшился. Но отныне прежние ставки отменяются. Люди станут богами, чтобы сделать мир лучше. Дерьмо, мы раскидаем богов направо и налево. Но мы оставим им место для работы. Пока пользы от них будет больше, чем вреда - отлично. Но если дерьмо начнет выходить из-под контроля... Что ж, богам - всем богам - пора понять, что будут последствия.

- Последствия? - Дункан словно кружит в пустоте. - Какого рода?

Кейн показывает зубы. Они очень белые и необычайно острые. - Моего рода.