Умом я это все понимал, но по ночам легче мне не становилось. Образ принцессы терзал меня во снах, отпуская только к рассвету, и просыпался я зачастую мокрый и потный, тяжело дышащий, с неприятной тяжестью за грудиной. А самое неприятное было в том, что я ничего не мог с этим поделать. Поступил ли я плохо по отношению к Отавии? У меня была цель, у меня был путь, и если мне пришлось связать свою жизнь с Витати — значит, так того потребовали обстоятельства. Иногда мне казалось, что именно в фигуре Витати была заключена основная проблема. Если бы любая девушка из любого клана проявила ко мне благосклонность и взяла в мужья, мне бы было легче. Это был бы технический брак, формальный союз, на который я пошел ради того, чтобы попасть в Храм Пустоты в будущем.

Но то, что этой девушкой стала Витати, все усложняло. Мы были знакомы, мы много лет прожили под одной крышей, мы прошли Западную Пресию вместе, причем во второй половине пути с нами была и Отавия. Их знакомство, тот факт, что я будто бы предпочел Отавии свою наставницу и старую подругу, не делало мне чести. Кто-то мог бы сказать, что я вообще предал внучку Форлорна Девятого, которая доверилась мне, которая отреклась ради меня от всего и отправилась за моей целью на другой конец мира. А я…

Что творилось на душе у Витати, я не знал. Днем все было бы вроде, как и всегда, а иногда казалось, что она стала даже меньше бить меня палкой во время тренировок, а ночью она просто превращалась в замершую черную статую, что вынуждена была лежать рядом.

Мне же оставалось только ждать конца зимы и милости Великого Шаза, который должен одобрить наш с Витати поход на север.

— О, великий.

Гатис положил руку на живот и слегка склонил голову. Обычно он не разменивался даже на такие вещи, просто заходя к их лидеру, едва дернув подбородком, но сегодня был не тот день.

Великий Шаз был чернее тучи.

Перед военачальником кочевых народов Келанда лежали донесения с юго-западных рубежей ,и донесения эти были не слишком радостными.

Гохринвийцы зашевелились и сейчас активно собирали войска для того, чтобы пройтись огнем и мечом по келандским кланам. Сообщалось, что на западе появился какой-то новый военачальник, возможно, магик, который побудил местных аристократов на активные действия.

Кто был этот предводитель, доносчики не знали, неизвестный маг держался в тени и лично ничего не решал. Но в его существовании были уверены все, кто сотрудничал со степными кланами.

— Что такое? — спросил Тати, обводя глазами стол, на котором громоздились доносы, карты, стояли пустые тарелки и были разбросаны письменные принадлежности.

Это только юнцы считают, что командовать армией — это гарцевать верхом перед ордой всадников, да героически командовать переход в наступление. Реальность Великого Шаза заключалась в решении множества вопросов снабжения, обоза, достижения договоренностей и поиска средств на содержание армии, что сейчас разбрелась по степи на зимние стоянки, повидаться с родными и близкими, передохнуть перед весенними рейдами и сражениями.

Каждую зиму они переводили дух, чинили сбрую, тренировали лошадей, торговали с южанами и собирали подати, но как только солнце пересекало определенную отметку, и день начинал удлиняться, они все возвращались в строй. Примерно тем же занимались и гохринвийцы. Едва проходила посевная, лорды собирали ополчение и выдвигали дружины на свои границы.

Сейчас же все встало с ног на голову. По прикидкам, первые отряды гохринвийцев выйдут на рубежи степи уже через несколько недель, намного раньше привычного срока. А это означало только одно — келандцы уязвимы, а клан Тати попадает под основной удар, как хранители этого участка границы.

Южные города Корнум и Френин всегда находились под ударом. Не из-за близости границы — они располагались в самом центре Келанда, а из-за их важности в плане коммуникации севера и юга. Если противник сможет выйти к берегам Великой Реки, это рассечет государство кочевников на три части: степь окажется отрезана от южных и восточных регионов земледельцев, а все, что находится западнее Френина можно будет считать потерянными землями. Гохринвийцы же отлично умели окапываться даже в условиях степи. Армии постоянно везли с собой достаточный запас леса и инструментов, чтобы установить форт в чистом поле, блокировать который кочевникам придется долгие недели. Келандцы не знали осадных машин, а их пределом в плане атаки укреплений был простой штурм с использованием хлипких лестниц. Всадники предпочитали огибать крепости и форты, а не брать их, да и потери во время штурма даже десятифутовых стен всегда были просто кошмарными.

И вот теперь на степь надвигалась именно такая беда. Если Тати отступит для того, чтобы собрать достаточно сил, это выльется в долгие месяцы, а то и годы боевых действий на территории Келанда, на территории самых богатых и просторных пастбищ. Если же он примет первый удар с теми силами, что у него есть, его родной клан рискует прекратить свое существование.

Отличное наследие, просто великолепное окончание славных десятилетий правления в качестве Великого Шаза, нечего сказать.

— Новое донесение, — сказал Гатис, протягивая Шазу свиток.

Тати даже не стал его открывать — просто бросил на стол, к другим, уже прочитанным донесениям.

— Еще какие-нибудь новости? — спросил Шаз.

Гатис перемялся с ноги на ногу, а затем ответил:

— Наблюдаем за вашей дочерью.

— И?

— Ничего необычного. Кроме того, что после Пляски они не прикоснулись друг к другу.

— То есть она все же меня обманула? — уточнил Тати, распаляясь.

— Нет, — ответил Гатис. — Я бы сказал что ваша дочь и этот печатник… Я кое-что сумел разузнать.

— И что же?

Гатис оглянулся, будто бы проверяя, нет ли никого в шатре, Тати же встал со стула — размять ноги. Эта возня с бумагами приведет его на погребальный костер раньше срока, он был в этом уверен.

— Мы видели, что этот Рей не простой магик. Да и ваша дочь рассказала о жизни у дагерийцев довольно много. Но не до конца.

— Например? — спросил Тати.

Сейчас Великий Шаз положил ладони на поясницу и пытался размять спину. Гатис же смотрел на своего предводителя, как будто бы не происходило ничего странного. Шазу просто надо размяться, и что с того?

— Он на самом деле был учеником дробителя, но не простого, а из числа Трибунала. По слухам — самого жестокого и кровавого палача последних десятилетий.

— Вот как?

— Парню пророчили большое будущее, — продолжил Гатис. — Он сам проболтался во время ужина с братьями, что если бы не покинул Шамоград, то мог бы стать самым молодым архимагом печатников в истории.

— Вздор! — вспыхнул Тати. — Парень силен, но не настолько! А архимаги… Они не всегда великие колдуны, как Великие Шазы — не всегда великие воины. И как это вообще относится к этому лживому недобраку? Чтобы мужчина не хотел лечь в одну постель со своей молодой женой… Неделями!

— Не делайте слишком поспешных выводов, — возразил Гатис.

— Ты мой альрафи или заступник Витати?

— Оба варианта верны, Великий. Оба. Я думаю, всему придет время. Но кроме этого, ваша дочь наседает с вопросами, когда они смогут отправиться на север. Она ждет вашего разрешения, как и чужак.

Шаз только раздраженно дернул плечом, после чего указал пальцем на гору донесений на своем столе.

— Как я могу отпустить винефика неведомо куда, когда такая беда на пороге?

— Но вы сами не пустили свою дочь обратно в войско и заставили выйти замуж… — удивленно заметил Гатис.

— То, что она не прикреплена к войску, не значит, что она не должна воевать в момент острой нужды, — устало ответил Тати. — Мне кажется, тут придется взяться за оружие даже старикам…

— Мой Шаз, позвольте… — начал Гатис.

— Что уже?

— Вы не думали использовать чужака?

— И как же? Он уже проскользнул через Пляску Клинков. Я надеялся, что его положение заставит мою дочь стать покорнее, но теперь…