Место для Сезона было выбрано хорошее. В полудне пути от основной стоянки клана, у излучины реки. Там уже стоял временный лагерь, туда потихоньку отправлялись люди с припасами и всем необходимым. Основный праздник продлится минимум неделю — слишком много молодежи подросло, слишком редко кланы собирались вместе. Раз в пять, а иногда и десять лет.

Время от времени Витати ловила на себе косые взгляды. Особенно рьяно на нее смотрела одна из старух — полуслепая развалина, имени которой Витати или не знала, или не помнила. Она вообще плохо знала всех этих повитух, сиделок и прочих баб, что следили за стоянкой и детьми, пока воины были в походе. А Витати была воином. Она никогда и не мыслила себя никем другим, кроме как солдатом, а когда ей, будучи еще девочкой, открылись белые руны — ее судьба была предрешена. Как же отец был ею горд! Винефик! Белых рун! Прирожденный убийца магов, его, Тати, дочь! Она помнила, как тогда еще молодой, с длинными черными волосами и такими же белесо-мертвыми глазами, как и у нее, Тати на глазах у всех подарил ей коня и саблю. Знак того, что она принята в ряды воинов клана, не по праву рождения, но за свои умения и навыки.

Как она надрывалась! Сколько крови, слез, пота было пролито с учителями! Ее тело месяцами не знало отдыха, а временами Витати думала, что у нее вовсе не осталось целых костей — так сильно и часто ее били палками во время тренировок.

И вот теперь, она сидит здесь. Перебирает припасы, занимается готовкой, плетет веревки. Делает, что скажут. А говорят ей немного — принеси, подай, делай. Все, что она слышит от других женщин.

Спали там же. Келандцы не то что бы презирали вдов или бесплодных, такие женщины сами держались особняком. К ним шли за советом, за помощью, когда не хватало свободных рук. Они были и портнихами, и няньками, и кухарками для своего клана — если уж они более не могли дать клану нового воина или невесту, то помогали своим трудом. Молодых девиц кроме Витати в шатре не было: если можешь понести, то ищи себе вдовца под стать, да живи как человек. А нет — доживай во вдовьем шатре.

Через несколько дней к ней пришел Гатис, правая рука Великого Шаза. Мужчина, не говоря ни слова, подал знак, чтобы Витати шла за ним.

Девушка отложила шитье и с готовностью проследовала за помощником.

В Главном Шатре стоял полумрак. У стен — несколько едва тлеющих жаровен, да небольшой фонарь под самым куполом. Посреди шатра стоял стол. На нем, как Витати помнила по своему детству, отец обычно раскладывал карты, если держал совет с прочими бойцами и военачальниками, либо же складировал грамоты, что приходили в степь с юга. Сейчас же на потемневшем от времени дереве лежали пожитки Витати, которые сняли с ее лошади, как только она прибыла в клан.

— Западные монеты, странные одежды и вот это… — сказал Тати, поднимая в руке тяжелую саблю. — Что это вообще такое?

— Сабля, — односложно ответила винефик.

— И ты взяла этот мусор в руки? — удивился Великий Шаз. — Одного взгляда на нее хватает, чтобы понять, что кузнец был идиотом и…

— Это подарок, — ответила келандка.

— Подарок?

— Важный подарок. И я к нему привыкла. Да и найти в тех краях достойное Воина Степей оружие непросто.

— В каких же краях? — спросил ее отец. — Я вижу имперские монеты, но они в ходу и в той же Агрании.

Великий Шаз жаждал ответов. Было видно, что Тати пытался восстановить маршрут дочери, глядя на ее вещи, но так и не смог понять, где она была все эти годы. Так что теперь он вызвал ее на разговор.

Лицо мужчины было хмурым; сдвинутые брови, чуть поджатые губы. Морщины в уголках глаз сложились веерами, выдавая истинный возраст Великого Шаза, а пальцы правой руки — крепко сжаты. Будто бы он в любой момент был готов стукнуть кулаком по столу.

— Так где ты была, Витати? — спросил он.

— Это долгая история, отец…

— Тогда поторопись, — перебил ее мужчина. — То, что ты сделала… Я еще могу понять. Не принять, но понять. Каждый может дрогнуть пред лицом судьбы. Но где ты была столько лет? Почему вернулась только сейчас?

— Неужели это так важно? — спросила Витати.

Она не хотела отвечать. Не хотела делиться своей историей. Она вообще не слишком хотела вновь оказаться в Степи, но Рей…

— Важно! — воскликнул Великий Шаз. — У людей много вопросов! И я должен дать ответы! Многие считают, что тебе место не среди вдов, а у столба во время открытия Сезона Клинков! Так что да, это важно!

Он злился. Злился на то, что она дрогнула. Злился, что она жива. Злился, что вынудила его столько лет считать ее мертвой.

Тати был любящим отцом, она это знала. Судьба дала Великому Шазу только ее, Витати, дочь-винефика. А после, когда он принял на очередном Аб-Ренире высокий титул верховного полководца, о новом браке речи и не шло. Теперь его жена — Степь. Теперь его дело — Война, а семья — объединенное войско кланов.

И она стала говорить. Она видела, как меняется лицо отца, как мрачнеет и мрачнеет его взгляд. Она видела, как побледнел от ярости Гатис, когда она рассказала про Осиора, архимага Виолу и Шамоград. Она понимала, сколько законов она нарушила.

— И все эти преступления… — хрипло начал отец, — ради… Мальчишки?

— Я воспитала его винефиком, столь же умелым и яростным, как воспитали братьев-близнецов. Даже сильнее, — склонила голову Витати.

Она стояла на том же месте, когда и вошла внутрь. Солнце, что пробивалось через вырез в куполе шатра, уже давно ушло, жаровни окончательно погасли, и все трое остались только в неверном свете фонаря, что бросал неровные блики на их лица и едва-едва добивал до стен. Казалось, шатер стал больше в размерах, стал гигантским, бескрайним. Таким же, каким было и предательство Витати.

— Но он же печатник, — возразил Гатис. — И сильный.

— Он винефик, — упрямо повторила Витати. — Был до последнего момента, пока Пустота… Не сожгла его.

— И сейчас этот Рей, а вместе с ним и наследница дагерийского трона где-то в наших степях? — уточнил Гатис.

Витати только молча кивнула.

— Все равно мы не можем пропустить чужака в святилище, — покачал головой Великий Шаз. — Любой чужак, что приблизится к тем горам, должен умереть. Таков закон.

— Но отец!..

— Хватит! — рявкнул Тати. — Хватит! Ты столько лет просидела на западе, что, видимо, совсем забыла о том, как себя вести!

— Это важно! Не только Рей ищет святилище! Есть и печатники, которые…

— Все равно, кто сунется к нам, — отрезал Тати. — Они все умрут. А тебе стоит избавиться от этой дури, что ты нахваталась в чужих краях. Пойдешь открывать Сезон с молодыми!

От этих новостей Витати осеклась на полуслове, а Гатис и вовсе притворился, что его тут нет. Открывать сезон? Но как…

— Тебе нет больше места в войске, пока я Шаз, — продолжил мужчина. — А значит, ты найдешь себе мужа, пока не стала совсем старухой. Вот мое решение.

Глаза Витати опасно сузились.

— Я столько лет корила себя за то, что случилось. Пошла на договор с Дробителем, из числа Трибунала, мечтала умереть от его руки! Я нашла могущественных союзников для нас! Нашла тех, кто сможет если не усмирить Восточный Круг, то уж точно — поубавить его прыть. Я жила под одной крышей с наследницей целой империи, а Дагерия намного более могущественна и обширна, нежели наши степи! Я вернулась домой, с позором, но просьбой о помощи. Потому что так лучше для всех! А что делаешь ты? Как поступаешь ты с родной дочерью?!

— Моя дочь должна была стать Невестой Пустоты! — проревел Тати, хватаясь за нож на поясе. — Вот что должна была сделать моя дочь, которую я оплакал и похоронил, душу которой должна была забрать степь! А ты лишь ее тень! Ты забыла свой народ! Какой-то мальчишка и его возня с заморскими магами важнее тебе закона предков!

— Ты просто хочешь меня наказать! Так накажи меня, а не весь свет! Весь Келанд! Придумай мне кару! Но сделай как лучше для своего народа! Найди союзников за морем! Принеси в степь мир!

— Замолкни! Или навечно отправишься во вдовий шатер!