— Но ведь уже ночь. Мы с трудом нашли сюда дорогу, князь, — удивленно возразил воин.

— Делайте, как вам велено.

Гонцы собрались прощаться, но тут Скирвайлис обратился к старшему сыну Юдикису:

— Покорми воинов. И дай им по ковшу пива…

Гости прибыли далеко за полночь. В доме Скирвайлиса никто не спал: нужно было накормить их ужином, приготовить ночлег, пристроить где-нибудь шестерых лошадей. Дочь Скирвайлиса, Мингайле, вынимала из сундуков холщовые простыни, меняла наволочки, постельное белье. Все засуетились, загомонили, забегали туда-сюда, не зная, за что приняться в первую очередь. При одной только мысли о том, что здесь вот-вот появится сын достопочтенного Кястутиса, самого любимого литовского князя, дворовых охватывало неописуемое волнение. Женщины и девушки вздумали даже повесить на шею украшения, надеть браслеты — ни дать ни взять ждали, что к ним, гарцуя, прискачут женихи или сваты. Гругис подтрунивал над ними, а сам, сгорая от нетерпения, все время выскакивал в непроглядную, пронизывающую до мозга костей холодную ночь и, склонив набок голову, вслушивался в звуки, доносящиеся со стороны леса.

Только хозяин огромного двора, старик Скирвайлис, казался невозмутимым. Глубоко задумавшись, он сидел за столом в горнице. Человека, прожившего долгую жизнь, видевшего много смертей и не раз глядевшего ей в глаза, трудно чем-нибудь удивить. Хозяина Локисты вовсе не обрадовала последняя весть, его терзали недобрые предчувствия. Выходит, князь Витаутас не сумел отвоевать свои владения и второй раз вынужден был кинуться в объятия к крестоносцам. Вряд ли они его так легко отпустят. Последние штаны и рубашку снимут. А главное — снова потребуют продать жемайтов. Они для двух орденов — что кость в горле. Надеются с помощью Витаутаса ее вытащить.

Скирвайлис вспомнил прежние встречи с великим князем литовским Кястутисом и его сыном. Во времена, когда цел был Локистский замок. В его высоком чертоге встречали почетных гостей. Было чем похвастаться и чем попотчевать. Воины загнали однажды прямо во двор замка огромного зубра, который до смерти напугал юного князя Витаутаса. С проворством белки он вскочил на вышку. А его светлость отец всех жемайтов и литовцев Кястутис не побоялся остаться во дворе. И мохнатый зубр опустился перед ним на колени. Словно князь поверг его на землю одним своим взглядом.

Эх, знатный был замок — высоченный, могучий и неприступный… А теперь что? На его месте развороченная, изуродованная горка. Нет больше в Жемайтии замков. Аукаймис, Бисена, Колайняй, Медвегала, Медининкай, Кражяй… Кучи пепла и камней. Все смели на своем пути своры крестоносцев. Что ни год налетали как саранча, как чума, как стая голодных волков. С пушками, осадными башнями, таранами, котлами со смолой.

Во дворе раздались голоса, и Скирвайлис догадался, что прибыли гости. При одной только мысли о том, что ему придется впустить в свой дом двух врагов, у него защемило сердце. С недобрым или неприятным человеком жемайт обычно разговаривает только во дворе или даже за воротами.

Разомлев от жаркой бани и доброго пива, князь Скирвайлис неохотно поднялся из-за стола и тяжелой поступью направился к двери. Остановившись на каменном приступке, он вгляделся в темноту и увидел отряд мужчин, конские головы, услышал нестройный гомон. Неподалеку, бросаясь на людей, ярились и выли косматые псы. От шумного темного кома отделился невысокий коренастый человек, закутанный в черную и, судя по всему, насквозь промокшую накидку. Долгое сидение в седле сказалось на его походке — он шел вперевалочку нетвердым, широким шагом. Рядом шагали сыновья Скирвайлиса Юдикис и Гругис, а за ними остальные мужчины.

— Однако ты негостеприимен, князь Скирвайлис! — укоризненно произнес вместо приветствия высокий гость, подойдя к порогу дома. — Мы промокли, замерзли, как собаки, зуб на зуб не попадает.

— Постараемся вас обогреть, — глухо пробасил хозяин и широко распахнул дверь.

Князь Витаутас пожал ему руку и размашисто вошел в прихожую. Скирвайлис, чуть поотстав, шел следом. Его сыновья сопровождали остальных гостей.

В прихожей со свечой в руках стояла Мингайле в красивом янтарном ожерелье. Она раскраснелась от волнения, будто только что отошла от камина, и ее румянец был заметен в сумерках передней.

Князь Витаутас бросил в ее сторону внимательный взгляд и приветственно кивнул. В гостиной, сбросив с себя мокрую накидку и усаживаясь за стол, он спросил хозяина:

— Там была твоя дочь?

— Да, Мингайле. После смерти матери она у нас за главную хозяйку.

Тем временем в гостиную с шумом ввалились остальные гости. Одни рассаживались за столом, другие остановились у дверей и озирались по сторонам, видно желая получше освоиться в новой обстановке. Люди из ордена отличались от остальных белыми накидками, к тому же они часто моргали, оттого что глаза их незадолго до этого были стиснуты жесткими повязками.

Князь Витаутас обвел взглядом свиту и поднялся с места.

— Достопочтенный жемайтский князь! Хочу представить тебе своих соратников. Это мой брат Таутвилас.

Все посмотрели на высокого чернобрового мужчину. Братья казались рожденными не от одного отца. Таутвилас, младший из них, был намного выше брата и к тому же чернобород.

— Там, в конце стола, стоит князь Йомантас. Это достойный человек и отважный воин. Рядом с ним — наш общий слуга Скабутис. Умница, на него можно положиться, — продолжал знакомить хозяина со своими людьми высокий гость.

Дворовые почтительно следили за каждым движением князя, с любопытством изучали незнакомцев.

Под конец Витаутас, смутившись, кивнул в сторону крестоносцев.

— Со мной двое посланцев ордена: Зигфрид Андерлау и Мартин Нак. Они сопровождали меня по Пруссии, были моими стражами. К тому же великий магистр поручил им передать жемайтским князьям кое-какие предложения.

После этих слов в гостиной воцарилась тишина, все с ненавистью уставились на проклятых разорителей этой земли. С ними доводилось лишь ратоборствовать, а спокойно разглядеть врагов все не было времени.

В компании челядинцев находился и старик Вилигайла. Его темные глаза под седыми кустистыми бровями пылали ненавистью. Продолжая неподвижно стоять на месте, он процедил сквозь зубы:

— Пусть магистр засунет свои предложения себе в одно место.

Он произнес эти слова негромко, как бы про себя, но в наступившей тишине их отчетливо услышал каждый из присутствующих.

Князь Витаутас поерзал в кресле, недовольно поджал тонкие губы и укоризненно посмотрел на хозяина. В глазах его угадывался вопрос: разве можно так бесцеремонно обращаться с гостями?

Старый князь, хозяин Локисты, прикинулся, что ничего не слышал, и, добродушно улыбнувшись, всплеснул руками.

— Да вы же небось устали, гости дорогие! — воскликнул он. — Эй, женщины, быстренько несите на стол мясо и медовуху! Пусть тут останутся только мои сыновья, остальные могут идти отдыхать. Ведь завтра все же не праздник.

Когда все уселись за стол и принялись за жареного козленка, внимание князя Витаутаса привлек младший сын Скирвайлиса Гругис. Уж слишком хорош тот был: открытое лицо, голубые глаза, гибкий стройный стан, к тому же в юноше угадывались завидные сила и энергия.

— Тебя как звать, юноша? — обратился к нему Витаутас.

— Гругис, ваша светлость.

— Славное имя. Короткое, а какое емкое! Звучит совсем как «гром». Тебя отец уже научил, как обращаться с конем и мечом?

Гругис собрался было ответить, но его опередил отец.

— Да он и ходить-то еще не умел, а уже на коне верхом сидел. И Локисту защищал, его в битве стрелой зацепило. Так что есть отметина на память, — с гордостью заявил старый князь.

— Такой удалец мне в свите нужен. Вот отвоюю свою вотчину, тогда и приезжай.

— Спасибо, владыка, но в Жемайтии тоже не хватает воинов, — ответил Гругис, и щеки его разгорелись от волнения.

— Увы, всем их не хватает, — вздохнул Витаутас. — Разве что у ордена этих вояк как собак нерезаных. Им ведь императоры, короли, папы своих посылают. Откуда только они не прибывают! Верно я говорю, господин Зигфрид?