Глубокой осенью, точно в срок, Райан уехал на Аднод по очередному контракту. И лучше бы он продолжал гулять с невестами по Люмосу, чем теперь находился за тысячи вёрст, неизвестно с какой лумеркой. Достигали ли из Люмоса мои молитвы Дыв-Кариата, я не знала. Но продолжала по утрам истово читать молитву о безопасности всех рудокопов и моего Райана. Чуть позже случилось ещё кое-что, но об этом я расскажу ниже. А пока закончу рассказ об обязанностях Генриха, его душевной ране и ещё одном невероятном событии, говорить о котором у меня до сих пор не хватает духу.
*****
Как я уже говорила, после ста дней от рождения Хривелура, сына Генриха и Хетуин, началась официальная процедура передачи престолонаследия. Хотя Его высочество и без того был в курсе всех важных дел, происходящих в Люмерии, теперь ему приходилось перечитывать вместе с консультантами гору документов. Он сутками пропадал в архиве, делая паузу для преподавания. Как ни странно, Его величество поощрял скрытую деятельность сына. Испокон веков короли и королевы Люмерии преподавали в Королевской Академии. Первые венценосные учителя делали это открыто и тем снискали народную славу, но после покушения на Хлодвига Второго в шестом веке решено это было делать тайно, под мороком. Сначала среди студиозусов ходили догадки, а спустя тысячу лет об этом и думать перестали, мол, не королевское это дело — проверять реферальные манускрипты студиозусов и принимать экзамены.
Роланды блюли традиции, и сам король, по словам Генриха, лет пять назад как «уволился», вернее, его личина преподавателя. Для чего же это было нужно? Во время общения с молодёжью король, как говорится, не просто держал руку на пульсе времени, но и подбирал новую придворную команду из тех студиозусов, что показали себя во время обучения.
Так, порой к какому-нибудь магу приходило внезапно письмо с просьбой занять, например, место в министерстве. И все списывали это неожиданное назначение на прозорливость Его величества, благословлённого Владычицей.
— Мы не должны полагаться всецело на магию, но сами должны прилагать все усилия для защиты границ Люмерии, магии и благоволения будущего всевозможными жертвами и неустанным трудом, — как-то сказал Генрих, зевая после тяжёлого дня. — В день, когда мы будем рассчитывать только на магию и лениться, магия исчезнет. Таковы были заветы нашей Владычицы. Труд есть необходимое условие для благоприятного развития личности.
И в доказательство своих усилий Генрих уснул так крепко, что я с трудом растолкала его через два часа, дав возможность немного отдохнуть. Он не должен был ночевать со мной — поэтому, шатаясь от сна и усталости, перебирался к супруге и там наверняка валился на постель без выполнения супружеского долга.
С началом нового учебного года, несмотря на загруженность, профессор Шэдоу устроился в Королевскую Академию преподавателем законов Люмерии. Илария перешла на последний третий курс, и, скорее всего, Его высочество хотел таким образом быть ближе к ней. То, что его немного затянувшаяся сердечная рана периодически кровоточила, я знала, ведь Генрих иногда просил меня надеть личину Иларии. Это его успокаивало и позволяло быстрее восстановить потраченный ментальный ресурс.
Быстро оценив нехватку своих возможностей, он в Лумерской Академии временно передал предмет коллеге и сосредоточился на юных магах и, конечно же, процедуре коронации, которая должна была завершиться в начале нового года. Самым сложным, по словам Генриха, был последний шаг — благословление Владычицы.
Пятьдесят дней ему необходимо было провести у священного Ирминсуля в молчании, молитвах и беседах с голосами Владычицы. Затем к Ирминсулю должен был прибыть Роланд Второй, вознести молитву, приложить руку к стволу священного древа, выросшего на костях Владычицы, и снять с себя бремя прозорливости. С того дня старый король превращался в простого мага, а новый приобретал знания, которые обязывался держать в секрете и использовать для блага Люмерии по велению Владычицы, которая с тех пор сопровождала Его величество во всех его деяниях.
Обо всём этом подробно мне рассказал Генрих, объясняя, куда он исчезнет на полтора месяца и зачем. Он беспокоился за мою судьбу, ведь теперь я оставалась одна в Люмосе. Эдрихамы уехали, Райан был на Адноде…
— Если Брис не будет помогать, давай напишу письмо в Академию, и ты проведёшь это время с Ризом?
Я заверила Его высочество, что обязательно справлюсь, и прерывать учёбу не собираюсь. На втором курсе начинались важные для меня мастерские по пошиву сложных нарядов, так что даже при всём своём желании потом я бы не смогла без специально нанятого учителя наверстать пропущенное. Заверила, что буду ездить порталами к Эдрихамам, когда сильно прижмёт, что уже отправила им письмо и получила положительный ответ. Солгала, лишь бы успокоить Генриха.
Для этого у меня был сильный аргумент: со времени приезда с Аднода я чувствовала, что моя зависимость от мужчин ослабевает. Если на острове ласк хотелось ежедневно, а то и постоянно, то в Люмосе мне достаточно было одной встречи в неделю. Возможно, эта потребность исчезла бы сама собой (я так думала), если бы я вынужденно не ворошила чувственность частыми свиданиями с Генрихом. Так что благодаря его отсутствию я получала идеальную возможность проверить своё самообладание.
А потом, дня за четыре до уединения Генриха, моё представление о магии перевернулось. Было, над чем подумать нам всем, втянутым в эту историю вольно или невольно…
Тибо меня искала. Оставила записку на квартире с просьбой срочно зайти в гости. Жили они в лумерском районе, на юге Люмоса, в получасе ходьбы от моей квартиры. Но в предыдущий день я осталась во дворце, делала массаж Его величеству, а утром Генрих построил портал неподалёку от Академии, и я сразу отправилась на занятия.
Не дождавшись меня, Тибо не выдержала, пришла с малышом Мио на руках и терпеливо ждала перерыва, когда большинство обедало в закусочных, находящихся за пределами Академии. Я не ожидала её увидеть и чуть было не рассыпалась в умилительном сюсюканье с малышом, но Тибо заметно нервничала, непривычно криво улыбнулась на приветствие. Взгляд её бегал, и в глазах подозрительно блестели зрачки. Я забрала Мио на ручки, и тряска араулюмки стала заметнее.
— Что случилось, дома что-то? Поругалась с мужем?
— Ещё нет, — дрожащим голосом ответила Тибо и попросила присесть куда-нибудь, и выпить воды, чтобы успокоиться.
Я предложила посидеть в закусочной.
— Надо, где народа нет. Нас могут подслушать, — облизала пересохшие губы Тибо.
Тогда я предложила закусочную подороже, где можно было снять комнату. Подруга кивнула согласно и даже не стала спорить на счёт дороговизны заведения. Впрочем, платила я, денег у меня было достаточно. Мы уединились, я сделала заказ. Принесли воду, и Тибо жадно осушила кубок.
— Рассказывай, матушка, что у нас случилось. Да, малыш? Какой ты хорошенький стал, кругленький! — я играла с Мио, он довольно гулил, подпрыгивая на моих коленках и не обращал внимания на взволнованную мать, потиравшую грудь в области сердца.
— Мне кажется, я схожу с ума, — измученно призналась Тибо, — или на самом деле с Мио что-то не так…
Малыш родился преждевременно, как поначалу думала Тибо. Она-то посчитала, что понесла сразу после последнего возвращения с Аднода. Но паренёк появился на свет не только горластым — крепеньким, сразу ухватился за материнскую грудь и не отпустил, даже уснув. Смуглёныш стал обладателем удивительных светлых глаз, менявших оттенок от ярко-голубого до зелёного и от тёмно-серого до почти бесцветного оттенка лежалого снега — в зависимости от погоды, чем бесконечно любовалась и гордилась Тибо. Муж, слава богам, не заподозрил измены, так как его дед был светлоглазым, на то и списали чудо. Тем более Мио в остальном был внешне похож на отца, о чём твердили все, кто видел их обоих, а смугловат благодаря араулюмской крови, доставшейся от матери.
Залюбленный родственниками, он уже показывал лёгкий, необидчивый и в меру настырный характер. Месяц назад он сделал свои первые шажки и с тех пор пытался догнать свою двухлетнюю сестру Эфу, падал, упрямо вставал, делал пару шагов — и снова падал, чтобы подняться и достичь цели. В общем, Мио обожали все, кто бывал у семьи Эрмине.
