– Его загрузили в поезд в Блюфилде, в Западной Виргинии, а здесь сбросили. Как ни подумаю о нем, так удивляюсь.

– Почему?

– Мы ж можем подержать в руках то, что миллионы лет назад было живым! И какой-то угледобытчик его выкопал в Западной Виргинии, и он оказался здесь, в Северной Каролине, у нас, и мы можем его рассмотреть!

Джим поднес кусок угля ближе к лицу и на какой-то миг увидел эти листья зелеными и яркими, растущими на берегу незнакомой реки.

– Когда думаешь о солнце, что оно вот так заходило и вставало сотни миллионов раз, так начинаешь думать, разве то, что происходит сейчас, так уж важно?

– Думаю, что важно.

– Ясное дело, – ответил Пит. – А все ж ты подумай об этом.

– Хорошо, – ответил Джим.

– Тогда ладно. Я пошел.

Джим не знал, что еще сказать. То, что происходило сегодня, казалось ему очень важным. Он сделал вид, что снова рассматривает ископаемое.

– Как мама? – спросил Пит.

– Нормально, – ответил Джим. Подняв глаза на Пита, он увидел, что тот краснеет.

– Передай ей от меня привет.

– Передам.

– Я о ней очень высокого мнения.

Джим кивнул, потому что не знал, что ответить.

Не глядя на Джима, Пит пошел по двору к выходу.

– И про тебя я тоже думаю. Ты – хороший. Но не очень-то об этом рассказывай.

– Не буду.

– Подумай, что я тебе сказал про уголь, – добавил Пит.

– Я подумаю.

– То, что сегодня происходит, – не так уж важно.

– Хорошо.

– Все уладится.

– Хорошо.

– Не волнуйся из-за этого.

– Не буду.

– И не играй в бейсбол, как Кобб. Он – чистоплюй.

– А вы правда думаете, что Тай Кобб был в поезде? – спросил Джим.

– Не исключено, – отозвался Пит. – Но что теперь из-за этого переживать? Где бы он ни был, сейчас-то его нет.

– Думаю, что так.

– Ни и хорошо. Пока, – сказал Пит.

– Пока, – отозвался Джим.

– Ох, – сказал Уайти, – едва не забыл. Это тебе.

Он протянул Джиму кусочек свинца с желобками на одном конце и бесформенно расплющенный на другом.

– Что это? – спросил Джим.

– Это пуля времен Гражданской войны[16], – сказал Уайти. – Ее достали из ноги моего деда.

Джим смотрел на кусок свинца, лежавший в его руке, и не мог поверить.

– Вашему дедушке попали в ногу?

– В битве при Франклине, – ответил Уайти. – Ногу пришлось отрезать. Вот это плоское место здесь то самое, которым она вошла в кость. Раздробила ее на мелкие части.

– Вашему дедушке отрезали ногу?

– Да, – ответил Уайти. – До войны он был фермером. Но после того, как остался без ноги, стал проповедником.

– Ох…

– Из него получился хороший проповедник и с одной ногой. Он отдал мне эту пулю, когда я был твоего возраста. И я хочу, чтобы теперь она была у тебя.

– Спасибо, – сказал Джим. – Я обещаю ее не потерять.

Уайти снял шляпу, почесал затылок и опять надел шляпу.

– Знаешь, Джим, – сказал он, – может, мы с тобой больше и не увидимся.

– Как это?

– Я остался без работы, пояснил Уайти. – Дела не идут. Корм и семена не очень-то сейчас покупают, поэтому компания дала мне отставку. Больше я не буду ездить по этому маршруту, а значит, и в Элисвилл не попаду.

Джим сглотнул слюну и кивнул.

– Мне самому это очень не нравится, – сказал Уайти. – Я и так разрывался на части, чтоб что-то сделать, но здесь уж ничего не поделаешь…

– Я уверен, что дяди найдут для вас работу.

Уайти еле заметно улыбнулся.

– Мы об этом думали, но решили, что это не самый лучший вариант.

Джим вспомнил про ночь в старом доме. Мама никогда об этом не говорила. И Джим тоже ни словом не обмолвился.

– Думаю, да, – сказал Джим. – А что вы собираетесь делать?

– Не знаю, – признался Уайти. – Возможно, поеду на север, а может – на запад. Где нужны будут коммивояжеры – туда и поеду.

– Хорошая идея, – сказал Джим.

– Я только хотел, чтобы ты знал, что мне было очень приятно быть твоим другом. Я думаю, что ты хороший парень.

Уайти протянул Джиму руку.

– У меня может быть полиомиелит, – сказал Джим.

– Я это учту.

Уайти сжал руку Джима двумя руками.

– Джим Гласс, – сказал он. – Мне очень бы хотелось, чтобы все сложилось по-другому.

– Я знаю, – ответил Джим.

Уайти наклонил голову вперед и поднял брови.

– Я видел в ту ночь, как ты разговаривал с мамой в лесу.

– Правда?

– Да.

– Ну вот, твоя мама говорила, будто боится, что кто-то нас увидит. Теперь ясно, что она была права.

– Вы хотели жениться на маме?

Уайти засмеялся грустным, идущим откуда-то из живота, утробным смехом.

– Я сделал попытку, – сказал он, – но она не согласилась.

– Я понял, – заметил Джим.

– Она сказала, что все еще любит твоего папу.

– Он умер до того, как я родился.

– Я знаю, – сказал Уайти. – Очень жаль.

– Мне тоже.

Уайти склонил голову назад и сцепил пальцы за шеей.

– Но мы все должны смиряться со всем, что бы с нами ни происходило. Ведь правда, Джим?

– Да, сэр.

– Мы должны упорно работать и продолжать идти вперед. И стараться поступать правильно.

– Да, сэр.

– Ты уж позаботься как следует о матери, Джим. Хорошо?

– Да.

– И не разменивайся по мелочам.

Не успел Джим сказать «Я не буду», как Уайти развернулся на каблуках и направился через двор к отелю.

На исходе утра в день рождения Джима, когда ему исполнилось одиннадцать, случилось нечто, подобное чуду: мама разрешила ему подняться с дядями в горы. Когда пора было выходить, она даже проводила их на улицу и сказала: «До свидания». Дядя Корэн и дядя Эл забрались в кузов грузовика и уселись на прямые стулья, которые спинками прислонили к кабине. Мама встала на подножку и, заглянув внутрь, посмотрела на Джима и дядю Зино. Дядя Зино нажал на стартер, мотор затрясся, зарычал и ожил.

– Почему бы тебе не поехать с нами, Сисси? – сказал дядя Зино, гнусавя.

Мама покачала головой.

– Зино, ты же знаешь, я не могу туда ехать, – сказала она. – Не думаю, что я могу это выдержать.

Джим старался не смотреть на маму. Вместо этого он смотрел на бейсбольную перчатку. Когда он поднял глаза, мама взяла его лицо в свои руки и пристально в него всмотрелась.

– Джимми, – сказала она, – пообещай мне только, что ты вернешься.

Смутившись, Джим вспыхнул, заерзал и высвободился из ее ладоней.

– Я вернусь, – пробормотал он.

Мама улыбнулась и сошла с подножки.

– Ну что, поехали, Док, – сказал дядя Зино. – Ты готов?

– Я готов.

– Помаши маме.

– Хорошо.

Линии электропередачи вдоль шоссе поднимались и опускались ритмично набегающими одна за другой петлями. Молодые кукурузные початки помахивали с полей вдоль реки. Молочные коровы паслись на богатых июньских пастбищах, а молоденькие телята семенили рядом и тыкались им в вымя. Когда дядя Зино выехал с шоссе на дорогу, ведущую в Линз-Маунтин, под грузовиком, как бутон, распустилось облако рыжей пыли и уплыло назад, туда, откуда они выехали. Они проехали мимо поворота к мельнице дяди Зино и прогромыхали над Ручьем Пантеры по деревянному мосту. По этому мосту Джим никогда раньше не проезжал, хотя он был недалеко от дома. Просто до сегодняшнего дня не было повода переезжать в этом месте на другую сторону. Невдалеке поднималась Линз-Маунтин; склоны ее Джим видел теперь в несколько ином положении, нежели каждый день из Элисвилла; похоже, что она двигалась к ним по мере того, как они к ней приближались.

– Ну вот она, Док, – сказал дядя Зино.

– Да, сэр, – отозвался Джим.

– Вот здесь живет Пенн. Отец твой из этих мест.

Джим кивнул.

– Когда он ушел из дома старика Эймоса после того, как похоронил свою мать, весь путь до Элисвилла он прошел пешком. Шел целый день.