Это был маленький, казалось бы, незначительный жест. Она улыбнулась чему-то, что сказала ее мама, ее глаза загорелись, а плечи слегка задрожали, когда улыбка превратилась в хихиканье. Она была счастлива, удовлетворена.

За все те недели, что она жила у меня дома, ни разу — никогда — я не видел, чтобы она улыбалась. Ни разу я не видел, как загораются ее глаза, не слышал ее смеха. Я видел только ее боль, ее слезы и чувствовал, как она дрожит от страха.

Я ненавидел ее за то, что она сделала со мной, ненавидел ее так долго. Теперь я понимаю, что сделал гораздо хуже, и ненавидеть мне приходится только себя.

Звонит телефон, вырывая меня из мыслей. Я отвечаю, не проверяя дисплей, точно зная, кто это.

— Где ты, черт возьми? — голос Мэддокса гремит через динамик моего грузовика.

— Просто катаюсь. Что случилось?

— Возможно, у нас есть зацепка на Такера. Завтра я буду знать больше, так что будь готов.

Связь обрывается, в типичной манере Мэддокса.

Напоминание о Такере только омрачает мое и без того мрачное настроение. Этот ублюдок обокрал нас. Пенни была права. К сожалению, он узнал, что мы его разыскиваем, прежде чем мы смогли его поймать. Теперь мы не можем его найти.

По крайней мере, никто из братьев не встал на его сторону после того, как мы показали им доказательства. То, что он так удрал, только усилило его виновность.

Выбросив из головы мысли о придурке Такере, я сосредоточился на реальном моменте.

Я паркуюсь в паре домов ниже, — всегда на другом месте, — а затем прохожу остаток пути пешком. Сейчас два часа ночи, все в этом тихом пригородном районе спят — все, кроме Пенни.

Она сидит на заднем крыльце и смотрит на небо. В руках у нее чашка. То, как она делает осторожные глотки, говорит о том, что это что-то горячее.

Стул на лужайке, на котором она сидит, издает слабые звуки, когда она двигается, подтягивая ноги. На ней мой свитер, тот самый, который она надевала, когда ушла. Он ей настолько велик, что она похожа на ребенка, который носит взрослую одежду.

Я остаюсь в тени за деревом. Она не знает, что я здесь, никогда не знает. Я прихожу к ней почти каждый день, это стало рутиной, своего рода навязчивой идеей.

Необходимость видеть ее заставляет меня поступать так, но это все, что я делаю. Я просто приезжаю сюда, чтобы увидеть ее. Убедиться, что с ней все в порядке, а потом уезжаю, возвращаюсь домой, в свой пустой дом, желая, чтобы он не был таким пустым.

Бросив на нее последний взгляд, я впитываю ее в себя. Каждую черточку, каждую прядь ее волос, — я запоминаю все. Я жду, пока она допьет все, что было в ее чашке. Затем я смотрю, как она поднимается и возвращается в дом. Только когда я знаю, что она благополучно вернулась в дом, я поворачиваюсь, чтобы уйти.

Я делаю два шага, прежде чем резко остановиться.

— Забыл, где находится дверной звонок? — спрашивает Джеймс, его всегда добрые глаза бросают на меня вопросительный взгляд. Внезапно я перестаю быть хладнокровным преступником. Я вновь стал подростком, стоящим перед единственным отцом, который у меня когда-либо был.

— Я просто пришел проведать ее, — объясняю я, засовывая руки в карманы.

— Я понял, — кивает он, — Пенни нам все рассказала. О своей лжи и о том, что ты позволил ей немного пожить у тебя.

Чувство вины и стыда смешиваются глубоко внутри меня. Я уверен, что она не рассказала ему о том, что я просил у нее взамен. Что я брал у нее в качестве платы. Надеюсь, он никогда об этом не узнает, потому что, по правде говоря, я не хочу, чтобы он разочаровался во мне. Он всегда был добр ко мне, хорошо ко мне относился, принимал меня в свой дом, когда никто другой этого не делал.

— Мне жаль, что она солгала, и мне жаль, что мы тебе не поверили, — его извинения искренни, что только заставляет меня чувствовать себя хуже из-за моих действий.

— Я никогда не злился на вас, и я больше не ненавижу Пенни за то, что она сделала.

— Это хорошо. Это слишком большая ненависть, чтобы держать ее в себе. Такая ненависть может поглотить тебя изнутри.

Разве я, блять, не знаю?

— Дерьмо случается, — я пожимаю плечами.

— Почему бы тебе не зайти внутрь, не выпить со мной пива?

Я испытываю искушение сказать «да». Снова стать частью их жизни. Быть частью жизни Пенни нормальным образом. В моем сознании возникает крошечная вспышка счастливого будущего. Мир, где все хорошо, где у нас с Пенни нормальные отношения, без ненависти и обиды между нами. Но потом я вспоминаю, кто я такой, каким человеком я стал, и что я сделал с Пенни.

— Уже поздно. Может, в другой раз?

— Может, в другой раз, — повторяет он мои слова. — Тебе всегда здесь рады, Райдер.

— Я буду помнить об этом.

И я буду помнить об этом, но не стану действовать, потому что знаю, что ничего не выйдет. Было бы неправильно снова ступить ногой в этот дом. Это было бы несправедливо по отношению к Пенни.

Лучшее, что я могу сделать для нее сейчас, это уйти. Пусть она построит ту жизнь, которую заслуживает. Жизнь, которую она потеряла пять лет назад, в тот же день, когда я потерял свою.

Пенни

Переставляя последние несколько коробок с макаронами с небольшого поддона на полку, я в последний раз осматриваю полку, чтобы убедиться, что все расположено аккуратно.

— Ты знаешь, что твоя смена закончилась десять минут назад? — окликает Мэри из передней части магазина.

— Просто заканчиваю, — говорю я ей.

Я работаю здесь, в ее крошечном продуктовом магазине, уже несколько недель. Я не могла смириться с тем, что мои родители платят за все. Самое меньшее, что я могу сделать, это помочь. Это немного, но, по крайней мере, я не чувствую себя бесполезной, и мне здесь нравится. Мэри — милая, и до моего появления она управляла этим местом в одиночку.

— Ты будешь душкой и вынесешь мусор по дороге?

— Конечно, — я беру большой мусорный пакет из-за прилавка и направляюсь к заднему выходу. — Пока, Мэри. Увидимся завтра.

— Пока, малыш! — зовет она меня. — Спасибо еще раз.

Тяжелая дверь захлопывается за мной, и я выхожу в маленький переулок за магазином. Я морщу нос от вони мусора и мочи, которая всегда встречает меня здесь. Таща за собой мусорный пакет, я свободной рукой открываю подъемную крышку мусорного бака.

— Нужна помощь? — пугает меня мужской голос.

Я бросаю мусорный пакет и поворачиваюсь лицом к незнакомому мужчине. Он одет в грязную одежду, а его волосы выглядят нечесаными, что заставляет меня думать, что он, возможно, бездомный.

— Прости, сладкая. Не хотел тебя напугать, — он улыбается мне так, что маленькие волоски на затылке встают дыбом. Внутри меня поднимается паника; как лиана, она обвивается вокруг меня, не желая отпускать. — Просто подумал, что тебе не помешает помощь.

— Нет, спасибо, я в порядке, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Оглядывая небольшой переулок, я ищу самый быстрый путь отступления. Единственный путь, по которому я могу пойти, находится позади меня, а это значит, что сначала мне нужно обойти мусорный контейнер.

— Не будь такой, сладкая. Я просто пытаюсь помочь, — он делает несколько шагов ко мне, его глаза блуждают по моему телу, и я понимаю, что мне нужно бежать.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь пуститься наутек, мужчина внезапно отступает. Его лицо бледнеет, а озорство в глазах сменяется страхом. Он делает еще несколько шагов назад, подняв руки ладонями вверх.

Только тогда я понимаю, что он больше не смотрит на меня. Он смотрит на что-то позади меня.

Повернув голову, я смотрю через плечо.

Райдер.

Я смутно осознаю, что мужчина пытается убежать, слышу, как его ноги ударяют по бетону, чтобы скрыться.

Затем в переулке воцаряется тишина, оставляя нас с Райдером наедине. Я не знаю, как он здесь оказался и зачем пришел, да меня это и не волнует в данный момент.

При виде его я испытываю столько разных чувств, что не могу понять, хорошо это или плохо. Все, что я знаю, — мои ноги прикованы к земле, и я не могу пошевелить ни единым мускулом.