Но должен я тебе еще кое-что сказать, Джим. Это, конечно, происходит не каждый день, да и не каждую неделю… Но бывают дни, когда, заслышав свисток этого поезда, я вспоминаю, как смотрел на Элис в тот единственный раз. Помню и то ужасное выражение на лице Билла Маккинни. Сейчас мне сорок три года, а все это было тридцать семь – тридцать восемь лет назад, но порой перед моим мысленным взором так ясно возникают картины прошлого, словно события происходили вчера.

Джим лежал на спине на камне, прикрывая лицо рукой, якобы защищаясь от солнца.

– Ну вот, – сказал дядя Зино, похлопывая его по ноге, – все это было давным-давно.

Джим потер глаза тыльной стороной ладоней.

– Сколько лет было бы сейчас Элис, если б она не умерла? – спросил он.

– Не знаю… Сорок четыре, сорок пять… Не старая еще, немного старше меня.

– Как думаешь, ты бы на ней женился?

Дядя Зино в изумлении посмотрел на Джима.

– Что за вопросы ты задаешь? – проговорил он.

– Сам не знаю, – ответил Джим. – Просто мне захотелось узнать, женился бы ты на Элис, если бы она не умерла.

– Я же с ней никогда не встречался. А почему ты об этом подумал?

Джим пожал плечами.

– Просто каждый раз, когда ты рассказываешь эту историю, мне хочется, чтобы ты смог бы на ней жениться.

Дядя Зино посмотрел куда-то в сторону и улыбнулся.

– Знаешь что, Док, – сказал он, – только строго между нами. Мне бы этого тоже хотелось.

– А почему ни ты, ни дядя Корэн, ни дядя Эл не женились?

– Не знаю. Думаю, у нас было слишком много дел, когда подошло время жениться, или просто в округе девушек было немного – всем не досталось. Не успеешь все это понять, как ты уже в плену того, что делаешь, и тебе остается только продолжать начатое. Лучше об этом много не думать. Ну что, идем обратно?

Когда Джим и дядя Зино вошли через боковую дверь, мальчик почувствовал: произошло что-то неприятное. Сначала он подумал, что они слишком долго задержались, но когда мама, нахмурив брови, посмотрела на дядю Зино и наклоном головы указала на дом дяди Эла, Джим понял: к ним это не имеет никакого отношения.

Джим с дядей Зино вышли на переднее крыльцо и обнаружили сидящего на ступеньках дядю Корэна, который чистил ногти перочинным ножичком. Дядя Корэн просвистел в нисходящих тонах – словно снаряды взорвались – и движением головы указал в сторону дяди Эла. Дядя Эл сидел на крыльце с Уайти Уайтсайдом. Дядя Эл и Уайти Уайтсайд посмотрели в их сторону и помахали им руками.

– Что происходит? – спросил Джим.

Создавалось впечатление, что все готовы были рассмеяться над шуткой, которую Джим никак не мог понять.

– Да просто Уайти Уайтсайд собирается пойти вместе с нами на праздник. Только и всего, – пояснил дядя Зино. – Как ты на это смотришь?

Джим не понял, какого ответа от него ждали. Он пожал плечами и посмотрел, как на вершине холма крутится колесо обозрения. Теперь ему совсем не казалось важным, что он сейчас не там. Но почему, Джим объяснить не мог.

– Раз так – пошевеливайтесь! – проговорил дядя Зино.

Наверх к школе Джим шел первым, таща корзину для фруктов с завтраком. При каждом его шаге корзина ударялась о ногу, словно барабан. Следом за ним, между дядей Корэном и дядей Зино шла мама, вцепившись в руки братьев. Замыкали группу шедшие на расстоянии около десяти ярдов дядя Эл и Уайти Уайтсайд. Под мышкой, словно малыша, дядя Эл нес бутыль с чаем.

– Хотелось бы мне знать, – сказала мама приглушенным голосом, – чья это была идея?

– Не понимаю, о чем это ты, – проговорил дядя Корэн.

– Все ты прекрасно понимаешь, Корэн Макбрайд.

– Тихо! – сказал дядя Зино.

Джим оглянулся через плечо и посмотрел на маму. Такого выражения лица он еще никогда у нее не видел. Она выглядела не то чтобы сумасшедшей, но и совсем нормальной тоже не казалась.

– Что-то у тебя шея свернулась набок, Док, – сказал дядя Зино.

– Да нет, сэр, – ответил Джим и устремился вперед, в гору. Красное здание школы выросло перед ними. Широкие двери распахнуты, школьный двор полон народу.

– Нечего делать из меня дурочку, – проговорила мама, – я не собираюсь во всем этом участвовать и унижаться на потеху публике.

– Ох, Сисси, – мягко сказал дядя Корэн, – это совсем не так!

Джим развернулся и, пятясь спиной к школе, посмотрел на сопровождавших. У дядей был мрачный вид. Уайти Уайтсайд казался испуганным. Глаза мамы увлажнились, она часто моргала. Теперь Джиму пришло в голову, что мама расстроена из-за того, что Уайти Уайтсайд идет вместе с ними на праздник. И, как только он задумался над тем, почему это присутствие Уайти Уайтсайда может так расстраивать маму, разные другие вопросы полезли ему в голову как скорые поезда, что прибывают к станции. И только в этих вопросах совсем не было слов, одни лишь пропуски, а затем следовали пустые места вместо ответов, которые должны были бы появиться. Все они пронеслись у него в голове, словно сгустки тумана, как вещи, которые он способен был увидеть, но ухватить которые не мог. В конце концов, огромный вопросище стал расти в его груди и, наполняясь воздухом, принимать форму. Он уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не знал еще в точности, что именно.

Однако перед тем, как он успел что-то сказать, дядя Зино посмотрел на него строгими глазами и указал свободной рукой в сторону школы.

– Лучше тебе развернуться и смотреть, куда ты идешь, Док, – заметил он.

– А вы двое – тихо! – сказал он маме и дяде Корэну. – У зайцев ушки на макушке!

– Мы с Джимом уже здесь побывали, – сказал Уайти Уайтсайд, когда они зашли в школьный двор. – Правда, Джим?

– Правда, Джим? – спросила мама, даже не взглянув на Уайти Уайтсайда.

– На его день рождения, – сказал Уайти. – Разве не так, Джим?

Когда Джим обернулся, чтобы ответить, никто, казалось, не обратил на него внимания. Уайти почувствовал себя неловко, он проглотил слюну. Дядя Зино взял у Джима корзину с обедом. Джим повел всех по ступенькам в здание школы, которое менее чем за месяц обрело уже запах мела и книг, который останется здесь навсегда. В холле было полно народа. Потолка в школе все еще не было, и многие рассматривали несущие балки, над которыми был второй этаж. Эти балки на виду у всех представляли неожиданное и несоответствующее всему остальному зрелище, как кости в поле. Широкие паровые трубы радиаторов проходили через эти балки прямыми рядами и неожиданно заворачивали резкими коленами. Черная проводка в фарфоровой изоляции сновала между трубами в ожидании того дня, когда сюда придет электричество. Арматура для освещения свисала с потолка, как множество незажженных лун. И над этими балками, трубами и проводкой передвигались туда-сюда едва различимые тени: это люди ходили по доскам пола верхнего этажа. В некоторых местах вбитые в пол гвозди, но не попавшие в свою балку злобно выглядывали через гнездо длинных досок.

Рассматривая с мамой и дядями все, что было наверху, Джим испытал чувство неловкости из-за отсутствия в его школе потолка. А ведь раньше его это никогда не смущало, он и не задумывался об этом, да и причин не было.

– Боже, – сказала мама, – надеюсь, они скоро это закончат!

– А по мне, и так все неплохо выглядит, – заметил дядя Корэн, устроивший целое представление из осмотра этажа.

– Мой класс вон там, – сказал Джим, указывая на блестящий коридор.

Мисс Нэнни, как всегда, сидела за столом в своей безупречной позе. Джим посмотрел на нее и подумал, уходит ли она когда-нибудь домой.

– Привет, Джим Гласс, – сказала она мрачно, поглядывая на него поверх очков с таким выражением, будто у них двоих был какой-то секрет, который она готова рассказать.

– Здравствуйте, мисс Нэнни, – сказал Джим, глядя себе под ноги.

Мама и дяди представились мисс Нэнни и обменядись рукопожатиями.

– А это кто? – спросила мисс Нэнни, взглянув на дядю Эла и Уайти Уайтсайда.