— Князь нас предал! Смерть Изяславу! — вытаскивая стрелу из руки, прокричал Славута.

— Смерть злодею! — взревела толпа.

В дружинников, охраняющих терем, полетели булыжники и факела. Один факел попал прямо в лицо молодому гридню, стоявшему без шлема. Как сухая степная трава, вспыхнули его длинные волосы, и бедняга, бросив оружие, закатался по земле. В ответ его сослуживцы начали копьями и мечами поражать восставших киевлян. Славута своим мощным молотом разбивал щиты дружинников, а остальные бунтовщики старались проткнуть их кольями и вилами.

Все это произошло так быстро, что Изяслав не успел опомниться. С минуту он стоял и смотрел на эту бойню в неком оцепенении, не до конца осознавая, что это наяву происходит здесь, в его тереме. Тогда, когда он уже почти договорился с народом. Наконец он встряхнул головой и проворно вернулся внутрь терема. Из зала совета бояре разбегались, увидев в окна, что творится снаружи. Изяслав безумными глазами смотрел на их суету.

— Княже, еще не поздно вызвать всю дружину и перебить бунтовщиков, — подошел к нему воевода Чудин.

Но князь посмотрел на него непонимающим взглядом и потом грозно рявкнул: — А ну, иди отсюда, ирод! Вы все предали меня!

Чудин махнул рукой и присоединился к беглецам.

— Любый мой, надо и нам бежать к моему племяннику Болеславу, в Польшу, — сказала князю Гертруда. — Иначе и нам и нашим детям висеть на воротах киевских.

— Да, ты права, как всегда, лада моя! — растерянно сказал Изяслав. — Быстро собираем наших сыновей, с собой берем пять сундуков с золотом, чтобы они не достались этим сволочам, и бежим скорее. Ох и поквитаюсь я с киевской чернью, когда вернусь…

Не прошло и часа как князь Изяслав со своим семейством, верными воинами и немалой частью сокровищ через Лядские ворота покинул Киев, бросив свою столицу на растерзание разъяренной толпы.

Как только началась стрельба, задняя часть толпы отшатнулась и потекла прочь от княжьего двора. Матвеева и его друзей и спасло как раз то, что они были в этой части толпы и не участвовали в дальнейшем побоище в княжьем тереме. Быстрым шагом они возвращались на Подол, где совсем недавно проходило вече. Навстречу им двигалась большая группа людей, возглавляемая Вышатой и высоким заросшим человеком в грязной одежде, но в чистом красном плаще.

— Дорогу князю киевскому Всеславу! — кричал Вышата, и ему вторили сопровождавшие освобожденного князя киевляне. Всеслав улыбался и гордо шел, взглядом победителя и нового хозяина осматривая киевские строения.

В голове у Сергея промелькнула мысль, что если бы не внезапные лучники, то договорившиеся с князем протестующие не стали бы мешать дружине снова вернуть Всеслава в поруб. И теперь ему стало ясно, кому выгодна смена власти в Киеве и на чье золото были наняты эти средневековые киллеры.

Половина бежавших с княжьего двора восставших присоединилась к приверженцам Всеслава и вновь отправилась на штурм резиденции своего бывшего великого князя. Другая половина, пользуясь неразберихой, пошла грабить дома нелюбимых бояр и зажиточных киевлян. В толчее, которая возникла из-за расхождения бунтовщиков в разные стороны, кто-то сбил капюшон с головы Кытана.

— Глядите, люди добрые, половецкий лазутчик, — прозвучал чей-то истошный крик. — Половцы уже в Киеве!

— Лови, держи его! — поддержали крикуна из толпы.

Кытан, Мстислав и Матвеев свернули в узкий подольский переулок и принялись что есть мочи бежать по нему. За ними слышались крики и топот нескольких пар ног преследователей. Петляя кривыми киевскими улочками, уже через несколько минут друзья уперлись в тупик. Они обернулись. Их настигли семеро восставших. Двое были вооружены факелами, один был с топором и еще у четверых в руках были рогатины.

Кытан достал из-за пояса кривой ятаган — лук он оставил в монастыре. Мстислав обнажил меч и бросил Сереге свой кинжал.

— Только попробуйте тронуть ближнего боярина тьмутараканского князя, — гневно сказал он.

— Да ты нам и не нужен, — ухмыляясь, ответил человек с топором. — Отдай нам половецкого лазутчика, и мы тебя не тронем.

— Этот степняк доблестно сражался бок о бок вместе с нами в битве на Альте. Он тоже служит князю тмутараканскому Глебу Святославичу и борется за землю русскую, в том числе и против своих бывших соплеменников.

— Ты такой же лгун, как и наш князь Изяслав. Раз ты за степняка, значит, против нас. А ну, навались на них, ребята!

Бунтовщики пошли в атаку. Но в узком переулке против двух профессиональных воинов их численное превосходство не играло никакой роли. Матвеев увидел вблизи, как ловко работает мечом его побратим. Одним ударом он отрубил руку с занесенным над ним топором, после второго голова мятежника с рогатиной слетела с плеч, третий удар обезоружил еще одного нападающего. Матвееву в лицо тыкал факелом бунтовщик с лицом, изрытым оспинами. Сергей все отступал от огня, а потом вдруг пригнулся, сделал резкий выпад вперед и почувствовал, как его кинжал пронзает живую плоть. Его противник выронил факел, попытался рукой закрыть рану в груди, но из нее хлестала кровь. Нападавший взглянул на свою руку, испачканную в собственной крови, затем на Сергея и упал навзничь. Кытан в тот же момент воткнул ятаган в шею наседавшего на него здоровяка. Остальные, увидев, как быстро погибли их товарищи, побежали в испуге назад за подмогой.

Матвеев посмотрел на убитого им человека. Попав в этот суровый мир, он даже не сомневался, что здесь ему придется проливать кровь врагов, но оказалось, что первый убитый им противник будет не половцем, и не лесным разбойником, а обычным киевлянином. Потом Сергей сожалел об этой смерти древнего соотечественника, но в тот момент долго расстраиваться не было времени — Кытан схватил Сергея за руку и они вслед за Мстиславом побежали на выход из опасного переулка.

Когда друзья наконец покинули мятежный Киев, над столицей уже вздымался в ночное небо черный дым пожарищ. К счастью, их никто не преследовал, и они смогли быстро и без проблем добраться до Печерского монастыря.

— Что случилось, дети мои? — спросил их отец Агапит.

Друзья вразнобой рассказали ему и выздоравливающему Василию о событиях в Киеве. А Матвеев потом попросил об исповеди.

— Слушаю тебя, сын мой, — внимательно сказал отец Агапит.

— Отче, я убил человека. Мало того, я убил христианина, защищая язычника. Отпустится ли мне такой грех?

— Если искренне раскаиваешься в грехе, то Господь тебя простит, как простил он разбойника, распятого рядом с ним на кресте и мытаря, чья молитва была угоднее для Бога, чем похвальба фарисея. А то, что ты защищал друга — это похвально, ибо сказано в Писании: «Больше нет той жертвы, яко кто положит душу свою за други своя». А то, что он язычник, так это дело времени. Я вижу, что душа его чистая и готова встать на путь истинный.

Монах отпустил грехи Матвееву и благословил его, а потом спросил у Кытана:

— Сын мой, хочешь креститься во имя Иисуса Христа и стать наследником Царствия Небесного?

— Хочу, — неожиданно для всех и для себя самого произнес Кытан. — Я хочу отныне быть вам братом не только по оружию, но и по вере, — обратился он к своим изумленным друзьям.

Отец Агапит провел обряд крещения и вот уже чуть более получаса спустя новообращенный Кирилл примкнул к Мстиславу и Сергею в их пути в Чернигов. Его братья во Христе все равно по привычке называли его Кытаном, но, тем не менее, рассказывали половцу особенности православной веры. Неготового к дальней дороге Василия оставили выздоравливать при монастыре. А его три друга на рассвете следующего дня рысью поскакали в Чернигов поведать князю Святославу о том, что его старший брат в ближайшее время вряд ли выступит в поход на половцев.

В Чернигове тмутараканских ратников, не имевших дворов в самом городе, разместили в общинном доме, подобии большой казармы, располагавшейся неподалеку от княжеских хором посередине центральной улицы Княжьего града. Тут путников встретили уже обжившиеся на новом месте Ильдей, передвигающийся теперь с костылем, и молодые лекари Тихомир с Артемием. Не успели друзья сменить запыленную одежду и наговориться со своими товарищами, как их пригласили пред светлые очи князя Святослава.