Усевшись в кресло, девушка потянулась за свежим виноградом и, откинувшись на спинку, уже почти рефлекторно положила ладонь на живот. Если все пойдет по плану, она успеет до крайнего срока в Шамоград, а там она сумеет договорится с Саином. Торлорну придется или тихо казнить ее, потеряв всякий шанс на легитимность на престоле, либо признать ее сына своим наследником.

Почему-то она была железно уверена в том, что это будет мальчик.

Следующий остаток дня и ночь я провел, прикованный к столбу.

Моя первоначальная версия о том, что я попал на стоянку кочевников, оказалась ложной. Это был временный лагерь для проведения Сезона Клинков, а главная стоянка нескольких кланов, судя по орде всадников, что пришла на праздник с юга, располагалась ниже по течению реки.

Когда я увидел массу конных, что двигалась на закате в нашу сторону, то понял, насколько ошибался. И в самом деле, два десятка шатров, столько же телег — весь клан? Со слов Витати я знал, что келандцы многочисленный народ, что живет скотоводством. И где те стада, за которыми должны присматривать? Их не было видно. Объяснение было только одно: я оказался на отдельной площадке.

Мои догадки подтверждались и наблюдениями, что я сделал за день. В лагере почти не было детей, только минимум стариков, а основу народонаселения составляли крепкие мужчины и замужние женщины, что сейчас активно расставляли жаровни, готовили еду, пекли хлеб и вообще, проводили приготовления к такому важному действу, как Ваг Балид.

На расстоянии полусотни футов от меня влево и вправо были прикованы другие пленники. В общей сложности я насчитал с десяток человек разной степени истощенности. Мне еще повезло — я попался конному разъезду буквально случайно. Большинство же моих собратьев по несчастью, которых так же, как и меня, приковали к столбу через вбитую в крепкое дерево скобу, были сильно истощены и больны. Всю ночь я слушал сиплый кашель, что доносился то тут, то там, глухие проклятья и даже скупой, но какой-то при этом надрывный плач. Все мы понимали, что будет дальше.

Мне была отведена роль живой мишени. Короткая цепь, которой меня приковали за руки к столбу, позволяла сесть, но не лечь, во всяком случае, не лечь с комфортом. Да и после захода солнца было довольно зябко для того, чтобы спать на сырой земле. Так что всю ночь я провел в бдении, мелко вышагивая вокруг столба, будто бы танцуя с деревянной партнершей. На рассвете, когда солнце поднялось из-за горизонта, я позволил себя кое-как улечься, вывернув руки, и закрыть глаза. Надо было отдохнуть перед боем.

Мне опять приснился учитель.

Осиор стоял на другом конце поля, наблюдая за мной, прикованным к столбу. Я дернулся, попытался вырваться, скинуть оковы, но никакого результата мои потуги не принесли, а фигура наставника будто бы стала менее четкой.

В какой-то момент сцена сменилась и я вновь оказался на площади в Шамограде. Вокруг ревут трибуны, светит солнце, а я вижу разлитую в пространстве магию. Только текла она не как обычно, а была перекручена, смята, словно повторяла рисунок истерзанных магических каналов Осиора. Я пытался докричаться до учителя, о чем-то спросить его, но из моего рта вырывалось только слабое хрипение, будто бы кто-то лишил меня голоса… А потом я вернулся в реальность, где были столб, цепь и близкая гибель.

Жизнь же в лагере, который виднелся в стороне, била ключом. Люди все прибывали и прибывали и этой веренице всадников, казалось, не будет конца и края. Молодые парни и девушки, опытные воины верхом на длинноногих местных лошадях, шумные семейства с мелкой ребятней. На праздник, видимо, решили собраться сразу несколько кланов, в надежде закрепить как можно больше удачных браков по итогам Сезона Клинков, а начнется празднование с пролитой крови — весьма символично, если знать нравы келандцев.

Когда солнце достигло полудня, меж столбов прошел мальчишка в сопровождении воина, с бурдюком в руках, давая попить каждому из пленников. Немного — всего несколько глотков — после чего пинками и ударами бурдюк изымался, и парочка шла к следующему столбу. Удалось попить и мне, пусть кожаный мех казался уже почти пустым, вот только у воды был странный, горький вкус.

Горечь так сильно ударила мне по языку и горлу, что на последнем глотке я закашлялся, едва не выплюнув ценную влагу на землю. Это вызвало у старшего кочевника приступ смеха, после чего мужчина сказал:

— Пей, пей! Надо быть бодрым! Ты должен шевелиться!

Хмуро посмотрев на этого идиота, я кое-как обтер тыльной стороной ладони губы и подбородок, после чего успел сделать еще пару глотков, прежде чем бурдюк у меня отобрали.

Странный вкус. Но отдаленно знакомый…

Прилив сил, что я почувствовал уже через четверть часа, подтвердил мои догадки: это была не вода, а отвар из бычьих семян. Страшное варево, если подумать, но это было мне на руку. Силы, пусть и взаймы, мне пригодятся.

Всю ночь и часть дня я, кроме хождения вокруг столба, потратил на аккуратное прощупывание цепи и столба силой осколков. Смогу ли я сделать из этого оружие? В основном Витати тренировала меня с коротким мечом или саблей, но и копьем я владел сносно. А в бою с конными, именно копье было наилучшим выбором. Вот только с одним копьем далеко не уйдешь…

Значит, придется нарушить указание Йеши и погрузиться в силу осколков с головой.

Я знал, что это может меня убить, но другого выбора у меня не оставалось. Солнце стало клонить к закату, а на другой стороне площадки, у лагеря, начала собираться толпа. Искры от жаровен, взмывающие вверх от порывов степного ветра, гул голосов, смех, размеренный бой барабанов. Я знал, что сейчас в лагере началось застолье. Пока чисто символическое — каждый келандец вкусит мяса, отломит кусок лепешки и запьет это все перебродившим лошадиным молоком — после чего на площадку выйдут самые видные женихи и невесты, чтобы начать ритуальный Танец Клинков, что откроет сезон. А апогеем этой пляски станет конная рубка, когда, вооружившись хищно изогнутыми лохарами, молодняк отправится сечь руки, ноги и головы пленникам, что выполняли функцию символических жертв и подвижных мишеней.

Пришло время действовать.

Я встал перед столбом, повернувшись спиной к келандской орде, что сейчас ела, пила и горланила, подогревая так кровь молодняка, прикрыл глаза и позвал осколки в своей груди.

То, что осталось от камня рун, мгновенно откликнулось на мой зов. Первое — мне нужно вернуть свое тело. Молодое, сильное, тренированное. Обличье Нассира было, как чужая обувка. Ходить можно, но крайне неудобно. Сейчас же мне потребуется все, на что я способен.

Я знал, что это колдовство лишит меня сил, но как молодежь келандцев сейчас бесновалась, так и в моих жилах бурлила кровь, согретая силой бычьих семян. Я не был болен, не был истощен. Устал — да, вымотан — да, но я не был беспомощен. Я ждал этого момента, копил силы, берегся, все ради того, чтобы дать бой.

Выход у меня был только один — так впечатлить кочевников, чтобы они сами отпустили меня.

Витати показала мне путь степного воина, путь силы, отваги, навыка. Келандцы уважали сильных врагов и презирали всех прочих. И в исключительных, крайне редких случаях, они могли преклониться перед великим. Таким был отец Витати, великий Шаз Тати, что объединил северные кочевые кланы и рода в единый кулак. Такую же мощь и умение должен показать сейчас и я.

Кость за костью, волос за волосом, я менял свое тело, черпая густую, темную энергию пустоты обеими руками. Осколки-проводники в моей груди зажглись бело-голубым, и я лишь сильнее прижался грудью к столбу, стараясь скрыть этот свет.

Нельзя думать о победе. Нельзя строить планы. Пока магия ломает мое тело, выкручивает жилы и дробит кости, чтобы на их месте тут же собрать мой старый, родной скелет, когда хрустят суставы, ломаются скулы и выкручиваются ушные раковины, я должен очистить свой разум.

Впереди меня ждет бой. Такова философия келандцев, таков путь винефика. Стал ли я винефиком? На этот вопрос не было ответа. Но сейчас мне нужен был не путь убийцы магов, отнюдь. Сейчас меня ждала участь другого толка, я должен был уподобиться самым страшным, самым свирепым воинам степи.