— И что делает опечаленное командование?

— Командование посылает «Клыка». Он инкогнито прибывает в город, тратит два-три дня на разведку: мятежники почти всем составом живут в ратуше. Замечательная ситуация. Поздно вечером «Клык», не таясь, заходит в ратушу, и через примерно час выходит. Еще через час полицейские получают донесения горожан о шуме из ратуши. Они заходят туда, и видят лужи из крови. Груды из мелко порубленного мяса. На самом деле у «Клыка» все прошло быстро и чинно, он даже толком не был поцарапан, врагов убивал быстро и милосердно. Но потом ему пришлось навести беспорядок. После полицейских в ратушу заходят корреспонденты, и на весь город раздаются крики о недопустимости перехода под флаг гурров. Его, к слову, нашли в глотке бывшего доверенного человека. Так бывает, — еще раз пожал плечами Эдвин. — «Клык» тратит еще пару дней, чтобы быть уверенным, что ни один мятежник не усомнится в старой поговорке диртциан — «пролил кровь — жди крови». Потом у «Клыка» было еще несколько таких городов, важные шишки из тройки стран, пара отрядов моннгу и даже один-единственный галгара. «Клык» по праву гордится той победой. Стоит учесть — целью «Клыка» было не просто устранить цель, а устранить как можно более зрелищно, чтобы никому не хотелось повторить путь этого бедолаги. А потом столь узкого специалиста посылают на фронт, так как дела государства в Летней войне шли не так чтобы хорошо. И «Клыку», средству террора, воину, оставляющему багровый след, нужно вступать в прямой контакт с противником. И они не кончаются, и не кончаются. Раньше у него были цели, помехи и прочие. Теперь у него только товарищи и враги. Ему пришлось привыкнуть к тому, что все можно решить не волшебством, а простой пулей. Газом. Артиллерией. А знаешь, что было хуже всего? — он помолчал. Мне не хотелось говорить, поэтому он продолжил. — А хуже всего то, что «Клыку» было всего шестнадцать. Знаешь, на войне бывает так легко потеряться…

Официантка принесла на подносе два сэндвича — между золотистыми ломтиками хлеба ярко-красная рыба, зеленые овощи и горчица цвета меда, умопомрачительный запах слабосоленой рыбы и пряностей. К сэндвичам шел широкий стакан, наполовину полный каким-то бирюзовым алкогольным напитком. Передо мной, на стул, поставили бумажный кружок с двумя крыльями, которые чуток подержали на гриле.

— Спасибо большое, — Эд проводил официантку взглядом. Продолжил, как только она ушла. — На войне легко потеряться. Паспорт сгинул в срочном бегстве из одного поселка — на него наступали варага. Тут не до скоординированного отступления — каждый брал свое и бежал, сражаясь с дозорными орды. «Клык» попал к войскам другой страны — а разницы почти никакой. Те же люди, брошенные в такую же мельницу, как и наш с тобой герой. Да, герой — когда он еще служил своему государству, то его представили к награде за невероятно эффективное и эффектное убийство себе подобных. Но знаешь, когда Орудие дало осечку и война прекратилась сама собой, «Клык» ушел, чтобы его не нашли. Он не хотел конфликтов, но это единственное, что он умел. И вот тут, Джаспер, вскрывается самое интересное. Занимаясь своим делом на войне, он был героем. Придя с войны и изредка занимаясь тем же самым, просто защищая себя, он был убийцей. А ведь делал он одно и то же. А вторая доля этого самого интересного заключается в том, что никто не вывесит объявление: «компании требуется квалифицированный убийца, оплата сдельная, по числу голов». А там, дальше…

Эдвин устало махнул рукой. Немного пересев, он взял первый из сэндвичей и впился в него зубами. Он жевал его тщательно, старательно измельчая каждый кусок. Доев, он окончил свой рассказ:

— Сначала наемник — ведь помимо него с войны пришли те, кто наслаждался такой работенкой, как у него, и многим требовалась защита. Другим месть. За некоторых я деньги не брал. Законченные мрази, — рыкнул волшебник и потряс головой. — Война, Джаспер, очищает не всех. Потом наш «Клык» вспомнил, что он еще может собирать информацию о различных целях, и стал сыщиком. И знаешь, у него даже получалось, и получалось хорошо. Он за пять лет даже никого не убил. И тут, в один не самый прекрасный день, у него забирают то последнее, что приносило ему радость. Что было свидетельством его человечности и его силы. «Клыку» ничего не оставалось, как идти по следу похитителей и заниматься тем, что у него получалось лучше всего. Вот тебе история Эдвина Моуза, он же «Клык» ноль-пятнадцать.

Я помолчал. Эдвин тянул из стакана свой алкоголь.

— Можешь рассказать о тех вещах? — попросил я.

— Табакерка — это мой дом. Изнутри он как двухэтажная квартира. Там уютно — я тратился на него. Есть даже застекленный садик с видом на Шум. Там замечательно, — Эдвин, умиротворенный, прикрыл глаза. — А Костер… Как-нибудь в другой раз, хорошо? Я давно никому эту историю не рассказывал. Не хочу сразу говорить все.

Эдвин одним махом опрокинул в себя бирюзовый напиток. Я дожевал крыло и внимательно посмотрел в глаза Эдвину.

— Спасибо за доверие.

— Всегда пожалуйста, Джас. Просто я не хотел, чтобы ты смотрел на меня как на убийцу. То есть, я он и есть, это так. Но… Я никогда не получал от этого удовольствия.

— Я понял тебя, товарищ.

Эдвин усмехнулся.

— Подумать только. Кот может быть более вежливым и приятным, чем многие люди. Хотя, на самом деле, тут мало удивительного. Мисс, можно расчет? — крикнул он официантке.

***

Мы подходили к лавке. За углом Эд остановил меня и присел на корточки:

— Я полагаю, Лира может узнать о Петрушке, но никак не о «Головастике».

— Не дурак.

— И, пожалуй, о нападении тоже стоит умолчать. Справимся сами?

— Смотря, сколько их там будет, — уклончиво ответил я.

— Я еще пособираю информацию. Там посмотрим…

Волшебник встал, и мы вошли в лавку.

Солнечный день, пахший цветами и табаком внезапно сменился на сумерки с ароматом трав и спирта. Мне нравился этот запах. Лира, сидевшая за кассой и читавшая очередной гримуар, встрепенулась от звона колокольчика.

Эдвин устало выдохнул и опустился на синеватый диван. Удивительно, но немолодой, частично промятый диван принял его, словно был великолепнейшей мебелью — Эдвин расслабился, частично утонул в мягком плюше, его тело приняло наиболее оптимальный угол. Я заметил, как спинка дивана медленно двигается за спиной Эда. Кажется, это был диван-массажер.

— У-ух… — выдохнул волшебник. — Обожаю этот диван. Самая удобная мебель, на которой я сидел.

Волшебник погладил диван по подлокотнику. Последний немного выгнулся под его рукой.

Да, Эдвин облюбовал этот диван. Лира сначала была недовольна, что в помещении присутствует посторонний, но увидев, что и диван облюбовал Эдвина, смирилась. Дух, проснувшийся в старой мебели, явно считал себя обязанным Эду, и как мог окутывал его заботой.

Я, сморщившись от этих телячьих ласок, тоже запрыгнул на диван. Потоптавшись, я разочарованно опустил голову на подлокотник — старый и твердый диван. Обернувшись, я с завистью посмотрел на Эда, которому было так мягко, что он на ладонь ушел куда-то вглубь синеватого выцветшего плюша.

— А у тебя в Табакерке есть диван? — поинтересовалась Лира.

— А-агха… — расслабленно выдохнул Эд. — Но даже и вполовину не такой великолепный, как этот.

— Ну да, ты же не скормил духу в своем диване стакана три собственной крови… — вполголоса пробормотала ведьма.

— Что?

— Как прошло преследование, спрашиваю?

— Ах, это. Мы с Джаспером немного потрясли того молодчика. Мы не узнали, где Шенн, но зато узнали местонахождение его ближайшего помощника. В ближайшее время, после выяснения еще нескольких деталей, мы накроем и его.

— Мы?

— Джаспер проявил себя настоящим боевым товарищем. Толковая поддержка, хорошее управление своими способностями, отличный импульс. Будь он человеком, то «Рыцарь» был бы у него в кармане. А то и кто покруче.

— Джас, ты сам как? — с материнской тревогой в голосе спросила Лира.