— С тобой нельзя? — спросил я у Эда, повинуясь внезапному импульсу.
— Нет, — улыбнулся сонитист. — Не пойми меня неправильно, но на нас нападали как раз из-за такой примечательной зверушки, как ты.
— Знаешь, я бы обиделся, но так-то все так. И примечательный, и зверушка.
— Ну, я рад, что ты умный. Умнее многих людей, что я встречал.
— Пытаешься подсластить микстуру? — кисло отреагировал я.
— С одной стороны да, а с другой — ты действительно отличаешься умом и сообразительностью.
Что-то у меня опять дежавю…
— Однако, — продолжил Эдвин. — Я смастерю особый амулет. Нужно будет купить три-четыре стакана воды из Последнего океана, а бронзовая проволока у меня есть. Так что у тебя есть все шансы посмотреть на казнь. Однако, я бы спокойно мог прожить и без казни. Причина туда пойти — совсем другая.
— И какая? — поинтересовался Кот. Ух, когда-нибудь я его за эти импульсы…
— Знал, что ты спросишь. Дауд, как региональный координатор, будет на острие атаки, так что на площади я как раз смогу его поймать, допросить и казнить.
— То есть, все ради этого?
— Ну да. Мне нужен Костер и Табакерка. Это все, что у меня есть.
Дверь, ведущая в магазин, открылась и зацепила колокольчик, висящий над дверью. В помещение вошёл очередной покупатель — рядовой горожанин, ничего особенного.
Лира обслужила его — покупателю требовалось зелье для заживления порезов и слабое зелье для коррекции дальнозоркости. Оплатив покупки он, косясь на все это время молча сидевшего на диване Эда, вышел на улицу.
— Возвращаясь к теме, — продолжил Эдвин. — Тебе, Джаспер, запрещено выходить в город. Хочешь гулять — иди в сад. Прости, но ты очень заметный.
Мне было обидно. В городе было крайне интересно — много людей, чуток призраков, запахи, события и места. Но, все же, я не тупое животное, и могу понять мотивацию Эда. Да и это поможет мне в моей цели — защита Лиры. Так что…
— Понимаю. Без проблем.
— Ну, я рад. Уважаемая мисс Фольди, прошу прощения за мой низменный интерес, но обед скоро?
— Да уже почти! — крикнула из кухни Гиз. К слову, я как раз уловил запах запечённой утки.
— Ну, как раз после обеда я двину в город, узнавать слухи о прибытии Шарага.
***
Я лежал на подоконнике и грелся.
В последнее время из-за всех сражений и болтовни с важными шишками (пусть я в последнем и не участвую) у меня мало времени на такое уютное времяпрепровождение. С удовольствием заменил бы все приключения с культом на такие вот мирные деньки.
Нагретое летним солнцем дерево. Достаточно места для меня и кадки с ромашкой. Солнце, проходя через стекло, теряет определенную часть жара, и поэтому я не растекаюсь лужицей пота, а просто наслаждаюсь.
Лира читает книгу за прилавком. Раз в тридцать секунд я слышу шелест страниц. Быстро читает.
В помещении вкусно пахнет травами и немного спиртом.
Эх, лепота. Побольше бы таких дней.
Лёгкий диссонанс вносили тихие ругательства Гиз, доносившиеся со второго этажа. Девушка тренировалась в управлении структурой материала — заполняла окна стеклом. Пока мы с Эдом ходили на переговоры, девушки собрали в ведра все до единого осколки стекла в доме. И сейчас Гиз, пользуясь своим волшебством, приращивала стеклянные обломки друг к другу, меняя их форму. Вся проблема зеленоволосой девушки заключалась в том, что стекла получались неровные, чуток бугристые, и девушка уже полдня угробила на попытки сделать стекло ровным. Гиз — идеалистка.
Ну да ладно. Я предлагал помощь, но расплавить стекло оказалось недостаточно. Упс. Хорошо, что Гиз наплевать, из чего выплавлять новое стекло.
Сонливость наваливалась на меня все сильнее и сильнее. Побороть ее могло бы лишь какое-то происшествие на улице.
И оно произошло.
Напротив входа в наш магазинчик сел бездомный. Лет сорок, чуть выше Эда. Серые спутанные волосы, залысина, один глаз скрыт под белой повязкой, другой — молочно-белый. Одежда старая и оборванная, но без грязи. В руках трость. Перед ним лежит старая, изношенная шляпа, в ней поблескивает пара монеток.
— Лира, — я повернулся и окликнул девушку, читавшую "Наставление об Отмене".
— Да-а? — протянула она, отмечая карандашом на полях что-то интересное.
— Тут напротив нашего крыльца примостился нищий.
Лира сначала глянула на меня, медленно моргнула, отложила книгу, встала и подошла ко мне. Некоторое время она изучала слепого сквозь окно.
— Пусть сидит, — наконец заключила она. — Многим людям много хуже, чем нам. Надо будет ему сообщить о предстоящей казни. А может и пару молотов подкинуть.
— Кстати о казни. Ты волнуешься?
Лира помотала головой:
— В целом нет. Нас защищают Амелия и Гальза. Я переживаю за мистера Моуза. В конце концов, он не самый худший работник, и без него мы бы не смогли выдержать это испытание.
— Тоже за него волнуюсь. Но уверен, что он справится.
***
Вечерело. Свет больше так не грел, так что я перекочевал с окна на диван. Сейчас я тонул в чувстве зависти к Эду. Почему диван его так любит? Или его уже стоит звать Диван? Проклятье, я даже знаю, почему диван (или все же Диван?) его так любит, но почему?
Ещё раз звякнул колокольчик, вынуждая меня повернуть голову. Начиная с самого утра, это должен был быть восьмой посетитель. Учитывая, что до этого нас посещали четыре или шесть человек в день, то можно считать, что у нас аншлаг.
Однако, вместо нового посетителя, пришел Эдвин. Уставший, чуток заполненный, но целый. Нос подтвердил — от Эда доносился запах вина, осса и пота, но никак не крови. Да неужели, он может не лить кровь как водицу?
Сразу же за ним вошёл ничем не примечательный парень с объемистой матерчатой сумкой за спиной. Мы втроём воззрились на него.
— Здравствуйте, — немного смутился тот от внимания. — У меня посылка для мистера Моуза.
— Это я, — поднял руку волшебник.
— Ох, как забавно получилось, — хехекнул парень, снимая сумку и вручая ее принимающему. — Если бы знал, вручил ещё на улице. В общем, это вам подарок от ваших новоприобретенных товарищей.
— О, спасибо.
Мы все дождались, пока курьер откланяется и покинет магазин. Я едва сдерживал бушующего Кота — обнюхай, ну же, обнюхай! Что-то новое! Быстрее!!!
— Мистер Моуз? — приподняла бровку Лира.
— Я договорился с одним из графов, — честно ответил сонитист. — Он снял с лавки эмбарго и прислал мне инструмент.
— А вы ему?
— Честную попытку убить Дауда.
— В который раз удивляюсь вам, мистер Моуз. Вы так спокойно об этом говорите…
— Моя первая война — Летняя. Мне было шестнадцать. Сейчас мне двадцать восемь. С войной в голове и сердце непросто жить, мисс, и если она хоть раз побывала в вашей жизни, так просто она не уйдет. Извините за откровение, но на войне учили не сомневаться. Если не ты — то тебя. Красные Княжества после Битвы Девятнадцати представляли собой ту же войну ещё долгие четыре года, так что привык, и привык сильно. Я не трогаю невинных, всегда разбираюсь в проблеме. Но если передо мной ублюдок и негодяй — колебаться я не буду.
— Понимаю, мистер Моуз. Спасибо за откровенность. Позвольте же узнать…
— Да мне самому интересно… О, Джаспер!
Ага. Я уже обнюхал все, что только можно. Сумка была в том самом заброшенном цехе — консервы, пиво и немного крови. Внутри сумки лежало что-то деревянное, покрытое лаком и с, судя по всему, конскими волосами. Инструмент сонитиста. Там были ещё какие-то оттенки запахов, но донюхать мне не дали.
Эдвин автоматическим жестом, не задумываясь, отогнал меня, распустил горловину сумки и достал инструмент.
Привычный уже укол головной боли сначала оставил недоумение, а потом лёгкое воспоминание. Нечто среднее между гитарой и банджо, с длинным двурогим грифом.
Гладкие обводы из нежно-коричневого, лакированного дерева. Каплевидный корпус, острие капли смотрело от грифа. Сам гриф состоял из двух толстых металлических столбиков, квадратных в сечении. Струны, идущие от корпуса, были закреплены только на одном из столбиков, сходясь к одной точке — сильное отличие от виденных мною прежде инструментов.