В конце войны, когда миссионерскому пункту из-за недостатка средств пришлось сокращать число служащих, Ойембо оставил свое место учителя, чтобы перебраться в родную деревню, расположенную довольно далеко от нас, возле озера, и окруженную лесом. Он уже немало натерпелся и перед тем, так как скудного жалования его было недостаточно, чтобы прокормить себя и семью. Теперь ему надо было найти какой-то заработок. И вот он решил завести плантацию.
Когда в 1924 году я снова приехал в Африку, я встретил Ойембо на побережье. Он только что вместе с другими мужчинами из своей деревни привел по Огове огромный плот и получил за этот плот от голландской фирмы, на которую он работал, немалые деньги.
— Хорошо ты устроился, Ойембо, — сказал я, — ты взялся торговать лесом, а это самый верный способ разбогатеть.
— Да, дела у меня идут неплохо, — как всегда скромно ответил он. Едва успел я спросить его о жене и детях, как он уже должен был снова спешить, чтобы присутствовать при обмере и сдаче привезенного им леса. Мне же надо было идти платить пошлины за прибывшие грузы. Собственно говоря, это было даже хорошо, что нам в этот день не довелось много говорить друг с другом. Ойембо-лесоторговец был для меня уже не тем, чем был Ойембо-учитель. Ведь именно на него-то и возлагали мы такие большие надежды по части просвещения и воспитания детей. Мы ждали, что он покажет своим сверстникам, которые все кинулись зарабатывать деньги, что есть на свете нечто более высокое — благородный самоотверженный труд. Сверстники его, учившиеся вместе с ним в миссионерской школе и выдержавшие выпускные экзамены в тот же год, что и он, пренебрежительно отнеслись к тому, чтобы стать учителями. Перебиваться всю жизнь на скудном жаловании и с утра до вечера иметь дело с упрямыми мальчишками — все это их нисколько не привлекало. А ведь они знали, какой недостаток испытывает колония в учителях-африканцах, а ведь миссионеры усиленно уговаривали их предпочесть дело воспитания подрастающего поколения погоне за деньгами. Однако у каждого из них был свой предлог, своя отговорка, почему полученные в школе знания он должен сейчас в первую очередь применить, работая в Колониальном управлении в качестве простого писца или сыскав себе прибыльное место в одной из лесоторговых фирм. Одному надо было уплатить долги брата, другому — свои собственные, третий собирался купить жену, четвертому деньги были нужны на то, чтобы завести плантацию.
Один только Ойембо не польстился на большие заработки и продолжал заниматься плохо оплачиваемым и тяжелым трудом: он учил и воспитывал детей. Но когда началась война, он тоже поступил работать в лесоторговую фирму и так и остался на этой работе. Я ни в чем его не упрекал, я просто за него огорчался.
Долго носил я в себе эту горечь. Мне не хотелось расспрашивать о моем друге ламбаренских миссионеров, и я ничего о нем не знал. Но всякий раз, когда я проходил мимо стоявшей возле школы для мальчиков хижины, в дверях которой он так часто появлялся, чтобы поговорить со мной, сердце мое разрывалось.
И вот однажды среди миссионеров, как раз тогда, когда я был на пункте, зашла речь об Ойембо.
— Ах, — сказал я, — вот еще один, который погубил себя из-за лесоторговли! О нем я жалею больше, чем обо всех остальных вместе взятых.
— Погубил себя лесоторговлей? — удивился один из миссионеров. — Что вы этим хотите сказать?
— А вот что, — ответил я. — Я тут как-то встретил его в Мысе Лопес. Он пригнал туда вместе со своими односельчанами большущий плот и сдавал его фирме. Да он и сам сказал мне, что работает на лесосплаве.
— Это верно, — ответил миссионер, — работает он на лесосплаве, но все-таки остался верен своему призванию. Сейчас он ведет такую воспитательную работу, какой не вел и в Ламбарене.
И вот что я узнал: вернувшись к себе в деревню, Ойембо уговорил своих односельчан общими усилиями очистить большой участок от леса, чтобы посадить на нем бананы и маниок. Лесоповал — это настолько трудная работа, что местное население старается возделывать поменьше земли, ровно столько, сколько нужно, чтобы не умереть с голоду. Именно поэтому оно здесь почти всегда голодает.
Колониальному управлению часто приходится посылать свои черные войсковые части, чтобы заставить население вырубить достаточное количество леса для новых плантаций.
Ойембо же добился у себя в деревне, чтобы люди взялись за эту тяжелую работу, повалили немало деревьев-гигантов и расчистили участок под большую плантацию. Когда война окончилась и лесоторговля возобновилась, плантация начала приносить плоды. К этому времени оказалось, что деревня не только сполна обеспечила продуктами питания себя самое, но получила также возможность продавать лесоторговцам для прокорма их многочисленных рабочих бананы и маниок. Таким образом, благодаря усилиям Ойембо люди эти были привлечены к полезному труду и достигли благосостояния.
Проявив такую заботу о поддержании жизни своих односельчан, Ойембо основал у себя в деревне школу. Он и не подумал обращаться для этого за дотацией в Колониальное управление или просить материальной помощи у миссии. Самому ему было теперь на что жить. Ходившие же в школу дети могли сами заработать деньги себе на пропитание и на книги, так как в свободное время трудились на плантации. Тем самым и плантация постоянно поддерживалась и, более того, расширялась. Наряду с бананами и маниоком там появились также кофейные и какаовые деревья.
Так в этой далекой глуши возникла отличная школа. Ойембо был протестантом. По воскресеньям он ходил в церковь. Воспитывал Ойембо не только детей, но и взрослых. Он сумел убедить их построить новую деревню. Негры живут обычно в бамбуковых хижинах до тех пор, пока те не сгниют и не упадут им на голову. Тогда они спешат собрать необходимые материалы, чтобы быстро соорудить себе новое жилье. Чтобы не утруждать себя слишком большой работой, они стараются сделать эти новые хижины поменьше. Ойембо же и тут добился, чтобы все делалось как следует. За несколько месяцев выросла новая деревня, состоявшая из удобных и просторных хижин.
Мне рассказали, что даже издалека деревня эта на вид отличается от всех остальных. Обычную негритянскую деревню видишь только тогда, когда ты уже находишься на ее территории. Хижины стоят у самой чащи. Вырубить лес вокруг деревни — дело очень нелегкое. И люди обычно удовлетворяются тем, что вырубают деревья на какие-нибудь несколько метров, вместо того чтобы очистить от леса более обширное пространство.
После этого предстоит делать еще значительно более трудную и кропотливую работу: регулярно вырубать кустарник и слоновую траву, которые все время вырастают на месте поваленного леса. Работу эту приходится возобновлять каждый месяц. До чего же быстро людям надоедает этот тяжелый и утомительный труд! Они опускают руки и примиряются с тем, что все продолжает расти, не думая о том, что чаща лишает их хижины всякого притока воздуха и что роящиеся в кустах и в высокой траве комары несут жителям деревни страшную болотную лихорадку.
Авторитет, который Ойембо мало-помалу завоевал среди местных жителей, помог ему добиться того, что вокруг этой, расположенной у самого озера деревни было создано большое свободное пространство.
Конечно, у этого самоотверженного человека в округе нашлось немало противников. Все ленивцы поднялись против него. Пустили даже слух, что он заставляет жителей деревни работать, чтобы обогатиться самому за их счет.
Однако Ойембо одержал верх над своими противниками. И не тем, что убедил жителей деревни своим красноречием. Он никакой не оратор. Он сумел убедить их искренностью своей, каждым своим поступком.
Когда лесоторговля снова в полной мере возобновилась, Ойембо уговорил своих односельчан объединиться под его началом и принять в ней участие. Им и раньше еще доводилось вместе валить лес. Но это была беспорядочная работа. Когда надо было валить деревья, обрубать ветки, скатывать бревна в воду и связывать их в плоты, было немало таких, которые ухитрялись под самыми разными предлогами уклониться от работы. Многие приходили только для того, чтобы получить свою долю задатка, который белый лесоторговец должен был заплатить за обещанный ему лес. О том, чтобы потом доставить его так, как положено, они нимало не заботились. Поэтому не раз случалось, что бревна оставались в лесу и гнили из-за того, что их вовремя не скатывали в воду. Когда же плоты доставлялись на место и когда начинали делить полученные деньги, всякий раз возникали споры.
