Белый свет прорезался сквозь вяло сомкнутые веки, пробуждая Фила. С усилием, сквозь полное неповиновение тела его воле, он открывал глаза и видел серо-жёлтое небо, по которому полотном тёк чёрный дым. Откуда-то с краю ветер разносил хлопья пепла, они как горячий снег оседали на коже Фила. Каждое такое мягкое касание всё больше и больше приводило его в чувство. Он хотя бы начал понимать, что над головой — небо, а по нему расползается дым, и даже быстро понял, что этот дым — последствие взрывов снарядов.

По небу пролетел грач. Сначала он скрылся из виду, но затем вернулся, закружив над Филом. Тот старательно пытался сфокусировать свой взгляд на птице, но получалось с трудом. Снова грохот. Слева что-то с лязгом и воем обрушилось. Голова невольно повернулась к источнику шума, но ничего не было видно. Поток пыли пронёсся по окрестности, застилая всё вокруг дымчатой пеленой. Фил снова посмотрел на небо, птицы уже не было.

— Молодец, нечего тебе тут делать… — с хрипом выдавил он из себя, с трудом шевеля сухими губами, на которых запеклась вытекшая из носа кровь. Откуда-то слышались голоса. Эхом они доносились до ушей Фила, но он не мог понять их значения. Может, это просто крики испуганных или раненых солдат? Разницы уже не было. Фил готовился снова погрузиться во тьму, но на этот раз с концами. Глаза медленно закрывались, в ушах гулко звенело, и звук этот постепенно перерастал в оглушительную тишину. И за сомкнутыми веками уже виднелась безмятежная мрачная пустота. Мысли растворялись в этом ничего, утекали из головы, словно талая вода с верхушек гор, у подножия которых были не цветущие долины, а размеренная безграничная темнота, сжирающая каплю за каплей, не оставляя ни следа, ни намёка на жизнь и существование.

***

Эхо, похожее на вой ветра в безмолвной ночи, но постепенно приобретающее очертания и мотивы. Нотки голосов, знакомых. А может, и нет. Говорящих о чём- то важном. А может, и нет. Тьма перед глазами растворялась, будто бы на чёрное полотно капали дешёвый растворитель, и уродливые бесформенные пятна растекались, становясь всё больше. Цвет их был едва понятен: волна за волной сияла не то зелёным, не то красным светом, обращаясь во что-то раздражающее и колючее, вынуждающее открыть глаза. Но для этого не было ни сил, ни желания. Где-то в центре всей уродливой космической картины сконцентрировалась боль, скрипящая мерцающими полосами. За ними следовал звон. Сначала тихий, потом всё громче и громче. Это напоминало звуки ударов ногой по железным дверям жилых домов. Грохот, за которым была мрачная пустота, в которую заглянуть страшно, но так любопытно. Эта дверь с лязгом раскрылась. Все пятна приняли единую форму белого сияющего солнца, свет которого ослеплял. Яркая вспышка вынудила эльфа распахнуть веки.

Над головой — невнятный серый потолок с подтёками и трещинами, выстраивающимися в хаотичный уродливый рисунок. Чуть правее лампочка, жалко болтающаяся на пыльном шнуре и противно мигающая. Повернув голову на бок, Фил увидел такие же обшарпанные стены, соответствующие своим видом потолку. С обеих сторон и спереди виднелись больничные койки, очевидно, с больными на них, так как до ушей Фила стали доходить стоны, вопли, плач и какие-то слова, смысл которых он всё ещё не мог в полной мере осознать.

Он снова установился вялым взглядом на потолок и вытянул левую руку перед собой. Она вся была замотана бинтами, сквозь которые уже сочилось что- то красное, розовое и жёлтое. Боль была, и её осознать было проще, чем происходящее вокруг. Невыносимое жжение быстро возвращало в реальность и отрезвляло сознание, давая понять ему — он ещё жив. Тут же Фил вспомнил, кто он и что он тут делает.

Фил Ригер. Лейтенант 6-го отряда, входящего в состав 3-ей роты и далее 11- ой дивизии.

Приложив огромные усилия и преодолевая жгучую боль во всём теле, Фил поднялся. Тут же послышались крики засуетившейся медсестры. Она расторопно куда-то выбежала, а потом вслед за ней заскочили военные. Одиннадцать офицеров в синей форме окружили койку Фила и с выпученными глазами разглядывали эту забинтованную с ног до головы живую мумию.

— Это ж как так, всё-таки выжил…

Этот скрипучий низкий голос Фил признал сразу: генерал Льюис Корф, рыжий кот с голубыми глазами и телом, напоминающим человеческое. Кошачья мимика, изрядно подражающая людской, выражала тревогу, смятение и удивление. — Сам в шоке… — тихо прохрипел Фил, пустыми глазами глядя на забинтованные руки.

— Оставьте нас, товарищи, — тихо, но жёстко приказал кот, разгоняя остальной офицерский состав, также отмахиваясь от медсестры, которая тут же скрылась из виду. Льюис осторожно присел на край кровати, поправляя длинный пушистый хвост, почесал рыжую меховую макушку, тяжело вздохнул и заговорил, едва слышно бормоча себе под нос: — Мы нашли тебя… ты нашёл нас… не знаю. Но после взрыва…

«Какого взрыва?» — подумал Фил.

— …всё было в огне. В эпицентре никто не выжил, из всей одиннадцатой дивизии в живых остался только ты, Фил Ригер. Мы думали, что и ты не жилец. Не должен был…

Фил с недоумением глядел на кота, который в свою очередь перебирал вполне себе человеческими, но мохнатыми когтистыми пальцами, смотря в пустоту.

— Вместо… мы… На горизонте мы увидели живой труп без кожи, бредущий в нашу сторону. Мы даже не сразу поняли, что это ТЫ. Только когда ты в бреду стал произносить своё имя и номер отряда, мы с ужасом поняли. Фил… — на мгновение Корф замолчал, а потом бросил острый горящий взгляд на Ригера, — как ты выжил? Никто не смог! Даже те, кто успел воспользоваться барьерной магией! От них не осталось даже пятна! Ничего! А те, кто был подальше, так и они смачно поджарились! Выжили только те, кто был совсем далеко…

Фил меньше чем за минуту испытал шок, ужас, непонимание, отрицание и другие мерзкие, рвущие изнутри чувства. И правда, а почему он выжил?

Последнее, что он отчётливо запомнил, — это то, как его подчинённый рядовой оттолкнул его, после чего того разорвало на части от прилетевшего в него магического заряда. Дальше обрывки, клочки и что-то невнятное, и вот он сидел здесь, слушал генерала Корфа. Никакого взрыва он вообще не помнил. Тем более такого масштабного, если верить описаниям генерала. Ответа на вопрос не нашлось. Фил многозначительно промолчал, тоскливо и стыдливо отведя взгляд, ощутив сковывающее чувство вины за то, что он выжил.

— Мне очень жаль, генерал, — единственное, что он смог из себя выдавить.

***

По больнице и за её пределами разносились слухи, которые офицеры немедленно требовали опровергать и наказывать жестоко всякого, кто посмеет уверять в их достоверности. Фил же, к сожалению, был вынужден знать всю правду. Он лично отматывал бинты от своих конечностей и под ними обнаруживал, что ожоги не просто заживали, а стремительно стягивались, скрываясь за новой кожей. Слой за слоем. В один прекрасный день он стал точно таким же, каким и был прежде. Однако, покрутившись перед старым, уже украшенным трещинами, зеркалом, всё же понял, что не всё осталось на своих местах: старых боевых и детских шрамов не было, всё тело каким-то чудом обновилось. И к большему изумлению сторонних, нежели его собственному, — он уже устал удивляться, — у него отросли волосы на голове. Той же длины, что и были. Фил сам больше испытывал облегчение оттого, что к нему вернулись его брови. Без них он выглядел ещё более странно, чем без кожи. По крайней мере, так казалось ему самому.

Все первые ночи Фил спал достаточно спокойно, даже довольно крепко, несмотря на все свои повреждения: доктора давали ему сильные обезболивающие и какие-то наркотические препараты, со временем понижая их дозу по мере восстановления тела. Боль физическая ушла, но боль внутри головы и между рёбер не заставила себя долго ждать. Что-то едкое и фантомное прокатывалось колючим колесом то туда, то обратно, не давая нормально спать, есть и даже дышать. Периодически эльфа бросало в дрожь, озноб, мысли разбегались как тараканы, которых ночью застали на старой кухне. И он не мог понять причину всего того ужаса, что стал испытывать, и накатывающего на него изо дня в день всё сильнее. В некоторые самые тёмные и мрачные ночи Фил вскакивал с койки с пронзительным криком, понимая, что он видел что-то невероятно ужасное, чудовищное и устрашающее, но уже буквально через несколько секунд его мозг отказывался воспроизводить те самые картинки. Неизвестность нагнетала обстановку ещё больше.