– Мой мальчик, – начал он, – Пенн… – Он отвернулся от грузовика, – без конца думает о тебе.

Из заднего кармана он вынул красную бандану и громко высморкался. Джим посмотрел на дядю Зино. Дядя Зино прижал палец к губам. Мистер Карсон опять повернулся лицом к грузовику и покачал головой.

– Черт его знает, – проговорил он. – С тех пор как Пенн заболел, я гроша ломаного не стою.

– Да, с Пенном произошла ужасная вещь, – сказал дядя Зино.

– И главное, против этого нет оружия, – сказал мистер Карсон. – Вот что противнее всего. Эту напасть из ружья не застрелить.

Мистер Карсон встал на подножку грузовика и постучал о дверцу костяшками пальцев.

– Ничего не попишешь… – сказал он. – Ну что ж, поехали.

Дядя Зино выехал со двора лесопилки обратно на дорогу. Они проехали мимо нескольких бревенчатых и щитовых домиков, и после них дядя Зино выехал к большому двухэтажному бревенчатому дому, стоящему на значительном расстоянии от дороги, среди высоких тополей.

Мистер Карсон спрыгнул с подножки грузовика.

– Я скажу Пенну, что ты здесь, – предупредил он.

Он торопливо прошел через двор и прыжками через ступеньку поднялся по лестнице. Рука Джима проскользнула в бейсбольную перчатку. Он чувствовал себя ужасно, внутри все похолодело.

Из кузова выпрыгнули дядя Корэн и дядя Эл. Дядя Зино вышел из кабины и захлопнул дверцу. Дядя Эл потирал зад.

– Зино, дружок, – сказал он, – а получше ты водить не научился?

– По-моему, я вел нормально, по крайней мере для человека, родившегося в последнем столетии.

– Ты вел нормально для человека, который не знает, как водят машину, – ответил дядя Эл.

Из грузовика вылез Джим.

– Кто это? – спросил, указывая на него дядя Корэн.

У Джима не было желания даже произнести свое имя.

– Ребята! – проговорил дядя Зино. – А как насчет того, чтобы немножко поразмять ноги? Давайте пройдемся по дороге и посмотрим лесопилку Рэдфорда.

Дядя Эл опять потер зад.

– Все отсидели, – заметил он.

– Не хотелось бы, чтоб вы уходили… – сказал Джим.

– Ты и глазом не успеешь моргнуть, как мы вернемся, – заверил дядя Корэн.

– Я же не знаю, что говорить, – отозвался Джим. – Что я скажу?

– Сам поймешь, – ответил дядя Зино, развернулся и помахал рукой.

Джим сел на подножку грузовика и в одиночестве стал разглядывать дом Пенна. Несмотря на то что сложен он был из бревен, выглядел значительно больше, чем Джим раньше себе его представлял. Обрамляли его две высокие каменные трубы; крыльцо с перилами из витых веток лавра проходило через весь фасад. Над крыльцом располагались шесть широких окон. Подле крыльца в аккуратно выложенных клумбах цвели красные и желтые цветы, а к самому крыльцу через двор вела дорожка, выложенная большими плоскими камнями.

Джим никогда не спрашивал у Пенна, как выглядит его дом – он представлялся ему в виде небольшой хижины, примостившейся в лесу на крутом склоне горы, дверь которой открывается в опасный мир, готовый уйти у тебя из-под ног. Джим всегда полагал, что дом, в котором он сам живет, больше и красивее, чем дом Пенна. И каждый раз, когда Пенн бросал ему вызов, находил в этом своем представлении тайное утешение. Джим встал и посмотрел на дорогу. Дяди скрылись из виду за поворотом. Он пнул камешек, пошел за ним и пнул его опять. Джим подумал, не наблюдает ли за ним Пенн из дома. Он вообще не знал, хочет ли Пенн его видеть. Джим подбросил мяч в воздух и поймал его. Потом он вынул его из перчатки и стал рассматривать красные стежки на перчатке, будто что-то секретное было там записано.

Передняя дверь дома открылась, и женщина, которая, как Джим понял, была мамой Пенна, спустилась по ступенькам и пошла через двор. Она широко улыбалась и махала рукой. На ней было небесно-голубое платье и белый фартук. Медного цвета ее волосы на затылке собраны в пучок. Джим помахал в ответ. Женщина подошла ближе, и Джим отметил, что, хотя она и не столь миловидна, как его мама, на нее приятно было смотреть. Ее лицо покрывали веснушки. От ее улыбки, хотя и была она с оттенком горечи, Джиму захотелось улыбнуться в ответ. Она взяла в свои руки его правую руку и, удерживая ее, изучающе на него смотрела. Руки у нее были теплые и мягкие. Джим почувствовал, что краснеет.

– Джим Гласс, – сказал она с приятным, хотя и странным акцентом. – Я так рада встрече с тобой. Пенн с такой любовью всегда говорит о тебе.

– Спасибо, мадам, – ответил Джим. – Приятно с вами познакомиться.

Положив руку ему на плечи, женщина повела его через двор к крыльцу. Они вошли в коридор с окрашенными стенами, тянувшийся через весь дом. Через приоткрытую дверь Джим увидел зал со старинной мебелью и пианино; в комнате напротив – высокую кровать под балдахином. На полпути между передней и задней дверью, на стенах коридора напротив друг друга висели две фотографии. На одной из них Пенн и мистер Карсон стояли на ступенях большого каменного здания с колокольней. Пенн был в белой рубашке и галстуке. Здание казалось знакомым.

– Ты знаешь, где это? – спросила миссис Карсон.

– Нет, мадам.

– Это Индепенденс-холл в Филадельфии. Именно там была подписана Декларация независимости. Мы там были прошлым летом.

Джим впился глазами в фотографию и указал на Пенна:

– И Бенджамин Франклин, и Томас Джефферсон поднимались по этим ступеням?

– Несомненно, – улыбнулась миссис Карсон. – Но это было много лет тому назад.

– И вы оттуда?

– Да, я выросла в доме неподалеку. Приехала сюда на год, чтобы поработать в школе, и встретила папу Пенна.

На другой фотографии Пенн и мистер Карсон улыбались друг другу, находясь в месте, которое можно было принять за край света. Только металлические перила отделяли их от зияющей бездны. Бороду мистера Карсона развевал сильный ветер. Пенн напряженно смотрел в сторону бездны. Внизу простирался огромный город, и его дальняя сторона словно растворялась в сером мареве. Джим никогда не представлял, что города бывают такими большими.

– Боже, – сказал он. – Где это?

– Нью-Йорк. Небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг, – сказала миссис Карсон. – Я хотела, чтобы Рэдфорд и Пенн увидели остров Манхэттен. Все время, пока мы там были, они так и ходили с разинутыми ртами.

Джим посмотрел на миссис Карсон и отвел взгляд. Ему хотелось сказать ей о чем-то важном, но он не знал, о чем именно. Вдруг он почувствовал себя маленьким и пристыженным.

– А почему вы все здесь живете? – спросил он.

Миссис Карсон с минуту озадаченно смотрела на него.

– Потому что, – потом проговорила она, – это наш дом.

– Ох… – вздохнул Джим.

Он проследовал за ней к задней двери и далее, на заднее крытое крыльцо. Двор покато спускался к небольшому ручью. Лицом к ручью стояли три кресла-качалки, и в одном из них сидел Пенн. Почувствовав неловкость, Джим остановился на верхней ступеньке крыльца.

– Он в порядке? – спросил Джим.

Миссис Карсон наклонила голову набок, будто пожалела Джима.

– Думаю, все хорошо, – сказала она. – Почему ты не подойдешь и сам не посмотришь? Он тебя ждал.

Джим, с трудом переставляя ноги, спустился по ступенькам и пересек двор. Он был зол на весь мир, на дядей, который завезли его сюда, на маму, которая его сюда отпустила. Джим уж было подумал, не пойти ли ему к грузовику и не подождать ли там, пока дяди не вернутся, но ноги сами собой шли по спускающемуся к ручью двору. Пенн ведь был на вершине Эмпайр-стейт-билдинг, Пенн был в Индепенденс-холле! Джим не представлял, что может он сказать мальчику, который видел все то, что видел Пенн. И еще он не представлял, что может сказать мальчику, больному полиомиелитом. Когда Джим проходил мимо кресел-качалок, что-то внутри у него оборвалось, будто он прыгнул вниз с очень большой высоты.

– Привет, Пенн, – сказал он.

– Привет Джим, – ответил Пенн.

Двое мальчиков посмотрели друг на друга и улыбнулись, потом пожали друг другу руки, пожали неловко, будто взрослые заставили их это сделать. Джим, не успев себя остановить, невольно посмотрел на ноги Пенна. Пенн дважды похлопал себя ладонью по правой ноге.