— Я согласен с товарищами, Ана: если что-то в Люмосе пойдёт не так, и ты пострадаешь, я буду винить себя. Мой кузен прав: когда я вернусь на континент, вы останетесь здесь, со своими проблемами.

— Проблема у всех вас одна! — И я рассердилась.

Как ловко сейчас каждый из них намекнул мне, что со мной только из-за того, что я метаморф! И пытаться забыться за счёт моего дара — как это некрасиво с их стороны! Моё обвинение смутило мужчин и напомнило им о совести. Допив вино, сир Брис грустно кивнул:

— Хорошо, я буду отвлекать инквизиторов, насколько смогу.

Я подошла к нему и протянула руку стоявшему поодаль Генриху, а Райан сидел рядом:

— Не беспокойтесь, господин. Мы будем стараться не вмешиваться ни во что. Его высочество просто хочет знать, любит ли его девушка, как раньше, или нет. А если для Люмерии счастливый правитель — благо, значит, мы будем действовать во имя блага всей Люмерии. Я не думаю, что Владычица хотела бы, чтобы злой, неудовлетворённый король начал вымещать свою злобу на простом народе.

Все трое сейчас стояли рядом, и я притянула их за рукава, лацканы шлафоров к себе. После этого можно было ничего больше не говорить, взгляд мужчин уже стал мутным, сир Брис облизывал сухие губы, Райан хмурился, а зелень в глазах принца потемнела:

— Если мне суждено потерять дар метаморфа, значит, пусть эта последняя ночь запомнится всем нам!

Я скинула шлафор, оставаясь в ночной сорочке свободного покроя, который позволял мне увеличить объём в груди и бёдрах. Личина соблазнительной голубоглазой и пышнотелой рыжей красавицы с длинными вьющимися до талии волосами пришла на смену моему образу.

— Что ты делаешь с нами, Ана?! — простонал Райан, с трудом отрываясь после поцелуя со мной.

— Дарю простое мужское счастье, ведь на другое я не способна, — ответила ему я и потянула рубашку наверх, чтобы снять её через голову.

***

… Ощущение наполненности, абсолютной зафиксированности между тремя мужчинами и принадлежности им, их запахи, горячие тела — всё это приближало кульминацию. Райан в этот раз почему-то уступил меня Генриху (мысль промелькнула и потонула в омуте страсти), позволив тому оказаться внизу, подо мной. Сзади обнимал меня сир Брис, который в наши трио-встречи предпочитал мой тыл и возможность целовать спину и сжимать бёдра.

Сам Райан возлёг так, вероятно, чтобы лучше видеть лицо моей новой личины и наблюдать за погружением своей возбуждённой пики в моём рту и тем, как я целую стонущего принца. У нас было достаточно времени, чтобы запомнить признаки приближающего экстаза. Так в последние встречи сир Брис и Райан ждали меня, чтобы поймать миг, когда наши тела теснее сплетаются, и мы одновременно взорвёмся признаниями в сладостных ощущениях. Этот миг стоил дорогого — каждый раз у меня наворачивались слёзы на глаза: до невозможности одуряла сладость, счастье и что-то ещё. Каждый раз, затихая, мы говорили друг другу медовые тягучие признания и потом несколько минут приходили в себя от этой невозможной реальности.

И сегодня по тембру моей песни мужчины догадались, замедлили темп, кто-то из них шумно дышал, пытаясь сдержать себя. Теряя связь с миром, я вскрикнула, выпуская изо рта пульсирующее продолжение Райана, но герцог простонал:

— Подожди меня, малышка! — намотав до этого мои длинные рыжие волосы на руку, притянул и снова вошёл, помогая себе бёдрами двигаться внутри, ибо у меня не было сил на ласки.

Экстаз почти накрыл моё сознание тёмным покрывалом, оглушил звоном в ушах, когда сверху плотнее прижался сир Брис и в глубоком погружении начал выплёскивать свой жемчужный огонь. Миг — и его догнали Генрих с Райаном.

Стоны только сгустили воздух, всего на секунду, а тело почувствовало наполнение жемчугом, и вдруг безумие экстаза сменилось яркой картинкой и полным отсутствием чувства той реальности, что коконом обнимала меня на кровати.

Я, обнажённая, находилась в совершенно незнакомом мне месте. Испуга не было: уверенность в том, что всё идёт своим чередом, что я под защитой троих мужчин — всё это внушило мне спокойствие. Тем более я узнала рубеиновые линии, тянущиеся от центра. Знакомое видение снова посетило меня. На сей раз в нём присутствовал мужчина, сидящий на ослепительно ярком троне, вырубленного из алого валуна.

Внутренняя интуиция подсказала — это Дыв Кариат, и я почтительно опустилась в светском книксене. Древний бог покинул свой трон и медленно шёл ко мне. С каждым его шагом я чувствовала растущее желание, словно магия бога протягивала ко мне невидимые нити своего обаяния. Так что когда великий Дыв Кариат (ростом почти как Райан, стройный, прекрасный и мужественный) встал возле меня, я опустилась на колени и припала к его протянутой руке, умоляя о милости. Какой? В этом стыдно было признаться, ибо наглость не была моей характерной чертой.

Бог Аднода молчал, но его голос зазвучал во мне — густой баритон, притягательный и вводящий в экстаз. Я плохо соображала, думая лишь об одном — том, что сейчас находилось передо мной, за струящейся одеждой бога, и он понял, возложил руку на мою голову. Страсть затихла, и внушаемые речи теперь я разбирала как наказ, который должна была запомнить…

Я была названа достойной дочерью Аднода, одной из немногих необручниц, познавших абсолютную любовь: Дыв Кариат одобрял мою искреннюю готовность полюбить любого — не за что-то, а просто так, отдаваться и дарить счастье.

Мне обещали поддержку и сохранение магии, если я хочу её себе оставить, с одним несложным условием — вернувшись на континент в своих ежедневных молитвах, обращённых к Создательнице, я должна буду упоминать его, Дыва Кариата, и молить о всепрощении.

В мою душу лилась песнь одиночества, страданий и любви…

Затем мне открылось имя, которое я должна буду произнести в молитве, и ещё кое-что пока мне не понятное.

Чьё это было имя, я не знала. И вообще, большая часть наказов мне показалась странной, но, прочитав и эти мои сомнения, бог любви меня уверил: в нужный час я вспомню всё и всё пойму.

Я поклялась выполнить просьбу — не ради своей метаморфности, а из сострадания. Бог улыбнулся самой светлой улыбкой, какую я видела. Наклонился и поцеловал меня в губы, словно вдыхая облачко своей магии. От разливающейся неги во всем теле я закрыла глаза — и вдруг всё исчезло.

В следующий миг я вернулась в привычную реальность, тело вздрагивало от последних сладостных спазм, и мужские протяжные стоны подтверждали: рядом со мной мужчины чувствовали то же самое.

— Сладкая Ана! — наконец первым подал голос усталый сир Брис, оставил на моей спине несколько поцелуев и медленно вынул расслабленный орган. — Это сумасшествие какое-то!

Сир Брис повалился на кровать рядом с Его высочеством. Металлическая магия сковала моё горло, не торопясь опускаясь к сердцу, и Райан так же отстранился:

— Скажи-ка, рыбка, это ты сейчас наколдовала нам встречу с этим… даже не знаю, как это назвать?

Я молчала: челюсти немного ныли после «работы». Хотелось просто безмолвно лежать на вздымающейся груди Его высочества и чувствовать его руки, поглаживающие мою спину. Из меня внизу просочилось несколько капель, но я сжала бёдра, чтобы сохранить большую часть жемчуга в себе.

— Подожди-ка, я думал, мне показалось, — встрепенулся сир Брис на слова Райана. — Так, значит, это было…

— Слияние, — задумчиво ответил за него Генрих. — И теперь я могу с уверенностью сказать, что в этой жизни видел всё.

Райан встал, и я соскользнула с мокрого тела на освободившееся место.

— И что это значит? — растеряно спросил голос сира Бриса. — Рай, мне тоже плесни!

Его высочество сел на кровати, потирая затёкшие ноги:

— Я так понял, что это у вас впервые? — он был удивлён не менее прочих.

Райан подал сиру Брису кубок. Хозяин в один глоток осушил его и тоже поднялся с кровати:

— Никогда, даже с Амели у нас подобного не было… Пожалуй, нагрею-ка я терму.

— Отличная идея, — Райан провёл рукой по своей блестящей мокрой груди и перевёл весёлый взгляд на меня, — кажется, с сегодняшнего дня мы все состоим в Ордене рубеинового члена…