Думаю, стоит озвучить вам основные моменты. Например, Ноа лижет мою задницу. Это странно и безумно приятно одновременно. Вам смешно, да? Или вы поеживаетесь? Не волнуйтесь, я приняла душ, если вас это так волнует.

Еще один знаменательный момент — поза, которую называют «Полный Нельсон». Мы пробуем десятки поз во время нашего двухчасового марафона. Но мы бы ничего не знали о них, если бы не Боннер. Я должна поблагодарить его, потому что это восхитительно!

Секс — это здорово. Нет, это небывалый случай в сравнении с тем, что мы делали раньше.

Потные, мы лежим в кровати и, кажется, боимся пошевелиться. Безумие. Ощущение как после интенсивной тренировки. Полностью вымотаны.

Я поднимаю голову.

— Мы должны удалить видео, — произношу я охрипшим голосом, как будто сорвала голос. Ха! Ведь так и было.

— Ни единого чертова шанса, — смеется Ноа, качая головой. — Я сохраню его.

Я резко сажусь, потом понимаю, что мы не поставили запись на паузу, и прикрываю грудь руками.

— Ты должен удалить его.

— Я не стану этого делать. — Ноа разражается смехом, а затем смотрит на мою грудь. — Какого хрена ты прикрываешь сиськи?

— Не знаю. — Теперь и я смеюсь, пытаясь при этом встать с кровати, чтобы выключить видео и удалить его.

Далеко уйти мне не удается, так как Ноа налетает на меня и прижимает своим твердым телом к ковру.

— Не смей.

Я смотрю в его темные глаза, наполненные дикой любовью.

— Почему нет?

Он убирает пряди волос с моего виска, всматриваясь в мои глаза. И нежно шепчет:

— Потому что ты охренительно красива, и я хочу сохранить видео.

Он отвлекается на мою внешность, и я понимаю: это мой единственный шанс заполучить видео. Разве я не упоминала, что Ноа боится щекотки? Стоит мне прикоснуться к его боку, как он начинает корчиться, а я в это время пытаюсь завладеть телефоном.

Смех и глухие звуки наполняют нашу комнату, пока мы боремся на полу.

— Осторожно, твоя задница засветилась на видео, — говорю я, когда он прижимает меня к полу.

Муж быстро переворачивается, но в процессе бьет меня загипсованной рукой прямо в глаз. Я замираю от шока. По-моему, я вижу звезды, а затем слышу его извинение. Тяжело дыша, Ноа помогает мне сесть. В его обезумевших глазах я вижу мольбу.

— Твою мать! — Он легонько прикасается к пятну под моим левым глазом. — Ты в порядке?

Я вздыхаю и пытаюсь успокоиться.

— В порядке.

Очень нежно Ноа целует меня.

— Я так виноват, — осторожно и искренне произносит он. — Я не хотел.

Я обнимаю его за плечи, улыбаясь.

— Все нормально. Я понимаю, ты не специально это сделал. — Киваю на телефон в его руке. — Теперь удали видео.

— Сделаю.

Пресловутые последние слова в книге Ноа.

Когда мы лежим в постели той ночью, комнату освещает лунный свет, и ровное дыхание Ноа согревает мою шею. Не могу вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя так комфортно рядом с ним. Не могу вспомнить, когда мы в последний раз так смеялись… Я засыпаю в его объятиях, прижимая к лицу пакет со льдом, и улыбаюсь.

Ноа

Я должен поработать над этим

(Нет, реально. Я должен поднапрячься)

Вам знакомо состояние, когда мышцы ощущаются словно желе после хорошей тренировки? У меня после секса никогда такого не было, но жизнь преподносит сюрпризы. На следующий день каждое движение отзывается болью в теле, меня словно избили мешком, наполненным камнями. Я проснулся разбитым. Разве за прошедший год я не занимался физической активностью?

Скорее всего, я не хочу знать ответ на этот вопрос. Что ж, вот он я, сижу субботним утром на кухне, спокойно наслаждаюсь кофе и размышляю о том, что если бы закончил ремонт ванной комнаты, то прямо сейчас мог бы погрузиться в горячую воду с английской солью.

Ха. У нас четверо детей. В нашем доме никогда не бывает тихо до трех часов ночи (и я ничуть не преувеличиваю). Кто-то всегда орет, плачет или смеется. Иногда все это происходит одновременно.

— Мам! — кричит с кухни Хейзел, кружась по полу в костюме балерины. Она останавливается рядом с французскими дверями и смотрит на задний двор. — Этот странный мальчишка снова стоит в нашем дворе.

Видите. Я же говорил. Ни минуты тишины. Вообще.

Я наливаю вторую чашку кофе и выглядываю из-за нее, чтобы понять, о ком она говорит. Хейзел права. Там стоит этот чудак. Тот, который заглядывает в наши окна. На прошлой неделе он спрашивал, можно ли ему войти. Я задумываюсь: а есть ли у него дом?

— Он не странный, — говорит Келли, входя на кухню. Она несет на руках Фин, на которой нет ничего, кроме подгузника. — Он просто… Не знаю. Любопытный.

Оливер пытается засунуть в рот половину вафли и одновременно что-то сказать. Его слова звучат примерно так: «Мшанер».

Думаю, он имеет в виду, что тот парень странный. Или он говорит на другом языке. Проглотив пищу, сын смотрит на меня.

— Можно мне жить с Боннером?

— Нет, — не глядя на него отвечаю я.

Мне даже ненужно поднимать на Оливера взгляд, чтобы понять, что он смотрит на меня.

— Почему нет?

— Потому что он сам еще ребенок.

— Мамочка! — вздыхает Хейзел, глядя на Келли. — Что случилось с твоим глазом?

Правильно. Кстати об этом. Помните, как я ударил жену в глаз во время секса? Теперь это действительно похоже на то, будто я ее ударил специально, но уверяю вас в своей невиновности: это произошло случайно. Также, прежде чем вы решите записать секс на видео, хочу отметить: смотреть порно и снимать его — это совершенно разные вещи. Предупреждая вас сейчас, я заслужу дикие овации от профессионалов в этой области. В порно женщине нравится все, что делает с ней мужчина. Эти парни буквально плюют женщине в лицо, и тем это чертовски нравится. В реальной жизни — нет. Я не плевал в Келли, потому что она бы оторвала мне яйца. Я лишь дал ей легкую пощечину, и она посмотрела на меня так, будто я потерял рассудок. И я потерял его. Потому что слушал Боннера.

— Папочка? — спрашивает Хейзел, собирая конфеты в ладошку, чтобы съесть их одну за другой.

Приподняв бровь, я смотрю на нее.

— Да?

— У тебя есть дудочка?

Откуда мне знать, о чем она говорит?

— Что?

Она указывает на мои причиндалы.

— Дудочка. Как у Оливера и Севи.

Смутившись, я смотрю на Келли, которая от смеха поперхнулась собственной слюной.

— Мама, твой глаз, — не унимается Хейзел. — Что случилось?

По крайней мере, дочка отстала от моей дудочки.

— Сегодня утром я налетела на столик, — врет Келли, и меня не особо волнует, как быстро она придумала эту ложь. Может, она репетировала? Кто знает?

Ухмыляясь, я смотрю на жену. Подмигиваю. Она улыбается. Это максимальный контакт, который мы можем позволить себе рядом с детьми. Они слишком проницательны. Все, кроме Севи. Ему абсолютно похер на то, что происходит вокруг.

Вытащив телефон из кармана, я откидываюсь на спинку стула и прокручиваю свои видео. Знаю, я пообещал Келли, что удалю, но в действительности не собираюсь этого делать. Ну нахрен. Вы видели, что творилось прошлой ночью. Я не собираюсь его удалять. Оно — совершенство. Мне нужно это видео в качестве доказательства и напоминания о том, что мы не потеряли связь.

В момент утреннего хаоса, когда вокруг бегают дети, а в окна заглядывает какой-то чудик, мы смотрим друг на друга, и я понимаю, почему появилось это видео. Заметили, как покраснели щеки моей жены? Нет, не только из-за появившегося синяка. Я это сделал. Я заставил ее покраснеть. Вы думаете, что наш брак висит на волоске, а я назову ваши слова чушью собачьей, потому что эта смущенная, улыбающаяся девушка любит меня.

А затем Севи начинает неистово верещать, потому что Келли сняла его ошейник. Из-за этого он падает на пол, стучит ногами и орет.