Линетт убедилась, что взяла все необходимое для первого урока, и закрыла школьный шкафчик. Когда она оторвала взгляд от своего расписания, ее внимание почти сразу переключилось на группу парней, которые стояли на другом конце коридора. Айзек Хендерсон, Франциско Диес и еще один парень, которого Линетт не узнала, явно смотрели на нее и разговаривали. Она могла только представить, какова была основная тема их разговора. Увидев, что привлекли ее внимание, они отвели взгляды в сторону, как будто это было неуловимо. Далеко не так.

Всегда и всеми обожаемая.

§ § §

Она посмотрела на часы, висевшие над дверью классной комнаты. Последний урок тянулся немилосердно. Проверяя время каждые несколько минут, Линетт могла поклясться, что стрелки часов совсем не двигаются. Ей пришла в голову мысль спросить у учителя, не сломаны ли часы, но она решила отказаться, так как это было бы невежливо и выглядело бы так, будто ей скучно до безумия. Так оно и было на самом деле.

Когда наконец прозвенел звонок, девушка бросила все учебники в сумку и почти сразу же выбежала из комнаты. Ее телефон начал вибрировать. Это звонил ее отец, поэтому она не стала терять времени и взяла трубку, ведь этот человек определенно не славился терпением.

Сегодня он решил забрать ее из школы, что было неожиданно. Он никогда не делал этого раньше. Работа отнимала у него достаточно времени, чтобы не делать этого. Единственное время, когда Северо уделял внимание своей дочери, было во время ужина. Да и то не всегда. Он редко бывал дома, поэтому Линетт приходилось проводить много времени с Розалией и солдатами, которые были там, чтобы обеспечить их безопасность.

Но контроль Северо над Линетт всегда был частью ее жизни. Неважно, что он не был тем, кто на самом деле осуществлял наблюдение, охранников было достаточно. Это сводило девушку с ума, но она не любила ссориться. Это было бы неуважительно. Хотя этот человек и был ее отцом, он также был Капо. И опасный, со множеством правил, ни одно из которых не позволяло его ребенку разговаривать с ним, когда что-то шло не по его плану. И обычно это не могло быть дальше от того, чего она действительно желала. Когда она была моложе, они проводили больше времени вместе, поэтому, какими бы ни были их отношения сегодня, она верила, что он просто хотел защитить ее из любви и долга перед своей семьей. Она была единственной, кто имел значение в данный момент. Он уже давно не признавался ей в этом, но круглосуточного контроля и дисциплинарных взысканий, когда она делала что-то не так, было достаточно, чтобы дать ей это понять. Более того, Северо не мог позволить себе дать дочери поблажку, так как это плохо отразилось бы на его репутации среди солдат.

Она вышла из здания и села на лестнице, зная, что пройдет немало времени, прежде чем ее отец придет. Оглядываясь по сторонам, она могла поклясться, что за ней кто-то наблюдает. Это было постоянное ощущение, от которого она не могла избавиться с тех пор, как отправилась в Палермо. Однако беглый осмотр окрестностей показал, что поблизости никого нет. Паранойя отца постепенно проникала в Линетт, и это ее злило. Не нужно было думать о худшем, когда ничего не происходило. Здесь было так же спокойно, как и с тех пор, когда она переехала в Сиэтл.

Громкий сигнал автомобиля вернул девушку к реальности. Северо сидел в своем черном Range Rover на парковке. Яростный взгляд впился в нее, намекая на то, что он в ужасном настроении. Опять. Это всегда приводило к очередной лекции об уважении, ответственности и раскаянии. Линетт могла поклясться, что не так уж трудно было догадаться, какие именно слова она услышит через мгновение.

— Salve, padre! (прим. с итал. Привет, отец!) — поприветствовала она Северо, надеясь, что ее догадка не оправдается.

Сделав глубокий вдох, девушка приготовилась к выговору, который ей предстояло услышать.

— Я сказал тебе ждать меня внутри, и я позову тебя, когда приду. С каких пор мои слова так мало значат для тебя? Проявляй больше уважения. Тебе шестнадцать лет, figlia (прим. с итал. Дочь). Это влечет за собой определенные обязанности.

Мужчина схватился за руль, пытаясь сдержать свой гнев. У него было много недостатков, но наказание дочери не входило в их число. Он никогда не поднимал на нее руку. Или на любую другую женщину, если на то пошло. Однако, когда он был в ярости, его мало что могло остановить, поэтому он старался сдерживать себя всеми возможными способами.

— Sì, padre (прим. с итал. Да, отец). Но мне стало плохо, и я решила подышать свежим воздухом, — солгала она, пристегиваясь, желая, чтобы разговор подошел к концу.

— Я не собираюсь больше повторяться, — сказал Северо, не удосужившись взглянуть на Линетт. — Когда мы вернемся домой, нам нужно будет поговорить. У меня есть важные новости, — добавил он.

Линетт кивнула, но как только она это сделала, то тут же признала это вслух, зная, что ее отец не терпит отсутствия слов. Все должно было быть открыто. И это было удивительно, поскольку солдаты были мастерами невысказанных вещей. Они предпочитали ничего не говорить тем, кто еще не знал, о чем идет речь. Они общались с помощью кодов, намеков, обрывков фраз, каменных взглядов, а также многозначительных, многозначительных молчаний. Для посторонних это должно было выглядеть как странная и невразумительная информация. И Северо был человеком, способным выдержать такой образ действий, но, когда дело касалось Линетт, он вел себя по-другому.

Остаток пути прошел в полной тишине. Это дало девушке время подумать о том, о чем хотел поговорить с ней отец. Лишь одно пришло ей на ум, и это вызвало у нее глубокое чувство тревоги. Ей исполнилось шестнадцать, и рано или поздно ей придется выйти замуж. И молить интуицию о том, чтобы она оказалась неправа, — это все, что ей оставалось на данный момент. Может быть, время для нее еще не пришло, и она просто беспокоится по пустякам? Но с Северо это никогда не могло быть пустяком.

§ § §

Мафия — это чувство вызывающей гордости и чести, глубоко укоренившееся в самосознании сицилийцев. Это не просто преступная организация, как принято считать. У них был свой свод правил, который вел их к достижению поставленных целей. Made Men. (прим. с итал. Солдаты) создали свое собственное общество в обществе. Там они могли легко действовать. Вы могли видеть, как глубоко они доминируют, когда говорят о бизнесе.

Женщины могли оценить это только издалека. Немногие из солат делились своими приключениями с женами и дочерьми. Испокон веков считалось, что они слабый пол, не способный справиться с большинством вещей, происходящих в Фамилие. Они должны были заботиться о доме и семье так хорошо, как только могли. Таково было их торжественное предназначение.

Однако для Линетт все было не так строго, как могло бы быть. Она знала несколько вещей, которые обычно не должна была знать, и, хотя Северо делал все возможное, чтобы защитить ее, он также не возражал, если она подслушивала некоторые встречи. Он разговаривал со своими солдатами в ее присутствии, но самые трудные и важные разговоры всегда проходили за закрытыми дверями его кабинета. Линетт никогда не должна была туда входить. Поэтому для нее стало неожиданностью, когда Северо пригласил ее войти. Как он уже говорил, у него были новости, но в данный момент девушка не была уверена, что хочет их услышать.

Сильный голос отца позвал ее войти, когда она постучала в дверь. Она сделала все, как было велено, с опаской войдя внутрь. Северо сидел в своем кожаном кресле за огромным письменным столом из красного дерева, гордо одетый в свой костюм за тысячу долларов.

Он был не один.

У окна стоял ее дядя Эмилио в белой рубашке и черных брюках. Его кобура надежно висела поперек спины, и он не потрудился прикрыть ее в присутствии Линетт. Он без эмоций смотрел на нее. Этот человек никогда не любил излишне демонстрировать свои чувства. Удовлетворение и грусть выглядели на нем одинаково. В его обществе это вызывало подозрения у многих. Особенно Линетт. Они были семьей, и она должна была чувствовать себя в безопасности рядом с ним, но он не был семейным человеком. Судя по тому, как он вел себя рядом со своими детьми и женой, люди имели полное право чувствовать себя настороженно. В конце концов, каменно-холодное выражение лица в сочетании с жестким, но сдержанным поведением никак нельзя было назвать приятным для глаз.