Я кивнула.

– Плохо читали значит, не будет её – он взял в руки скальпель, а я просто офигела от происходящего.

Парень зажмурился и тихо простонал, когда кожи коснулся холодный металл. Он же всё чувствует, он же не спит!!!!

– Расслабься Руслан! – говорит резко Пётр Семёнович и начал раскрывать разрез.

Парень вскрикнул.

– Руслан, я не могу так работать, расслабься.

Легко ему говорить.

Не выдерживаю и подхожу к парню, от меня сейчас и так мало толка.

Он вцепился пальцами в край стола, костяшки пальцев стали белыми, дышал рывками, в уголках глаз блестели слёзы.

– Дыши, глубже – говорю ему и кладу руку поверх его.

Он перевёл взгляд на меня, я присела на корточки, чтобы он, не поворачивая головы видел меня. Он отпустил край стола, а я сжала его пальцы.

– Дыши со мною по счёту. Раз, глубокий вдох, глубже, пожалуйста, давай.

Парень послушался и вдохнул спокойнее.

– Два выдох такой же долгий.

Пока ненадолго удалось отвлечь парня, и он немного успокоился.

Я замечаю, что Пётр Семёнович продолжает и парень вскрикивает опять.

– Тише – придерживаю его за плечо – сосредоточься на дыхании дыши со мною, давай, вдох, медленный, давай.

Парень зажмуривается и пытается вдохнуть, в этот момент Пётр Семёнович, похоже, добрался до грыжи, парень дёрнулся и сильно сжал мои пальцы, громко вскрикнул.

– Руслан, ты что творишь, лежи смирно и не шевелись, ты же понимаешь последствия!

Парень кивнул и тихо застонал.

– Дыши, поехали раз, глубоко и медленно, пожалуйста – тихонько поглаживаю его по плечу.

Он так и не разжимает мои пальцы, медленно вдыхает.

– Вот так, теперь выдыхай медленно, считай до трёх четырёх – начинаю его отвлекать.

Но он опять вскрикивает, и жмуриться, забывая дышать.

– Вдох, давай, мой хороший, ещё немного – уговариваю его, и он медленно вдыхает.

– Марин, держи его крепче за плечи, иначе сдвинет всё сейчас нам.

Пытаюсь удержать парня на одном месте за плечи, знаю, что не очень удобно и не гигиенично, но мне нужно его максимально обездвижить. Наклоняюсь к нему и прикасаюсь к его щеке своей, тихо говорю ему на ухо.

– Не двигайся, пожалуйста, я знаю больно, кричи, но не двигайся, пожалуйста – сама немного придавливаю его, чтобы ограничить его движения.

В какой-то момент он вздрагивает, а затем кричит сильно, громко, так надрывно.

– Молодец – говорю ему, когда он замолкает или у него сорвало голос.

Не поднимаюсь от него, вдруг дёрнется.

– Дыши, солнышко, давай.

Он делает короткий вдох и быстрый выдох.

– Медленнее на счёт три давай, раз, два три, вот так умничка – хвалю его, потому, что парень держится из последних сил.

– Почти всё Руслан, потерпи чуть- чуть, Марин, держи его.

Прикасаться к его лицу второй раз как-то неудобно, поэтому крепче держу его за плечи не давая двигаться.

Парень стонет, сильно.

– Дыши – напоминаю ему – медленно, давай.

Парень слушается и медленно вдыхает.

– Молодец, вот так уже почти всё.

– Да почти осталось зашить – слышу Петра Семёновича и немного выдыхаю сама.

Такого в моей жизни ещё не было.

Парень под руками немного расслабляется и начинает сам дышать глубоко.

– Ты молодец – говорю ему.

– Всё, Руслан, мы закончили. Я думал, будет хуже, но ты справился – говорит Пётр Семёнович.

Я отпускаю плечо парня, а он мою руку нет, держит в своей большой ладони, зажмурился и тихо выдохнул.

Татьяна заклеивает ему спину.

– Всё хорошо – легонько глажу его по плечу, и парень открывает глаза – ты справился.

Он переводит взгляд на руки и тихонько разжимает ладонь, выпуская мои пальцы.

– Спасибо – говорит тихо и очень хрипло.

– Не за что, ты молодец.

– Так всё Сергей, Максим, переложите его на каталку и в палату – говорит Пётр Семёнович.

Я отхожу от стола, пропуская санитаров. Парень, не переставая смотрит на меня.

Вспоминаю про лёд. Обычно на шов кладут лёд, да и ему легче будет. Санитары не очень аккуратно перекладывают парня на каталку, от чего он стонет сильно.

– Аккуратнее – говорю им и подхожу к парню.

– Ничего же не чувствует – говорит один из них.

А у меня сердце сжимается от того, что он всё чувствовал и как только перенёс всё это.

– Глянь, в какую его палату – говорит один из санитаров и идёт к столу с бумагами.

– Потерпи немного – говорю парню и замечаю, что его начинает трясти.

Болевой шок?

– Дыши, слышишь —тихонько глажу по плечу и укрываю его простынёй – не забывай, это скоро пройдёт, всё уже позади – поправляю простынь у него на плечах.

Он так проникновенно смотрит на меня.

– В шестую его, поехали – говорит один из санитаров и они, резко дёргая каталку вывозят его. Ему же сейчас каждое движение с болью.

Вспоминаю про лёд, хватаю его и хочу пойти следом, но меня окрикивает Пётр Семёнович.

– Марина, переодевайтесь и зайдите ко мне – говорит мне он и выходит из операционной.

– Хорошо – говорю ему в спину.

Отлично Зотова! Ты уволена в первый же день работы! Так облажаться просто не реально! Ну почему я нормально его историю болезни не прочитала!

Подхожу к столу и беру карту Руслана. Пролистываю, но ничего о том, что операция без анестезии не нахожу. Меня кто-то хотел подставить?

Пытаюсь немного успокоиться после всего пережитого и переодеваюсь. Возвращаюсь в операционную за льдом и картой Руслана, чтобы доказать Петру Семёновичу, что там ничего не сказано про анестезию. Лёд для Руслана естественно никто не забрал, а вот карты его на месте я уже не нахожу. Вот же дура, всё с собою надо было забирать.

Прихватив лёд, иду к Петру Семёновичу в кабинет.

Открываю дверь, а его нет на месте. Отлично.

– Не стесняйся, проходи – вздрагиваю от голоса за спиной.

Оборачиваюсь и пропускаю вперёд Петра Семёновича. У него в руках карта Руслана.

– А лёд зачем? Думаешь, пороть тебя буду за сегодняшнюю оплошность? – присаживается он в кресло.

– В карте нет ни слова об отсутствии анестезии! – взрываюсь я.

– Он аллергик! У него уже был анафилактический, откачали! Ты второго хочешь?

– Но в карте нет ни слова об этом – пытаюсь его убедить.

– Ты последнюю страницу читала? – раскрывает передо мною карту Руслана в которой вклеены новые страницы.

– Этого не было в моей карте!

– Теперь ты на Танюшу будешь наговаривать! Перестань, просто признайся в своей профнепригодности! Так и быть оставлю тебя в помощниках.

– Какой профнепригодности! Я Вам говорю, что в операционной была другая карта!

Выхватываю из его рук карту Руслана и оттягиваю новые странички. На моё счастье, клей ещё не совсем высох, и они начали отходить.

– Видите, их недавно вклеили! Их не было!

Он хмуриться, и забирает у меня карту.

– Странно – он убеждается в моей правоте – и кому это нужно было.

– Я не знаю, я первый день у Вас работаю.

– Хорошо. Извините Марина. Понаблюдайте за Каримовым. Он ваш первый пациент – он пролистывает карточку, убеждаясь, что все листы на месте – ему фактически сейчас ничего нельзя, никак не обезболить.

– Я поняла уже. Вот как раз лёд и прихватила.

– Ах, да мы же про него забыли.

– Я могу идти?

– Да, конечно. Все назначения я буду вносить в его карту.

– Тогда передавайте мне её лично в руки, иначе я буду пренебрегать вашими назначениями.

– Я понял, оставьте тогда мне его карту, а завтра с утра зайдёте за ней.

– Хорошо – отдаю ему карту и выхожу из кабинета.

Так интересно кому это я в первый же день перешла дорогу?

Подхожу на пост к Татьяне. Она какая-то нервная, дёрганная.

– Тань, а Каримов в какой палате? – спрашиваю.

– В шестой, а что? – отчего-то краснеет она.

– Объяснишь, как пройти.

– Зачем тебе? – удивляется и смотрит на лёд в моих руках – ой, я забыла совсем, про него, давай я ему отнесу – тянет руки ко льду.