Джим опять кивнул.

– Никогда еще ты не видел никого таким изголодавшимся, каким он был в первый вечер.

– Но вы дали ему что-нибудь поесть?

Дядя Зино хмыкнул.

– Дали ли мы ему что-нибудь поесть… Да он готов был съесть нас вместе с домом и со всем, что там было. Совсем как ты иногда. Дорога свернула в неглубокую лощину, в зеленую тень вдоль Ручья Пантеры. Гора исчезла из виду, пока они опять не выехали на солнце.

– Поскольку твой отец отсюда родом, то и ты, я думаю, наполовину горец. Как считаешь, Док?

– Никакой не горец, – ответил Джим.

– Да я вижу, – сказал дядя Зино.

Джим не хотел, чтобы ответ его прозвучал грубо. Он посмотрел на дядю Зино и постарался улыбнуться, но почувствовал, что вместо улыбки лицо его сморщилось в какую-то непонятную гримасу.

– Все будет нормально, – заверил его дядя Зино.

– Мы должны встретиться с моим дедушкой? – спросил Джим.

– Не должны. Но если не встретимся, то наступит день, когда ты пожалеешь, что этого не сделал. Поверь уж мне на слово.

Через лобовое стекло Джим смотрел на гору, которая медленно отворачивалась от них по мере того, как дорога на какое-то время отклонялась на восток.

– А что я скажу Пенну? – спросил он.

– Он твой друг, – сказал дядя Зино. – Ты сам поймешь, что нужно сказать, когда придет время.

– Надеюсь, что пойму, – проговорил Джим.

Чем ближе подъезжали они к горе, тем ухабистее становилась дорога. Из красных выступов по обочинам стали появляться обнаженные белые пласты кварца. Дорога то поднималась вверх, то вновь шла вниз по небольшим, но крутым холмам; по сторонам к ней лепились высокогорные фермы. Кукуруза, сладкий картофель, табак и хлопок на маленьких участках – все это росло на располагавшихся террасами полях, в строгом соответствии с контурами холмов. На одной из ферм маленькое каменистое пастбище почти обрывисто спускалось вниз прямо от коровника. Одинокая белая корова рассматривала их с извилистой тропинки. В следующем доме старуха развешивала белье после субботней стирки – комбинезоны и рабочие рубахи, набивные платья и широкие белые простыни. Свора пестрых гончих вылетела из-под крыльца и с тоскливым лаем погналась за грузовиком.

– Твой отец любил поохотиться на енотов, – сказал дядя Зино. – Ему не нравилось просто сидеть у костра и слушать, как лают собаки. Он любил вместе с ними побегать по лесу. Среди деревьев было видно, как его фонарь появляется то здесь, то там, и слышно, как охотник покрикивает. Я, Кори и Эл сидели у костра и ждали, когда собаки прибегут к дереву, потому что именно так всегда делал наш отец. Но твой папа, он всегда бегал вместе с собаками. И появлялся у дерева вслед за ними через некоторое время.

– Так значит, мой папа был хорошим охотником на енотов?

– Да, – подтвердил дядя Зино. – Не сомневайся, в лесу он чувствовал себя как дома. Конечно, он всегда говорил, что охота на енотов там, внизу, где мы жили, не идет ни в какое сравнение с охотой в горах. Он еще говорил, что в горах нужно быть осторожным – остерегаться пантер. Говорил, что во всех этих горных районах раньше жили пантеры. Поэтому и называется эта речушка, что течет с гор, – Ручей Пантеры.

– Ты когда-нибудь видел пантеру? – спросил Джим.

– Нет. Сам я никогда не видел. Но твой отец говорил, что видел одну пантеру.

– Мой папа видел пантеру?

– Именно так он и говорил. Пантеру ли, или что-то еще…

– Что это значит, «что-то еще»?

– Ну, твой папа не был уверен, что именно это было. Он сказал, что, может, это была пантера, а может, – призрак.

– Призрак?

– Ну так твой отец говорил, Док. «Призрак». Он рассказывал, что, когда видел это, был еще маленьким, ненамного старше, чем ты сейчас. Может, лет двенадцати. Эймос тогда еще не вернулся из тюрьмы, но твой отец был уже в таком возрасте, когда мог ходить ночью в лес. Как бы то ни было, однажды он и один из его кузенов из Джентайнов пошли охотиться на енотов. Небо было в тучах, луны не видно и кругом тишина – хорошая ночь для охоты. Не успели твой отец со вторым мальчиком развести костер, как собаки вернулись обратно. И хвосты у них у всех были поджаты. Они жались к огню и, как ни старались твой отец и его родственник, ни за что не хотели уходить от костра. Это само по себе было очень странно: ведь охотничьи собаки больше всего любят охотиться в сырую, тихую погоду.

Твой отец говорил, что они с кузеном старались пинками вытолкать собак в лес, когда раздался пронзительный крик пантеры. Она была где-то рядом, совсем рядом с костром. И он сказал, что крик походил на женский. Сказал еще, что никогда ничего подобного в своей жизни не слышал и не хотел бы услышать снова.

– И что они сделали?

– Ну, когда крик раздался в первый раз, чей бы он ни был, этот второй мальчик нечаянно задел фонарь ногой, и тот разбился. Тогда они пододвинулись к костру как можно ближе. И они видели, как зеленые глаза движутся вокруг костра, по самой кромке света и тьмы. Один миг – и они их видят, еще миг – и ничего нет, но вдруг они появляются снова, и в этот раз у них за спиной или где-то еще. Надо сказать, что ружья они с собой не взяли. Ведь когда собаки преследуют добычу и загоняют ее на дерево, охотникам остается только стрясти ее с дерева, поймать, положить в мешок и принести домой. Мальчики из горцев, как твой папа, никогда ничего не боялись, Док. Кроме, разве что, пантер. Вот так и получилось. Ружья у них не было, а фонарь разбился. И сосновых веток у них было недостаточно, чтобы поддерживать огонь всю ночь, а пантера подкрадывалась и поджидала, когда костер потухнет. А собаки – ведь это были собаки, которые и медведя могли повалить, – так они, напуганные до смерти, ползали у ног мальчишек и скулили.

– И что тогда сделал отец?

– Так вот, когда костер вот-вот уже готов был потухнуть, пронзительный крик пантеры раздался во второй раз. Он был ближе. В этот раз показалось, что она была прямо на том же месте, что и они. И тогда она заговорила.

– Она разговаривала?

– Разговаривала. Она сказала женским голосом: «Помогите мне… Меня убили».

– И что же произошло? – спросил Джим. – Что потом случилось?

– Ты сам-то как думаешь, Док, что потом произошло? Ребята бросились наутек, рванули домой без оглядки. Твой отец говорил, что они бежали через заросли лавра – ветви хлестали их по ногам, били по лицу, и они спотыкались, падали и опять поднимались, натыкались в темноте друг на друга, но старались выбраться изо всех сил. И отец твой говорил, что они слышали, как это, ну что бы оно ни было, – преследовало их, бежало по листве следом за ними и тяжело дышало. Примерно через каждые двенадцать шагов этот крик повторялся. И каждый раз при этом, как отец твой говорил, это непонятное существо – то ли пантера, то ли призрак – готово было запрыгнуть ему на спину, и, если б это произошло, он бы уже не дожил до следующего утра.

– Оно кого-нибудь схватило?

– Нет. Отец твой говорил, что, когда они выбежали на поляну у дома, это существо остановилось у края леса и дальше не последовало. И еще он говорил, что на следующую ночь Робли Джентайн собрал всех мужчин и молодых людей с ружьями и собаками – всех, кого только мог найти в горах. Они обошли весь лес, все те места, где была пантера, но и следа ее не нашли. И никто больше не слышал этого ее крика и никогда ее не видел.

Джим поднял глаза на дядю Зино. Он попробовал было засмеяться, но так и не смог.

– Ты все это придумал? – спросил он.

Дядя Зино покачал головой.

– Нет, Джим, не придумал. Я сам, Корри и Эл – мы все время с недоверием слушали, когда отец твой рассказывал эту историю. Мы думали, как бы сделать, чтобы он уже ее оставил, но он никогда ее не забывал. Отец твой клялся и божился, что это чистая правда, – да и был он не из тех, кто любит приврать о чем бы то ни было.

– А как это получилось, что ты раньше мне никогда это не рассказывал?

– Мама твоя обещала содрать с меня шкуру заживо, если я это сделаю. Она говорит, это слишком страшная история.