Профессиональных охотников из местных жителей люди боятся. У негров существует поверье, что, для того чтобы убить слона, надо всякий раз иметь при себе наделенный особой силой фетиш. А, по их представлениям, больше всего силы заключено в куске черепа человека, который убит нарочно для того, чтобы этот фетиш изготовить. Поэтому всегда есть опасность, что черный охотник за слонами пойдет на убийство только для того, чтобы получить этот фетиш. Один белый рассказывал мне, что он знал отличного охотника на слонов, но, хоть тот и не раз оказывал ему услуги, он все-таки не отваживался идти с ним в лес, ибо был убежден, что, для того чтобы добыть себе хороший фетиш, тот способен решиться на убийство.

Обычно считают, что африканского слона нельзя приручить и что этим он как раз и отличается от индийского. Это не совсем так. Мне довелось видеть прирученного слона в районе мыса Лопес; он возил там на плантации тележку и выполнял кое-какие другие работы. Он до такой степени цивилизовался, что достаточно было ударить в созывавший к обеду колокол, как он немедленно прекращал работу. Если, например, он в эту минуту нес в хоботе бревно, то при первом же ударе колокола он тут же бросал свою ношу на землю.

На одной плантации выше Самкиты живет слониха, ей восемь лет.

Зовут ее Софья. Она очень доверчива. Будь у нее хороший хозяин, можно не сомневаться, что он бы сумел приучить ее к работе. Но здесь совсем нет людей, которые могли бы этим заняться, таких, какие есть в Индии. Слониха эта привыкла бездельничать. Это гроза всех садовников, у которых она вырывает с корнем салат и бобы. Иногда она забавляется тем, что десятками вытаскивает из земли какаовые деревья. Есть у нее и еще одна склонность: она опустошает курятники. И вот несколько месяцев тому назад эту упрямицу задумали продать в Европу, в один из зоологических садов. Покупатель тут же нашелся. Софью попели прогуляться на реку, где в это время стоял пароход с мощным подъемным краном. Прогулка пришлась слонихе по вкусу. Но как только ей надо было ступить на трап крана, ей сразу все разонравилось. Было вызвано два десятка грузчиков-негров, которые стали тянуть ее туда и заталкивать. Наверное, им бы и удалось это сделать, потому что Софья от природы существо добродушное и покладистое, но в самый критический момент неожиданно заработал двигатель и из трубы повалил пар. От этого непривычного звука слониха наша встала вдруг на дыбы, а тянувшие и толкавшие ее грузчики разбежались и попрыгали в воду. Один из них споткнулся о корень дерева и получил тяжелый, загрязненный землей открытый перелом голени, так что его пришлось сразу же отправить к нам в больницу. Теперь мы лечим его ногу и надеемся, что нам ее удастся спасти. Софья же преспокойно вернулась домой и продолжает числиться в инвентаре плантации с пометкой: «Софья; слониха; восемь лет; цена двадцать тысяч франков; животное вредное; стоимость месячного содержания сто пятьдесят франков».

На гиппопотамов охотятся тоже ради их мяса. Настоящий охотник никогда не станет стрелять в гиппопотама ради удовольствия. Совершенно бессмысленное дело, например, стрелять в стадо гиппопотамов с речного парохода, как то делают новички. Стоит только ранить бегемота, как зверь этот становится поистине ужасным. Разъяренный болью, он нападает на маленькие лодки и опрокидывает их, для того чтобы потом кинуться на барахтающихся в воде людей и раздробить их своими мощными зубами. Убитые же бегемоты идут ко дну, и выловить их уже нет возможности. Настоящий охотник стреляет в гиппопотама только тогда, когда в его распоряжении достаточно времени и когда обстоятельства позволяют овладеть тушей убитого зверя. Когда мертвый гиппопотам тонет, то проходит не меньше двенадцати часов, пока тело его не раздуется от образовавшихся при разложении газов и не всплывет снова на поверхность воды. Если же бегемот убит в проточной воде, то это означает, что охотнику придется засесть где-то ниже по течению на те же двенадцать часов, а то и больше, ждать, пока туша всплывет, чтобы не упустить эту минуту и вовремя вытащить ее из воды. А если за это время стемнеет, то вполне может случиться, что добыча так и не будет обнаружена и охотник вернется ни с чем. Вместе с тем люди, живущие ниже по реке, все равно рано или поздно ее отыщут и всласть ею поживятся. И даже если мясо к тому времени позеленеет и будет вонять, пиршество все равно состоится. Наши негры не испытывают ни малейшего отвращения к гнилому мясу. Они поедают его с аппетитом, и оно не наносит их организму вреда. Когда недавно приехавшая европейка спросила одного из местных жителей, как это он может есть вонючее мясо, тот ответил:

— Едим-то мы ведь мясо, а не вонь.

Словом, лучше всего было бы убивать гиппопотама, пока он на суше. Однако это очень опасно. Раненый зверь, хоть он и кажется на первый взгляд существом неповоротливым, сразу же кидается на охотника, а бегает он куда быстрее человека. Поэтому охотник должен быть уверен в своей сноровке, прежде чем нападать на гиппопотама на суше.

Весь день гиппопотам сидит в воде. С наступлением темноты он вылезает на берег, и всякий раз на одно и то же место. Часто бывает, что берег словно отшлифован брюхами взбирающихся на него бегемотов. Поэтому повстречать гиппопотама вовсе не трудно. Но надо иметь мужество его подстеречь.

Так вот жители одной из деревень обратили внимание двоих европейцев, которые прибыли сюда совсем недавно и отнюдь не были опытными охотниками, на гиппопотамов, имевших обыкновение вылезать на берег несколько выше их деревни, и попросили их пристрелить, чтобы полакомиться мясом. На заходе солнца все, черные и белые, туда отправились. Стемнело. На реке заслышалось фырканье приближающихся гиппопотамов. Но когда белые охотники стали о чем-то спрашивать негров, слова их канули в пустоту. Оказалось, что те незаметно удрали. И вот они слышат, как двое гиппопотамов выбираются на берег.

— Ты еще тут? — шепчет один охотник другому.

— Да, — отвечает тот, — но скоро меня не будет.

И когда товарищ его приполз к месту, откуда доносился голос, там никого уже не было. Тогда и сам он последовал примеру остальных и пустился бежать со всех ног, в то время как прибрежный кустарник хрустел под лапами гиппопотама.

Двое других европейцев, также новичков, придумали совсем особый способ охоты. Они обнаружили на поляне следы гиппопотамов и, выбрав два молодых деревца, на которые не стоило особого труда взобраться, решили выждать при лунном свете, пока не появятся звери. Завидев их издали, они храбро влезли на деревья и стали ждать. Однако спустя несколько мгновений один из них начинает вдруг ерзать и стонать.

— Сиди же спокойно, — шепчет другой.

— Не могу.

— Почему это ты не можешь? — Муравьи.

Оказалось, что товарищ его попал на одно из тех деревьев, где живут пресловутые черные муравьи.

— Бегемоты уже тут! Продержись еще минуту!

Но муравьи оказались страшнее. Охотник бросил ружье и вслед за тем спрыгнул с дерева сам, гиппопотамы же, услыхав шум, кинулись в воду.

В течение ряда лет по одному из рукавов реки, сообщавшемуся с озером, ездить было рискованно из-за того, что там укрывался свирепый гиппопотам. Он нападал на каждую проходившую лодку. Уже десять человек сделались его жертвами, а убить его все не удавалось. Но вот однажды по этому рукаву плыл лесоторговец-американец, отправившийся за провиантом для своих рабочих. Для большей надежности он зажал свой заряженный маузер между колен, а сам задремал. Гребцы толкнули его в бок: в пяти метрах от лодки из воды вынырнул гиппопотам, гроза этих мест. Еще минута — и он бы перевернул лодку. Однако американец не сплоховал и всадил ему в голову пулю. Удача эта прославила его на весь округ. Мне едва не достались зубы убитого бегемота: американец хотел их мне подарить в знак благодарности за то, что мы лечили его, когда он был тяжело болен. Но когда он выписался из больницы и уезжал из Африки, он позабыл о своем обещании, а мне было неудобно ему о нем напоминать.