Правда, очень хотел, но отец был категорически против моего общения с дедом, сам не знаю почему. Возможно, они с дедом не ладили, потому что к нам он не приезжал никогда. Очень жаль. Мне так хотелось пообщаться с ними больше.

Марина берёт меня за руку и сжимает в своей тёплой ладони.

— Ты больше не общался с дедом? — подает голос Марина.

— Нет, когда его не стало отец продал дом в деревне и на полученные деньги купил квартиру, которую потом переоборудовали под Ника.

— То есть ты больше не был там?

Нет.

— Туда больше невозможно вернуться, это как в детство, что всегда в твоей душе, но туда не зайдёшь больше и не проживёшь по-новой. Лишь воспоминания.

Что-то я расчувствовался. Пытаюсь выдохнуть спокойнее.

Слышу, Марина хлюпает носом.

— Эй — обнимаю её.

Она утыкается носом мне в шею и мотает головой.

— Продолжай — говорит сипло.

— Я тебе рассказываю, не для того, чтобы ты плакала, Марин!

Поражает она меня.

— Я слушаю тебя.

— Угу.

Смешная…

Надо, наверное, половину не говорить, а то начнёт жалеть.

— Ладно, школу я закончил, слава Богу и поступил в универ. Работать пошёл на завод во вторую смену, а днём учился. Долго мои поздние явления домой отец не выдержал, и снял общагу для меня. Правда, на один месяц, дальше самому пришлось платить за всё. Отец приучал к самостоятельности, он вообще не церемонился со мною. Порой поражал контраст его отношение ко мне и Нику. Он для него всё делал, а я словно кость поперёк горла ему был. Не знаю, так казалось со стороны. — Надо, наверное, по мягче выражаться, а то Маринка сжалась вся от моих слов. — Честно до сих пор понять не могу, как я выжил в таком темпе. Но с третьего курса стало легче, к тому же меня повысили на работе, и я стал мастером. Помню, так гордился собою, приехал к родителям. Мамы с Ником дома не было. Рассказал отцу. Он сказал, что ничего другого от меня не ждал, гордится мне не чем. Что его мозгов мне не досталось и только и могу руками работать на заводе. Ник вот на экономическом учится, и работает в фирме отца, молодец. А я не оправдал его ожиданий. Чтобы я не делал, для него это было всегда плохо. — сколько себя помню. Зачем-то пытался ему доказать, что стою чего-то. Как оказалось зря. — Я не должен был походить на Ника, ведь мы с ним разные люди, но для отца всегда существовал только он. До сих пор помню, как пришёл похвастаться аттестатом после школы, а они уезжали в отпуск с Ником отмечать окончание школы. Отец даже не вышел из машины. Ведь я закончил с тройками, не то, что Ник.

— Они не взяли тебя с собою? — поднимает голову Марина.

Мотаю головой, не хочу вспоминать это. До сих пор обидно.

— Руслан, познакомь меня с ними, пожалуйста, я всё скажу им! — такая серьёзная.

Её слова вызывают улыбку. За меня ещё никто не заступался перед отцом. Он даже слушать её не будет.

— Нет, Марин.

— Их нет — её голос садится.

— Есть, но меня для них больше нет, Марин.

— Как это?

— Я и сам до сих пор понять не могу, почему так получилось.

— Расскажи.

А как же вспоминать то не хочется это все!

— Ник записался в секцию скалолазания. Мы с ним ходили в один центр, но я в качалку. В разные группы в общем.

Тот день встаёт перед глазами. Так плохо и страшно за брата мне ещё не было.

— Посередине занятия к нам забежал его тренер и сказал, что Ник упал неудачно и не может встать. Я так испугался за него тогда. В скорой никак не мог отпустить его руку. Он сломал спину.

Пытаюсь спокойно выдохнуть, но ничего не получается.

— Родителям пришлось сообщать мне. Это так больно, говорить близким такие вещи. Отец после этого со мною три месяца не общался. Я не уследил за братом, допустил, что он получил травму и не встанет больше на ноги.

В груди всё в узел завязывается при воспоминании о том разговоре с отцом. Я был в полном раздрае, и не ожидал никак, что он обвинит меня во всём. Ведь это я посоветовал ему этот центр, знал бы, чем всё это обернётся, за километр бы обходил.

— Но ты же не виноват — Марина прикасается к щеке и тихонько поглаживает — Ведь ты же не был там — заглядывает в глаза.

— Не знаю, но наверное он был прав, я тогда в таком раздрае был, очень боялся за Ника. Отец перевёл его в частную клинику, но на ноги он так и не встал.

— Ты всё это время себя винил в случившемся?

Не только я, Марин.

Киваю не в силах ничего сказать ей.

— Господи — тянется ко мне и обнимает за шею — ты с ума сошёл. Ты- то тут причём, Руслан. Не надо. Не вини себя, слышишь. Ты ни в чём не виноват, родной мой.

Я до сих пор не могу простить себе это.

— Не могу — отвечаю честно — я пытался помочь ему в дальнейшем. Он полтора года боролся, хотел встать. Ему нужно было сделать операцию.

Марина отпускает и заглядывает в глаза, догадываясь.

— Он не перенёс её. У нас не переносимость наркоза, как оказалось. Он не выкарабкался.

— Мне так жаль — она обнимает, а я не могу скрыть эмоции.

Глаза начинает щипать.

— Как ты всё это пережил, родной мой — притягивает к себе, обнимает, а меня прорывает на эмоции.

Ощущаю лёгкое прикосновение её губ к щеке, тихонько гладит по волосам, отчего немного расслабляюсь.

— Я очень тебя люблю — говорит сипло.

Обнимаю её крепче. Спасибо, что ты есть у меня.

Марина.

Слушая Руслана прихожу в ужас от его родителей, вернее от их отношения к нему. Ведь он тоже их сын и достоин их любви и заботы. Как, он смог остаться человечным с таким отношением к нему, ума не приложу.

Заметила, что, когда он говорит про Никиту его голос становится мягче, и он непроизвольно начинает улыбаться. Он очень его любит и так тепло о нём отзывается.

Мне кажется он до сих пор не смирился с его потерей. Когда умер мой отец я долго не могла это принять. Это очень больно.

Обнимаю крепче Руслана, он тяжело выдыхает и замолкает. Мне очень жаль, что ему приходится вспоминать об этом и переживать заново, но ему надо выговорился и не держать ничего в себе. Надеюсь после этого ему станет легче. Ощущаю, что кожа на его щеке увлажнилась. Родной мой, как же тебе тяжело это всё далось.

— Солнышко моё — целую его в щёку и тихонько укачиваю, он должен вытащить это из себя, проговорить, пережить, но ему очень сложно.

Через некоторое время он успокаивается и немного отстраняется, вытирает глаза краем ладони.

— Это всё в прошлом — беру его за руку.

— Мне кажется, что это было вчера — тяжело выдыхает — тот звонок врача, после которого моя жизнь разлетелась на осколки. Я не мог принять что его больше нет. В тот момент жить не хотелось совсем.

Неужели его в этот момент никто не поддержал? Судя по реакции нет.

— Я напился в хлам и сел за руль. Хотел, чтобы это всё закончилось и въехал в первый же столб.

Господи…

— Руслан — сжимаю его пальцы в ладони — Как? Зачем?

Насколько ему плохо было, раз решился на такое!

Дурачок! Я в шоке от того, что вообще с ним происходило. Неужели родителей не было рядом в такой момент. Ведь он, наверное, себя загнобил из-за чувства вины, если решился на такое.

— Не бойся откачали меня после операции — грустно усмехается и тяжело выдыхает — неделю в себя не приходил. У меня как у Ника получилось, только я выжил, а он нет. Отец не очень рад был этому. Его разговор с врачом, наверное, навсегда запомню — в его глазах плещется боль.

— Что он сказал? — не могу удержаться от вопроса.

Неужели что-то плохое?

— Этот сволочь оказался живучим — его голос садиться — после того, что я сделал, я не сын для него больше, сволочь, который сотворил глупость, выжил и теперь своей физианомией напоминаю о Нике, которого больше нет.

— Господи, да как можно то так!

Что за люди! Обычно беды сближают людей. И начинаешь ценить близких ещё больше, а тут… У меня нет слов, чтобы выразить своё отношение к его отцу.