Он вцепился пальцами в край стола, костяшки пальцев стали белыми, дышал рывками, в уголках глаз блестели слёзы.

— Дыши, глубже — говорю ему и кладу руку поверх его.

Он перевёл взгляд на меня, я присела на корточки, чтобы он не поворачивая головы видел меня. Он отпустил край стола, а я сжала его пальцы.

— Дыши со мною по счёту. Раз, глубокий вдох, глубже, пожалуйста, давай.

Парень послушался и вдохнул спокойнее.

— Два выдох такой же долгий.

Пока ненадолго удалось отвлечь парня, и он немного успокоился.

Я замечаю, что Пётр Семёнович продолжает и парень вскрикивает опять.

— Тише — придерживаю его за плечо — сосредоточься на дыхании дыши со мною, давай, вдох, медленный, давай.

Парень зажмуривается и пытается вдохнуть, в этот момент Пётр Семёнович, похоже, добрался до грыжи, парень дёрнулся и сильно сжал мои пальцы, громко вскрикнул.

— Руслан, ты что творишь, лежи смирно и не шевелись, ты же понимаешь последствия!

Парень кивнул и тихо застонал.

— Дыши, поехали раз, глубоко и медленно, пожалуйста — тихонько поглаживаю его по плечу.

Он так и не разжимает мои пальцы, медленно вдыхает.

— Вот так, теперь выдыхай медленно, считай до трёх четырёх — начинаю его отвлекать.

Но он опять вскрикивает, и жмуриться, забывая дышать.

— Вдох, давай, мой хороший, ещё немного — уговариваю его, и он медленно вдыхает.

— Марин, держи его крепче за плечи, иначе сдвинет всё сейчас нам.

Пытаюсь удержать парня на одном месте за плечи, знаю, что не очень удобно и не гигиенично, но мне нужно его максимально обездвижить. Наклоняюсь к нему и прикасаюсь к его щеке своей, тихо говорю ему на ухо.

— Не двигайся, пожалуйста, я знаю больно, кричи, но не двигайся, пожалуйста — сама немного придавливаю его, чтобы ограничить его движения.

В какой-то момент он вздрагивает, а затем кричит сильно, громко, так надрывно.

— Молодец — говорю ему, когда он замолкает или у него сорвало голос.

Не поднимаюсь от него, вдруг дёрнется.

— Дыши, солнышко, давай.

Он делает короткий вдох и быстрый выдох.

— Медленнее на счёт три давай, раз, два три, вот так умничка — хвалю его, потому, что парень держится из последних сил.

— Почти всё Руслан, потерпи чуть- чуть, Марин, держи его.

Прикасаться к его лицу второй раз как-то неудобно, поэтому крепче держу его за плечи не давая двигаться.

Парень стонет, сильно.

— Дыши — напоминаю ему — медленно, давай.

Парень слушается и медленно вдыхает.

— Молодец, вот так уже почти всё.

— Да почти осталось зашить — слышу Петра Семёновича и немного выдыхаю сама.

Такого в моей жизни ещё не было.

Парень под руками немного расслабляется и начинает сам дышать глубоко.

— Ты молодец — говорю ему.

— Всё, Руслан, мы закончили. Я думал, будет хуже, но ты справился — говорит Пётр Семёнович.

Я отпускаю плечо парня, а он мою руку нет, держит в своей большой ладони, зажмурился и тихо выдохнул.

Татьяна заклеивает ему спину.

— Всё хорошо — легонько глажу его по плечу, и парень открывает глаза — ты справился.

Он переводит взгляд на руки и тихонько разжимает ладонь, выпуская мои пальцы.

— Спасибо — говорит тихо и очень хрипло.

— Не за что, ты молодец.

— Так всё Сергей, Максим, переложите его на каталку и в палату — говорит Пётр Семёнович.

Я отхожу от стола, пропуская санитаров. Парень, не переставая смотрит на меня.

Вспоминаю про лёд. Обычно на шов кладут лёд, да и ему легче будет. Санитары не очень аккуратно перекладывают парня на каталку, от чего он стонет сильно.

— Аккуратнее — говорю им и подхожу к парню.

— Ничего же не чувствует — говорит один из них.

А у меня сердце сжимается от того, что он всё чувствовал и как только перенёс всё это.

— Глянь, в какую его палату — говорит один из санитаров и идёт к столу с бумагами.

— Потерпи немного — говорю парню и замечаю, что его начинает трясти.

Болевой шок?

— Дыши, слышишь — тихонько глажу по плечу и укрываю его простынёй — не забывай, это скоро пройдёт, всё уже позади — поправляю простынь у него на плечах.

Он так проникновенно смотрит на меня.

— В шестую его, поехали — говорит один из санитаров и они резко дёргая каталку вывозят его. Ему же сейчас каждое движение с болью.

Вспоминаю про лёд, хватаю его и хочу пойти следом, но меня окрикивает Пётр Семёнович.

— Марина, переодевайтесь и зайдите ко мне — говорит мне он и выходит из операционной.

— Хорошо — говорю ему в спину.

Отлично Зотова! Ты уволена в первый же день работы! Так облажаться просто не реально! Ну почему я нормально его историю болезни не прочитала!

Подхожу к столу и беру карту Руслана. Пролистываю, но ничего о том, что операция без анестезии не нахожу. Меня кто-то хотел подставить?

Марина.

Пытаюсь немного успокоиться после всего пережитого и переодеваюсь. Возвращаюсь в операционную за льдом и картой Руслана, чтобы доказать Петру Семёновичу, что там ничего не сказано про анестезию. Лёд для Руслана естественно никто не забрал, а вот карты его на месте я уже не нахожу. Вот же дура, всё с собою надо было забирать.

Прихватив лёд, иду к Петру Семёновичу в кабинет.

Открываю дверь, а его нет на месте. Отлично.

— Не стесняйся, проходи — вздрагиваю от голоса за спиной.

Оборачиваюсь и пропускаю вперёд Петра Семёновича. У него в руках карта Руслана.

— А лёд зачем? Думаешь, пороть тебя буду за сегодняшнюю оплошность? — присаживается он в кресло.

— В карте нет ни слова об отсутствии анестезии! — взрываюсь я.

— Он аллергик! У него уже был анафилактический — откачали! Ты второго хочешь?

— Но в карте нет ни слова об этом — пытаюсь его убедить.

— Ты последнюю страницу читала? — раскрывает передо мною карту Руслана в которой вклеены новые страницы.

— Этого не было в моей карте!

— Теперь ты на Танюшу будешь наговаривать! Перестань, просто признайся в своей профнепригодности! Так и быть оставлю тебя в помощниках.

— Какой профнепригодности! Я Вам говорю, что в операционной была другая карта!

Выхватываю из его рук карту Руслана и оттягиваю новые странички. На моё счастье клей ещё не совсем высох и они начали отходить.

— Видите, их недавно вклеили! Их не было!

Он хмуриться, и забирает у меня карту.

— Странно — он убеждается в моей правоте — и кому это нужно было.

— Я не знаю, я первый день у Вас работаю.

— Хорошо. Извините Марина. Понаблюдайте за Каримовым. Он ваш первый пациент — он пролистывает карточку, убеждаясь, что все листы на месте — ему фактически сейчас ничего нельзя, никак не обезболить.

— Я поняла уже. Вот как раз лёд и прихватила.

— Ах, да мы же про него забыли.

— Я могу идти?

— Да, конечно. Все назначения я буду вносить в его карту.

— Тогда передавайте мне её лично в руки, иначе я буду пренебрегать вашими назначениями.

— Я понял, оставьте тогда мне его карту, а завтра с утра зайдёте за ней.

— Хорошо — отдаю ему карту и выхожу из кабинета.

Так интересно кому это я в первый же день перешла дорогу?

Подхожу на пост к Татьяне. Она какая-то нервная, дёрганная.

— Тань, а Каримов в какой палате? — спрашиваю.

— В шестой, а что? — отчего-то краснеет она.

— Объяснишь как пройти.

— Зачем тебе? — удивляется и смотрит на лёд в моих руках — ой, я забыла совсем, про него, давай я ему отнесу — тянет руки ко льду.

— Я сама, Пётр Семёнович мне поручил его вести, так, что, рассказывай, где у вас палата номер шесть.

Он поджала губы, словно это ей совсем не нравилось.

— Прямо по коридору лифт, на первый этаж, там как выйдешь, идёшь прямо до лестницы. Палата напротив лестницы.

Квест прям какой-то.

— Хорошо, спасибо — разворачиваюсь и иду к лифту.

Странное какое-то поведение у Тани, но чем я могла ей насолить в первый же день, не понимаю.