— Какая-то совсем молодая девочка осталась. Альнэя и остальные лазутчики уверены, что она действительно последняя. Судя по всему, она моя ровесница или около того, и в те времена была совсем ребёнком. Но почему про неё не знал Феанфил? Он же всех нашёл! Вообще всех! Он так сам говорил. Вы мне рассказывали…

Гинэль понял, что его так гложило весь день: он невольно, на подсознании, соединил все точки линиями и пришёл к выводу, что бог, который якобы не мог ошибаться, ошибку всё-таки совершил, и за эту ошибку многие заплатили своими жизнями. Ивер словно прочитал в мимике, взгляде и жестах всё то, о чём думал его сын, но вместо того, чтобы распинаться, как истинный верующий и даже фанатик, эльф томно проговорил:

— Сынок, пути богов неисповедимы. В том числе и Феанфила. Кто знает, почему он поступил именно так. Но мы знаем, что и он тогда заплатил большую цену.

Гинэль поник. Именно в тот день, когда Феанфилу противостоял последний — как тогда считалось — поток рода повелителей драконов, он пропал. Исчез. Словно растворился в воздухе. Подобно Фениксу, со слов очевидцев, он сгорел в собственном пламени, и искры его магии растворились в воздухе.

Кусок рыбы из супа в горло не лез. Гинелю было, что сказать на эту тему, но ему отчего-то казалось, что отец его не поймёт, не поймёт так, как ему нужно, хотя старший эльф и читал юнца как открытую книгу.

Великому Фениксу было принято поклоняться. Почитать его непрерывный цикл возрождений. Это было даже скорее негласное правило, особенно у тех, кто сам видел его вживую на своём веку, и застал то, что он сделал для эльфийского народа не только этих краёв, но и других, о которых сам Гинэль даже ничего не знает толком. А те, кому он вернул истинный образ — проклятые быть драконами — благодарны ему до такой степени, что слепо были готовы отдавать свои жизни ради выполнения его замыслов. Альнэя так точно им бредила.

Но кем он сам был? Откуда взялся? Почему у бога смертный брат? Об этом то ли не было принято говорить, то ли никто ничего и не знал. А вот Гинэлю это вдруг стало интересно. Может, разгадка того, где их бог сейчас кроется, в том, кем он был на самом деле? Может, он уже просто давным-давно по-настоящему мёртв? Но кто это примет? Он же Великий Феникс! Он должен был возродиться из пепла, как делал это и раньше!

Возродиться из пепла. У Гинэля в голове не укладывалось, как вообще можно собрать себя из пепла? Или того, что ещё оставалось после или во время сражения? А с рассказов очевидцев, тот Феанфил мог. Он мог отрастить любую конечность, зарастить любую рану так, что ни единого шрама не останется. Что уж там — он мог собрать себя из пыли после взрыва, который устраивал сам! Магия и огонь сами рвались из его тела. Как такое вообще возможно?

От своих мыслей Гинэля отвлёк голос сестры:

— Ты о чём-то важном думаешь? Ешь! А то совсем остынет!

Гинэль хмыкнул. Обхватил тарелку руками, после чего ладони эльфа загорелись золотистым огнём, а от супа снова пошёл пар. Ниэель хихикнула, робко прикрывая рот маленькой рукой. Для эльфийки она была не особо высока и миниатюрна.

— Так уже невкусно будет!

— Неправда. — Гинэль ускорился и в этот раз в мгновение ока опустошил тарелку. — Добавки! — Еда сестрёнки была самой вкусной.

Услышав просьбу брата, эльфийка засияла. Не много было нужно, чтобы заставить её радоваться и улыбаться. Гинэль точно знал: плевать ему было на род Касенеда, плевать на, скорее всего, уже мертвого недобога — сестру он защитит от варваров с далёких звёзд любой ценой.

Слух Фила отчего-то стал гораздо лучше, чем он был когда-то, прямо таким, каким он был в детские и подростковые годы: он прекрасно слышал потрескивания внутри лампочек, еле различимый скрип половиц из соседнего кабинета, в котором кто-то неспешно ходил туда-сюда. Причём, он был куда более различимым для него, чем то, что происходило прямо у него под носом. Сидя за столом в окружении и компании не только офицеров академии, но и офицеров комитета внутренней безопасности, а также союзной армии магов и немагов, Фил не особо-то и был увлечён их пустыми разглагольствованиями о том, что всё же случилось.

Для Фила случилось явное: в их тыл проник враг. Возможно, обладающий всем известной силой управлять драконами. Впрочем, такая же, как оказалось, есть и у Эрины. Фил отмахнулся где-то у себя в мыслях, в реальности сохраняя каменное лицо: Эрина точно не враг. Разве что только для самой себя в силу собственной неуклюжести и бездумья. Но вспомнив то, как девушка с пылом и неподдельной храбростью пыталась спасти его от драконов, Фил всё же улыбнулся уголком рта, немного прикрыв веки.

— Товарищ Ригер! У нас люди погибли, а ты улыбаешься! — донёсся крик кого-то из армии немагов. — Считаешь, что раз ты отпрыск товарища маршала Гриффин, тебе всё дозволено?!

Фил даже головы не повернул в сторону ревущего некто. Он был увлечён попытками разгадать головоломку, которая приключилась прямо у него на глазах. Этого дракона он уже видел. Знал, как никто другой. И вот он снова тут, да ещё и не один, да ещё и там же, где Эрина — носитель силы меридианы рода Касенеда; дураку бездумному должно вмиг стать понятно, в чём тут дело. Эльф считал именно так. Но периодически вслушиваясь в разговоры офицеров, он только и мог, что закатывать глаза и отводить взор в сторону. В один из таких моментов украдкой он обратил внимание на свои новые погоны: к двум звёздам пришла и третья — теперь он старший лейтенант. За особые заслуги. Губа Фила дёрнулась от омерзения по отношению к самому себе: могли бы повысить, если бы никому не позволил умереть — вот так он считал. Зато сам калекой не остался. Каким-то чудом. Фил закрыл глаза, попытался прочувствовать всё своё тело, и с липким ужасом, а не положенным восторгом, который бы испытал любой другой на его месте, ощутил, что всё его тело окончательно зажило. Но это была секретная информация: по теории для всех, его лечили лучшие маги-врачи со всего Союза — вот и весь секрет. В такой блат даже охотно поверили в силу его родственных связей. Секрет для дураков и несведущих. Настоящий секрет был в том, что к Филу не прикоснулся ни один врач после госпитализации (запрет высшего руководства): всё его тело зажило само. Ни единого рубца. Никакого напоминания о произошедшем. Фила удивляло только одно: только укус бешеной курсантки не заживал, оставаясь розоватым шрамом на груди. И в этот же момент, как только эльф подумал о нём, след как-то приятно стал щипать. Хотелось дотронуться, но Фил сдержался.

Вдруг двери кабинета распахнулись. В окружении ещё нескольких старших офицеров в кабинет зашла она — маршал Шарлотта Гриффин. Все, кто сидел, встал и отдал честь. Те, кто стоял, тоже. Резво, бойко и с уважением. Только Фил поднялся из-за стола вяло и также уныло отдал честь, будучи скованным чувством бесчестья. Хотя ему и хотелось от её присутствия вжаться в стул и в нём же затеряться. Прямо в куске дерева, стать с ним одним целым, но чтобы Шарлотта — любимая мама — на него не смотрела таким наигранным строгим взглядом, за которым скрывалось неподдельное беспокойство. И чтобы другие перестали выдумывать мерзкую ересь.

Фил никогда не стыдился ни своей матери, ни даже своего происхождения. Ему лишь было стыдно за то, как низко он выглядит в глазах других лишь оттого, что он её бестолковый сын, рождённый чёрт знает, от кого. Ему было стыдно за то, что её осуждают за его существование. За то, что он разрушил её тогда уже состоявшуюся семью. За его присутствие сейчас. За то, что он жив и вообще находится здесь — слишком много чести для простого эльфа-полукровки, рождённого в измене жены бедному несчастному мужу. По факту это было действительно так. Фил поморщился, уже сидя на своём месте.

— Слишком шумно у вас, — строго начала Шарлотта, садясь за стол. Её чёрные вьющиеся волосы буквально терялись в очертаниях чёрного кителя с золотыми расшивками, пуговицами и погонами маршала магармии. Никто больше не смел издать лишнего звука, даже Ригер.