Заклинания «спел невидимости» легли на самого Бога-Императора, чтобы под ними сделать еще одну спел невидимость, но уже на стрелу Эйни. Плетя цикл, Хелл Клаус вдруг заметил, как вражеский маг готовится отражать любое неожиданное нападение, как напрягся трещащий магией воздух, как на орков и даже на колонну легли дополнительные защитные заклинания. Однако задача была выполнена. Заклинание Хелла стало практически незаметным даже для того, кто специально отслеживал любые магические изменения.

Получив необходимое, Эйни кивнула и быстрым устремилась в сторону, выходя на удобную позицию для выстрела. В физическом мире ничто во всей вселенной не стреляет так, как она планировала выстрелить. Лисодевочка прицелилась туда, где её стрелу уже ждали многочисленные щиты-отводы и, выдохнув, отвернула лук от цели на целую четверть оборота.

Невидимая для магии стрела трассирующей полосой ушла далеко вбок, и Эйни, закрыв глаза, представила выпущенный мановый заряд, его острый наконечник и оперение. Рассекая воздух, магическая стрела летела совсем не туда, куда надо было, однако губы Эйни дрогнули, словно она подула, и оперение тут же дрогнуло, а нефизическое древко поворачивая устремилось по горизонтальной дуге. Словно молния, сияние скользнуло за колонну, где занимался своим ремеслом тэварский бог смерти Юртус. Его костлявые пальцы сплетались и расплетались в неведомых магических жестах, глаза горели алым пламенем, словно свечки, испуская вверх копоть. Он был защищен своими чарами, как вдруг скрытый до этого мига диспел коснулся его щитов, а стрела на одиннадцать тысяч маны впилась в его голову, напоминавшую голову мертвеца, и прожгла ее насквозь в районе острых ушей. Череп треснул, словно поделка из тыквы на Хэллоуин, тело Юртуса в миг одеревенело, и он, повалившись на чёрную колонну, скользнул костлявой грудью по отшлифованному камню завалившись на бок.

Смерть бога смерти почувствовали все, и новые боги усилили натиск. Ударили боевые заклинания магов, вдвое быстрее стали разить четыре кошачьи лапы, а сам Мяч ускорился настолько, что не был виден взгляду.

— Драться, не отступать! — взревел Груумш, увидев, что Лутик и Ильневал пятятся под натиском землян.

— Хватит твоих решений! Мы уже многих потеряли! — выкрикнула в ответ Лутик, отпрянув назад и протянув к богу-отцу когтистую лапу. Факел тут же вырвался из могучей руки орка и просвистев рассекаемым им воздухом оказался у богини-матери.

— Закройте глаза! — заорал Чак, поняв, что сейчас произойдёт, и направил все свои силы на общую защиту.

Огонь вспыхнул так, что его было видно даже сквозь закрытые веки бывших странников. Когда ядерный свет потух, орков уже не было.

— Они пробили своё же заклинание и ушли, — предположил Хелл, оглядываясь и опуская руки.

— И спалили тело своего мага, чтобы мы его не пожрали, — добавила Эйни.

— Тогда нам надо побыстрее со всем справиться. Мы же не будем ждать, пока они снова придут полные сил, верно? — протараторил взъерошенный Мяч, ставший вдруг непривычно осторожным и осмотрительным. Видя такие метаморфозы, Хелл невольно улыбнулся.

Мана внешнего мира снова лилась в их души, хотя почти все генераторы Чака сгорели во время вспышки. Мяч скользнул тропой богов к колонне, обернувшись к команде, словно спрашивая разрешения, и, видя молчаливое одобрение, резко развернулся и полоснул по ней всеми четырьмя клинками.

Зал задрожал, чёрный камень покрылся трещинами и начал осыпаться. Вокруг всё загрохотало и затрещало.

— Господин, оно рушится! — выскочила из мира маны Хеллен. — Бежим в мой мир!

Потолок над их головами стремительно снижался, словно магнит, стремящийся прижаться к железу, и молодые боги, не сговариваясь, переместились к Хеллу, чтобы мгновенно покинуть схлопывающееся пространство.

Внезапно воздуха стало больше обычного, и пятерка оказалась в зеленеющем поле, где прямо перед ними стоял мститель. Ветки на его голове и плечах были усеяны разноцветными камнями, сияющими так, словно на ограненные рубины и сапфиры кто-то направил яркие мерцающие лампы.

— Вы сдержали своё слово, теперь дело за мной, — проскрипел он.

— Ты лучше скажи, какого художника там делали орки? — фыркнул Мяч, приближаясь к нему.

— Это ваши друзья тирипсы заключили с ними сделку. Но теперь с ними будет покончено. Я заберу всю ману из этого места, и мы сможем дать бой кому угодно.

— Орков надо добить, — решительно произнесла Эйни.

— Враг без силы больше не враг. Мы успели, но скоро снова придётся принять новый бой, — произнесло каменное дерево, указав одной из своих веток на небо. — Сад притягивает мезанихов, и вскоре они упадут сюда без всякой возможности выбраться.

Молодые боги подняли взгляды к небу, где, словно сквозь увеличительное стекло, было видно, как базовые корабли механической цивилизации попали в капкан планеты-арены. Они находились еще далеко, но уже были обречены упасть на планету, специально приготовленную для бесконечных жатв, обречённую на бесконечную войну.

— И что, это никогда не кончится и мы будем драться тут вечно? — всхлипнула Эйни. Чак успокаивающе приобнял ее.

— Мой господин теперь истинный Бог-император! — улыбнулась Хеллен, крепко обнимая ногу еще более выросшего Хелла, словно суккуб не надеялась больше увидеть своего донора.

— Мы убьем их всех и выберемся! — помотал головой снова осмелевший Мяч.

Хелл и Чак только молчали, хмурились и тяжело дышали, словно экономя силу, которая благодаря союзу с мстителем в изобилии текла по их телам. Но помимо глобальной задачи выживания и победы перед богами-магами стояли и другие мелкие, но не менее важные проблемы. Нужно было быстро переубедить всех, кто до сих пор верил в Тирипс, склонить их на свою сторону и, может быть, даже заключить мир с тэварцами. Последнее, особенно на фоне недавних событий, казалось нереальным и невозможным, однако Хелл и Чак понимали, что белковые формы жизни должны держаться вместе, потому что бездушные машины, победив, не пощадят никого — если, конечно, механическая жизнь сможет существовать в обесточенной реальности Сада пяти древ…

Впрочем, в этом мезанихи ничуть не отличались бы от тэварцев.

Глядя в космическую даль, гуманоидный робот замер, опираясь шестипалой железной рукой о стекло, словно живой человек, боящийся потерять равновесие при торможении корабля. Стальные пальцы нового тела Анубиса легли на панорамное окно главного флагмана мезанихов. Он выиграл их игру. Он провёл в матрице столетия внутриигрового времени, пока система не сдалась и не признала его богом над собой.

Сказать, что это было сложно — ничего не сказать. Во время игры отлученный черный странник Тирипса чуть не потерял самого себя и чуть не поверил в то, что матрица и вправду важна. Он умирал и перерождался в сети, проходил все этапы кибернетической реинкарнации, забывал свои предыдущие жизни и каждый раз всё равно вспоминал. Он участвовал во многих внутрисистемный войнах, однако всегда возвращался к самому главному, к тому, к чему и должен идти настоящий чёрный бог — к самой главной жертве в его божественной жизни, к сверхжатве. И этот день наконец-то настал. Жалкая Терра тянула к себе и уже лишила его флагманы возможности сопротивляться, но Анубис успел вовремя. Еще чуть-чуть — и киберразум мезанихов вошёл бы в атмосферу и там стал бы обыкновенным металлоломом, который по прошествии веков, засыпаемый грунтом и космической пылью, превратился бы в железную руду, а после — в рыжую труху, как уже случилось с некоторыми древними цивилизациями на поверхности того же Марса. Правда, у чёрного бога был план и на этот случай. Раз из измерения ушли Спирит и Тирипс, то пустое место заняли боги с присущей им магией.

Теперь пришло время вытащить сознания мезанихов из матрицы, чтобы окунуть их в более жестокую реальность, чем их симуляция жизни. Анубис отвернулся от окна и окинул взглядом многокилометровые стеллажи с металлическими скелетами, каждый из которых был чуть выше среднего человеческого роста и вооружен колющим, режущим и дробящим оружием. Он предвидел все, даже то, что двуногие кибертела в конце его пути должны будут уметь работать не на батареях, а на эмоциях предсмертной боли закованных в них душ.