Усталость брала свое. И я, и Витати дышали, как загнанные кони, но мы продолжали бой. Вот, келандка демонстративно отходит в сторону и делает размашистый, рубящий удар. Он настигает меня — самый кончик сабли едва рассекает кожу и оставляет на моей груди тонкую красную линию. Я выбрасываю вперед руку, прямо в подставленную ладонь Витати, и делаю легкий укол, пока алая капля крови не набухнет на кончике лезвия.

Я прикладываю свою саблю плашмя к груди, Витати проводит ладонью по своему клинку, оставляя кровавый след.

Мы оба припадаем на колено, вонзаем клинки в вытоптанную, твердую землю. Я поднимаю глаза и смотрю на Витати. Страх ушел, осталась только решимость, осознание, что этого было не избежать. Она смотрит на меня и, почему-то, сам не зная от чего, я улыбаюсь, а она улыбается мне в ответ. Мы встаем, делаем шаг навстречу друг другу, мы стоим так близко, что, казалось, между нами нельзя и вставить и пальца. Я смотрю на Витати, нащупываю рукоять ее сабли и тяну вверх, она, не отводя взгляда, — решительно выдергивает из земли мой клинок, завершая тем самым Пляску Клинков и вынося наш странный, но предначертанный судьбой союз на суд старейшин и Великого Шаза Тати.

Я открыл глаза и уставился в купол шатра, пытаясь осознать, кто я, где нахожусь, что произошло накануне. Я прислушался. Рядом тихо посапывала Витати. На самом краешке зрения я видел ее тонкое плечо и часть спины, едва прикрытой одеялом. Лагерь же уже проснулся. Слышалось, как кочевники начинают свой день, пока лениво, будто нехотя, но я знал, что уже через час это несмелое брожение превратится в полноценный гул большой стоянки.

Жаровни давно прогорели, но массивные конструкции, расставленные по периметру, все еще отдавали тепло, так что от утреннего холода, что преследовал меня в палатке предыдущие недели, я не страдал. А вот чтобы уложить в голове произошедшее накануне, мне придется постараться.

Я стал членом клана Тати, причем на правах зятя. Как бы не раздувал ноздри Великий Шаз, старейшины единогласно одобрили наш с Витати брак, а проверка родословной на кровосмешение и вовсе была не нужна, так как я являлся чужаком. «Свежая кровь с Запада» — так назвал меня один из стариков, когда мы с Витати после Пляски Клинков стояли перед старейшинами клана в главном шатре, ожидая вердикта. Так что Тати пришлось подчиниться воле стариков и возложить свои ладони на наши склоненные головы, одобряя новый союз.

После был пир, кислый кимиз, сотни любопытных взглядов и такое же количество поздравлений. В какой-то момент мне вовсе стало казаться, что женились в этот день только мы с Витати, так много внимания уделяли нам как выходцы клана Тати, так и другие кочевники, но, конечно же, это было не так. Веселые крики, песни и бой барабанов разносился по всему лагерю, это просто мое восприятие сжалось в маленькую точку.

К счастью, Витати удалось выдворить из нашего шатра бабок и вдов, что пришли после заката проверять, справимся ли мы с закреплением брака на ложе, и, если потребуется, помочь молодым советом. Винефику хватило только зыркнуть на женщин и бросить пару слов на келандском, как старухи мигом испарились, отправившись учить и наставлять кого-нибудь другого. Впрочем, мы с Витати понимали, что стенки шатра — ненадежная преграда и ничто здесь не пройдет незамеченным. Да и, на самом деле, мы оба и не собирались отступать от традиций — это я понял, оставшись с келандкой наедине, это же я прочитал и в ее глазах. Там, на ритуальной площадке, мы оба решили идти до конца, если уж того потребовали обстоятельства и, строго говоря, это была самая приятная часть пройденного вчера пути.

Встав с ложа и аккуратно подняв с пола свое белье и одежду, я быстро натянул штаны и выскользнул за пределы шатра. Лагерь кочевников был чем-то похож на Шамоград в миниатюре. Свои улицы, свой верхний и нижний город. Главный шатер Великого Шаза — дворец на Замковой Горе. Столовые шатры и обеденные столы, разбросанные по лагерю в равном удалении друг от друга — трактиры и кабаки. Были тут свои мастерские, конюшни, лавки и кузнецы. Удивительно, но эта временная стоянка на самом деле была полноценным городом, который может прекратить свое существование в один день, для того, чтобы вырасти где-нибудь в другом месте за одну ночь.

Сезон Клинков подходил к концу. В последующую неделю со стоянки снялись два из четырех приглашенных кланов, а еще через неделю ушли и остальные гости. Остались только хозяева — клан Тати — которые занялись финальной уборкой площадки и приготовились выдвигаться к месту основной зимней стоянки, что была в трех днях конного пути на юг. Конечно, мне не хотелось отправляться в противоположную от моей цели сторону, но теперь я был частью клана, и пришлось подчиниться. Тем более, Витати заверила меня, что в это время года мы все равно не сможем пройти узкими тропами — в предгорьях уже навалило снега и нужно ждать конца зимы, чтобы прийти к святилищу весной.

— Я уверена, что Эдриас не найдет храм Пустоты, — сказала винефик в ответ на мои опасения, что мы опоздаем. — Особенно сейчас.

Мне пришлось поверить ей, ничего другого и не оставалось.

Жизнь в клане дала так нужную мне передышку. Мы с Витати вернулись к нашему обычному распорядку дня — занимались тренировками, оттачивали свое мастерство с другими винефиками, занимались лошадьми. Я познакомился с несколькими целителями клана, и пусть сначала они сторонились моего общества, в итоге келандцы высоко оценили мой навык изготовления магических амулетов.

По своей сути, создавать магические предметы истинным магам было даже проще, чем печатникам. То, что магам Круга приходилось тренировать отдельно — стабильное накачивание камней амулета магической энергией — для истинных магов было логично и естественно, почти как дыхание. Так что довольно быстро я занялся целительными амулетами и укреплением оружия — Вирати научил меня технике насыщения материалов силой руны Ур без печатей.

В это время я старался не колдовать контуры лишний раз, а чтобы не раздражать келандцев, для которых любая печать была подобна призыву к бою, я обзавелся несколькими целительными хлопушками, которые мы с Витати использовали по мере необходимости, если получали рану или даже царапину в тренировочном кругу.

Я чувствовал, что эта жизнь мне подходит. Впервые за все время своего существования я был частью большой общности, частью целого народа. В Нипсе я жил грязью под ногами матросни и работорговцев, никому не нужный мальчишка. В Шамограде имел лишь горстку друзей и знакомых, для прочих же жителей дагерийской империи я был чужаком с юга. Здесь же, в степях Келанда, меня постепенно принимали за своего и это было новое, доселе неведомое мне чувство, которое согревало и успокаивало.

Единственное, что омрачало эти спокойные зимние дни — некоторая неловкость, что держалась между нами. Келандцы сами по себе были холодны и отстранены, но у нас с Витати это вышло на новый уровень. Мы заключили брак, согласно всем правилам, но после оба старались ни на минуту не оставаться наедине друг с другом. Если тренировки — то с братьями-близнецами, если работа — то с мастерами клана. Ужинали в большом шатре с другими членами клана, а спать ложились по отдельности. Обычно первой уходила Витати, я же слонялся по стоянке, ожидая, пока винефик уснет или хотя бы сделает вид, что крепко спит.

Эта неловкость действовала на нервы, выматывала и чуть-чуть, но все же отравляла мне жизнь. А еще меня донимал один и тот же сон.

Отавия, стоящая посреди большого и темного зала. Я раньше никогда не видел этого места, но во сне почему-то был уверен, что зал находится на Замковой Горе, в Шамограде.

Принцесса ничего не говорила, только с осуждением смотрела на меня. Я же ничего не мог ей ответить, а если и открывал рот, из моего горла доносились только тихие хрипы.

Я не знал судьбу Отавии, не был уверен, что она вообще выжила в одиночку на просторах Гохринвии, добралась на юг. Но если девушка уцелела, то она вернулась на Запад, так и не дождавшись меня на месте встречи. Еще в пути мы обсуждали все варианты, в том числе и сценарий с моей гибелью. В этом случае Отавии нужно было бы добраться до торгового дома вашимшанцев или, на крайний случай, дагерийцев, и там потребовать переправить ее через море. В первом случае — к отцу, во втором — домой. Что произойдет дальше, мы старались не думать, но эти действия хотя бы гарантировали ее выживание в краткосрочной перспективе.