Эвеллу это невероятно выводило из себя. Наконец, она решила принять участие в жизни сына. Стала являться на тренировки и всячески его высмеивать. В итоге Цебер окончательно ушел в себя.

Он и не пытался хоть в чем-то преуспеть, ненавидел всех окружавших его людей, а занятия лишь старался пережить, как неприятную данность.

Однажды мать привела ему красивую девушку со словами — это подарок, можешь делать с ней, что хочешь. Оставшись наедине с рабыней, он некоторое время смотрел на неё, размышляя, для чего же она ему может быть нужна. Ему хотелось сделать ей больно, унизить, раздавить. Но включало ли всё что угодно подобные вещи — он не знал. Ведь ему даже котят утопить не дали.

Тем временем рабыня подошла ближе, села перед ним на колени и потерлась щекой о его руку, словно кошка. Цебер смотрел на неё со смесью изумления и недоумения. Девушка это почувствовала, поднялась и начала медленно снимать тунику, внимательно глядя на актирена. Она была прекрасна. Но у Цебера возникло то самое чувство омерзения, как в детстве, когда он заставал мать со всеми этими голыми мужчинами и женщинами, которые вдруг превращались в гадких, копошащихся в одной куче червяков.

Он схватил лежавшую под рукой плеть, которой он погонял лошадь во время верховой езды и начал яростно наносить по девушке удар за ударом. Та закрылась руками, а но, видя, что её покорность только его распаляет, выбежала за дверь. Цебер ринулся было за ней, но увидел сидящую в соседней комнате мать. Он опешил. Его накрыла волна мучительного стыда. Актирена вскочила с кресла, и в ярости выкрикнула:

— Скажи, ошибка Создателя, ты совсем ни на что не способен? Какой же ты жалкий, даже девку трахнуть не смог! Как можно было уродиться таким ничтожеством?!

Эвелла продолжала орать, казалось, она хотела найти те самые слова, которые превратили бы Цебера в пыль на мраморном полу.

Рабыня убежала, а Цебер замер перед матерью и ему казалось, что он заживо сгорает от унижения. «Ты должен прекратить это. Не позволяй ей так тебя оскорблять. Это она во всем виновата», — услышал он в голове голос Зель. И тогда Цебер, который уже был намного крупнее матери, подошел, схватил её за горло и начал сжимать.

— Заткнись уже наконец! — выдохнул он.

Эвелла захрипела, пытаясь что-то сказать. В эту секунду единственной его целью стало сделать так, чтоб она замолчала. Продолжая держать мать за горло, он ударил её головой о мраморную колонну, потом еще и еще. Опомнился Цебер только в ту минуту, когда понял, что она болтается тряпочной куклой в его руках. Он разжал руки, и Эвелла упала на пол. Цебер некоторое время стоял над ней, пытаясь осмыслить — что произошло. «Она больше никогда тебя не осудит. Тебя теперь вообще больше не осудит никто. Ты свободен». «Неужели я и впрямь свободен?! Я могу убить каждого, кто будет думать про меня, что я никчемный, только и всего!» И тут Цебер почувствовал невероятное облегчение. Последствия поступка его не страшили. Он победил женщину, которая постоянно жила в его голове и рассказывала ему — какое он ничтожество. Так он долго стоял над трупом, не понимая, что же делать дальше. Пока в зал не вошел один из его учителей, приставленных императором. Он бросился к актирене. Убедившись, что она мертва, взял тело и столкнул его с балкончика во внутренний двор.

— Цебер, это был несчастный случай. Ты понял?

Тот лишь согласно кивнул.

***

Прошла луна с тех пор, как на рынке видели Юста. Наина решила, что он забыл про неё. Тем вечером она возвращалась на закате к себе домой. Она заметила его в компании еще двух охранников. Он кратко им что-то сказал и пошел к ней наперерез. Остальные остановились и с интересом смотрели за происходящим.

— Ты почему не пришла?!

— Юст, прошу тебя, оставь меня. Мне не нужны покровители.

Охранник бросил беспокойный взгляд на ожидавших его.

— Если завтра ты не будешь в это же время у входа во дворцовый парк, я найду тебя, отведу к Есперу и скажу ему, что ты торгуешь собой без его дозволения и участия. Он заберет тебя в бордель и заставит отрабатывать долг. Тогда уж ты перестанешь быть такой разборчивой.

Он не стал дожидаться ответа, развернулся и пошел к ожидавшим его охранникам.

Наина полночи проплакала в подушки от бессилия. Она пыталась придумать хоть что-то. Но, увы. В глазах жителей города одинокая молодая женщина — шлюха, никто не станет её защищать.

Вечером Наина отправилась в верхний город. Пройдя храмовую площадь, она поднялась вверх по улице, пока не дошла до кованных ворот. Тут, на скале, расположился дворец с обширным садом вокруг. Уже темнело, и на город опустился неизвестно откуда взявшийся туман. У ворот стояла стража в блестящих золоченых кирасах и шлемах с синими гребнями.

Наина опасливо покосилась на них, отошла в сторону и встала под высоким дубом. Ей овладело безразличие, граничащее с обреченностью, словно она уже сделала шаг за грань.

Юста не было довольно долго. Она уже начала надеяться, что он не придет, как ворота вдруг открылись, из них вышло двое охранников и тут же направились прямо к ней. Они приказали следовать за ними. Наина попыталась было сказать — что всё это ошибка, и она оказалась у дворца совершенно случайно. Но ей ответили, что это приказ наместника.

Словно во сне, она прошла по утопающему в тумане саду и оказалась во дворце. Её провели в зал, где Наина предстала перед грузным человеком с мрачным лицом.

— Мы привели её, господин наместник, это единственная женщина, которая стояла у ворот, — отрапортовал один из охранников.

Тяжелый взгляд остановился на Наине и замер.

— Да, это она. Пусть её подготовят и отведут в восточную спальню.

***

Юст был невероятно зол. Вечером его задержали, а когда он вышел за ворота, то Наины там не было.

С некоторых пор она стала его наваждением. Юст не понимал — почему эта нищая одинокая женщина отталкивает его. Он совершенно охладел к жене, и даже шлюхи перестали его интересовать. «Узнаю, где она живет, и приду к ней сам. Раз такая несговорчивая», — думал он, возвращаясь во дворец.

Следующим утром, едва он заступил на пост, его позвал один из старших офицеров.

— Пойдешь вот с ними, — сказал он, кивая на двух других охранников. И ты должен молчать обо всем. Понял?

Юст тут же подтвердил свою готовность хранить молчание, хотя ему было совершенно ничего не понятно.

Он со вторым охранником поднял носилки с грузом закрытым темным покрывалом по очертаниям напоминавшим человеческое тело. Они вышли из дворца и направились к западным воротам. Отсюда вела тропинка через скалы прямо к обрыву. Тут рос густой кустарник, но путь, по которому шли охранники, был тщательно расчищен. По всему было видно, что по нему ходили достаточно часто.

Утро было неспокойное. Еще светила луна. Дул сильный ветер, гоня рваные тучи по едва начавшему светлеть небу. Наконец, шедший впереди с факелом охранник остановился и жестом приказал поставить носилки. Он подошел ноше и начал что-то очень тихо говорить. Юст осознал, что тот молится. Недоумевая, он посмотрел с обрыва вниз. Тут клокотали бьющиеся о скалы волны. Ветер всё усиливался. Вдруг налетел порыв необычайной мощи, он буквально хлестнул по глазам, заставляя охранников прищуриться и закрыться руками. Покрывало сорвало. Юст взглянул на лежавшее на носилках тело и замер, не веря своим глазам. Это была Наина. Голова откинулась под неестественным углом, а в широко распахнутых глазах навеки застыло выражение боли и ужаса. Он не смог сдержать сдавленного возгласа:

— Что с ней произошло?!

— Ты знал её? — спросил несший факел охранник.

Юст кивнул.

— Так вот, ты должен молчать и не задавать вопросов, если хочешь остаться цел.

— Давай уже кончать с этим, — сказал он второму, они подняли тело и бросили его в бушующий океан.

***

Когда «Тощая гусеница» была готова к отплытию, солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая тучи в багряные оттенки. Несмотря на наступление вечера, жара не спадала.