Остановите! Помедленнее! Не надо так быстро! Слышите, не так быстро! Сообщите же скорее, что здесь какая-то неисправность!..
Айла металась в жару почти весь день. В перерыве девушки принесли поесть, но Айла не встала к столу, только попила лимонада, предложенного Ленну. К вечеру температура пошла на убыль, потом снова чуть поднялась к ночи, однако на другой день спа́ла вовсе.
Домой про болезнь решили ничего не писать. Послали только открытку: мол, жаль, что до возвращения еще целая неделя, но все хорошо, надеются, что и дома все в порядке. Льют ли там, у вас, еще дожди; здесь все время стоит жуткая жара.
Айла мысленно уже готовилась к отъезду. В конце месяца получить бы расчет, доехать до города, взять билеты на теплоход, походить по магазинам. Сколько они накупят барахла, трудно даже представить! Вот если бы еще получить и за сверхурочные… Хорошо бы привезти и домой какие-то подарки. Вот отец — всю жизнь простоял за прилавком, торгуя краской да наждачной бумагой; какого-нибудь бы редкого табачку ему непременно следовало привезти.
Хелена гуляла с Гертом по переулкам до позднего вечера и перед сном, позевывая, все шептала и шептала Айле. С горящими щеками, Хелена, то восторженно, то с печалью на лице объясняла, как пугала ее предстоящая разлука, она ее не переживет, но Герт, конечно, приедет в Финляндию при первой возможности.
— Айла…
— Что?
— Герт говорит, в Финляндии, наверно, самые красивые женщины… и еще он спросил, у всех ли финских девочек такие чудесные блестящие волосы…
— Вот как, хм-м…
— Айла, знаешь что, Айла…
— Ну?
— Нет, пожалуй, неловко про это рассказывать.
— Ну почему?
— Сегодня… когда мы шли по дороге к лесу, Герт вдруг начал целовать меня, про все забыл и никак не мог взять себя в руки…
— Ну, наверно, это естественно.
— Да… знаешь, не смогу с ним расстаться. Не смогу, вот и все тут.
— Ну, он же наверняка приедет в Финляндию. Испытаете разлукой вашу любовь, — сказала Айла.
Однажды теплым вечером Герт, Дитрих и Угур втроем появились на кухне. Герт вытянул из кармана большую синтетическую сумку, встряхнул ее и спросил:
— Угадай-ка, для чего?
— Что это? — спросила Хелена.
— Обчистим до ягодки, — сказал турок на плохом немецком.
— Вишню, что ли?
Хелена прыснула, потом натянула кеды, сбегала за вязаной кофтой и спустилась на кухню в большом воодушевлении.
— Вы что, совсем спятили, их же нельзя рвать! — крикнула Анника из комнатенки для мытья и возникла на пороге с мокрой головой.
— Почему нельзя? — спросила Хелена.
— Нельзя, потому что нельзя. Потому что это не ваша вишня, — сказала Анника. — Да и время уже позднее, а тут бродят всякие каждый вечер, ни заснуть, ни постирать…
— Да кто тебе не дает стирать? — огрызнулась Хелена.
— Просто бордель какой-то, шастают бродяги туда сюда галопом, никакого покоя, — горячилась Анника.
— Ох, ох, значит, бордель! — Хелена вспылила. — Конечно, наше дело сторона, но ты-то что печешься об этих вишнях?
— Во всяком случае, не собираюсь отвечать, если кто начнет здесь красть вишни! — крикнула Анника.
— Ну беги скорее к Хейсенбюттель, ябедничай. Или той Шавке доложи. Может, и посторожишь с ней за компанию?
— Господи, да вы сейчас убьете друг друга! — Топая по ступеням, в кухню спускалась Ленну.
— Про что это вы кричите? Хоть объясните нам. — Парни были в недоумении.
— Ай-яй-яй, — сказал турок и помахал пальцем, перед самым носом у Анники. — Глупая девочка, не надо быть сердитой. Хочешь ням-ням вишенок, nicht wahr, viel Spass…[36]
— Пошли, — сказал Герт. — А то совсем стемнеет, ничего не соберем.
— Куда это вы? Воровать вишни? — спросила Ленну.
— Да они же сгниют, вишни-то, на ветках, раз их никто не снимает. — Хелена уже завязывала шнурки в кедах.
— По-моему, нельзя их рвать без спросу, — сомневалась Айла. — Мы ведь даже не знаем, чья же это все-таки вишня.
— Что за чушь она несет, ее же ни о чем не спрашивают! — сказала Хелена.
Ленну схватила свои сигареты и встала.
— Шавку нынче удар хватит.
— Was bitte?[37] — спросил Герт, и Хелена перевела ему.
— Яй-яй! — Турок оживился, раскинул руки, вытаращил глаза, потом скрестил руки на груди и завыл по-волчьи: — У-у-у! у-у-у! — и вдруг упал на пол, вытянув ноги. Хелена от смеха согнулась пополам, все смеялись, кроме Анники, которая только презрительно фыркнула и пошла по лестнице наверх. Айла еще поколебалась, было уже очень поздно, потом схватила косынку и выбежала вслед за всеми на улицу.
Вечер стоял теплый и тихий, в сумерках красные плоды на дереве мерцали как сотни тлеющих угольков. А какое большое, прекрасное дерево! Вот оно стоит на фоне темного неба, тая́ в листве багряные звезды, веселые бубенчики плодов, поддужные колокольцы праздничной упряжки; стоит, набрякшее плодами, взывая к сборщикам всем своим изобилием. Айла представила, как много лет тому назад, когда желтая постройка была новенькой, а коровник полон черно-белых коровок, жил здесь кто-то, жил хозяин, который посадил на радость детям деревце, и каждое лето дети досыта лакомились вишнями… Где же теперь эти дети, где дети тех детей? Может, здесь же, на фабрике? Хотя никто не приходит снимать урожай. Ну а кто же все-таки эта растрепа, фрау Захн, которая чуть не плюется от ярости, когда кто-нибудь приблизится к дереву? Торчит с утра до ночи под ветвями, будто пугало огородное, следит, кто куда пошел и откуда пришел, а потом наушничает Хейсенбюттель, докладывает, чего видела-слышала: гуляла ли Кайя с Пирхасаном и покупал ли опять вино Фриц…
— Скорей, скорей — торопила Хелена.
— Ой, сколько осыпалось, — сокрушалась Ленну. — Тут на земле уже одно гнилье.
Турок ловко вскарабкался на дерево и нарвал сколько мог. С другой стороны целыми пригоршнями обрывали вишни Герт и Дитрих, а Хелена стояла с раскрытой сумкой.
— Ш-ш-ш! Тихо, кто-то стоит у киоска, — испугалась Айла.
— А! Это Вернер, Лоттин муж… Да он уже уходит,— прошептала Ленну.
— Ай-яй-яй, das ist ja Leben[38],— радовался Угур на дереве, затем скользнул вниз и шлепнулся наземь, прямо на сумку с вишнями, раздавил все, но быстренько отряхнул брюки и снова вскарабкался наверх.
Айла побаивалась. Но постепенно какое-то новое чувство, властное очарование и одержимость овладели ею. Было уже так томно, что вишни утратили цвет и слышен был только шелест, взрывы смеха, шорох и шепот. «Еще не время есть, ведь был уговор», — корила Ленну Хелену.
Айла поглядывала на небо. Несколько мерцающих звездочек запутались в верхушке дерева. Угур затаился на суку, словно рысь, Хелена шепталась с Гертом, и ветер шумел в кустах за спиной.
— Смотрите, что это? — прошептала Ленну.
По небосводу перемещался желтый свет, он привлек внимание всех.
— Летающая тарелка. — Хелена лукаво улыбнулась.
— Спутник, — сказал Герт.
— Летающая тарелка, летающая тарелка! — Хелена заспорила по-немецки.
Герт повис на одной руке, другою дотянулся до Хелены и шлепнул ее по затылку.
— Отстань, хулиган! — возмутилась Хелена. — Как ты смеешь!
Айла следила за летящим огоньком. Ликующая свобода, дерзостный порыв бился в мыслях, как в детстве, когда санки тронутся и заскользят с высоченной горы. А что, если б я и вправду была точкой света, летящей в просторах? Если бы каждый человек был подобен тому мчащемуся огоньку? А куда же он подевался? Пропал, погас… вот так же и человек…
Затрещали кусты. В сумраке вспыхнул луч карманного фонаря, и в его свете — бледное лицо.
— Шавка, черт ее дери, — шепнула Ленну.
— Теперь давай бог ноги!
Фрау Захн тяжело дышала, глаза совсем вылезли из орбит. Парни спрыгнули наземь и мгновенно исчезли. Ленну и Хелена — за ними. Айла сломя голову бросилась во тьму и — упала в свежевырытую канаву. Она скривилась от боли, кое-как села и ощупала колено — на нем была длинная саднящая царапина.
