А Диана продолжала говорить. Тихо и мягко, едва ли не шёпотом:

– Пока ты не видишь. Смотрел. Почти любовался, Марина. Я не понимаю просто, почему между вами всегда происходит какое-то дерьмо, почему вы оба такие упрямые, вечно что-то устраиваете.

Марина почти не вникала в смысл слов. Губы растянула широкая улыбка, а мысли путались. Сталкивались, врезались, взрывались, гасли и снова возрождались. Целый переполох образов и эмоций, и девушке даже не хотелось задумываться, какого, собственно, чёрта она так радуется. Чему?

И не хотелось понимать, что это в любом случае ничего не меняло между ними. Она слишком гордая, он – едва ли не сильнее. Чёрта с два сделает шаг к ней навстречу, как и она – к нему.

И в это мгновение Марина вдруг ощутила себя и его настоящими глупцами. Бегущими друг от друга против воли.

Гейден вздохнула и опустила голову. Волосы скользнули из-за спины и с плеч и закрыли лицо. Атмосфера в классе стояла весёлая и тёплая, но Марина вдруг ощутила, как задрожали руки. То ли от нервов, то ли от холода, скользнувшего вдоль позвоночника, когда мысли, одна мрачнее другой, заполнили понурую голову.

Эта ситуация будто усложнялась с каждым наступившим днём. Катилась по наклонной, набирая скорость. Вот-вот должна была достигнуть края и рвануть вниз – просто вниз. Без опоры, без страховки, без стопора. И разбиться.

Так, как каждый день разбивалось что-то внутри Марины. Будто её наполнили множеством хрупких стеклянных шариков. Она вся состояла из них. А теперь они начали лопаться. Разлетаться бесцветными осколками.

Что произойдёт, когда разломается последний? Когда Марину займёт только мутное крошево. Заполнит всю без остатка. Она сама будет этим разбитым стеклом.

И конечно эти осколки так просто не склеить.

Тонкие пальцы убрали пряди волос с лица, заводя их за ухо. Такие лёгкие, нежные движения. Будто невесомые. Затем пальцы исчезли на пару мгновений, а потом легли на спину, утешительно поглаживая сквозь ткань рубашки. Заставляя Гейден поднять голову и найти глазами источник этой немой поддержки.

Диана тепло улыбалась, всё ещё скользя своей ладонью по её лопаткам.

– Всё будет хорошо.

Куда уж там. Но Марина кивнула, выдавливая из себя ответную улыбку. Будет когда-нибудь. Неважно, что не сейчас и не в ближайшее время.

За спиной Лисовской хлопнула дверь, и в кабинет влетела Оксана Андреевна, бормоча извинения за опоздание. Девушки отстранились от учительского стола и отошли к окну, наблюдая, как классный руководитель располагается за своим рабочим местом, ставит на стул сумку и достаёт ежедневник. Заглядывает в него, что-то отмечая карандашом. Хмурит брови и наконец-то поднимает глаза на всё ещё веселящихся выпускников.

– Ребята, пожалуйста, послушайте меня! У меня есть для вас информация! Быстрее начнём – быстрее отпущу вас, поэтому не задерживайте ни себя, ни меня.

Последняя фраза, гласящая, что в скором времени все смогут, наконец, разойтись по домам, подействовала эффективнее всех остальных: класс замолк почти мгновенно. Даже Влад с Мишей заткнулись во имя грядущей свободы.

Быстрая реакция со стороны студентов, кажется, порадовала женщину. Она улыбнулась практически с облегчением, оглядывая лица перед собой, прежде чем начала говорить.

– Спасибо, что пришли. Итак, у нас на повестке дня собрание. Оно состоится достаточно скоро, и, как вы прекрасно понимаете, оно обязательно к посещению! Родителям необходимо присутствовать так же, как и вам самим, мои хорошие…

Преподаватель вещала долго – без малого минут пятнадцать непрерывной тирады. Речь шла о собрании, об экзаменах, о профессиональной ориентации, о подготовке и о бесконечной значимости всего этого. На самом деле, выпускникам доводилось слышать о каждом пункте уже не один раз, однако им без устали повторяли одно и то же, как только выдавалась возможность.

Ведь очередное планирующееся собрание было уже третьим по счёту. Не считая тех, что проводились в прошлом году. Тех, которые будут назначены в течение этого.

И везде – одна тема. Заезженная, затасканная, отполированная почти до кричащего блеска.

Классный руководитель отпустила их за десять минут до звонка. В этот момент класс наполнило такое громкое облегчение, что стало почти забавно. Оксана Андреевна всё понимала. Поэтому только улыбнулась, пока благодарила их и наблюдала за тем, как спадало с выпускников напряжение.

Кабинет утонул в звуках. Скрежет стульев, негромкие разговоры, шуршание страниц книг и тетрадей, которые перекочёвывали в сумки старшеклассников. Шаги и выжатые недовольства по поводу сказанного.

Слишком огромное внимание к грядущим экзаменам давило невероятно.

Диана тут же подхватила Марину под руку, заводя разговор об экзаменах, и они направились к выходу из класса. Попрощались с Оксаной Андреевной, но она задержала их, снова благодаря Гейден за то, что та собрала всех.

– Была рада помочь, – улыбнулась Марина, и они вдвоём с Лисовской покинули кабинет, поворачивая в сторону лестниц.

В коридоре было прохладно и тихо. Девушка накинула сумку на локоть и залезла пальцами во внешний карман, чтобы достать телефон, пока шатенка без устали щебетала о предметах для сдачи по выбору.

– Я до сих пор не уверена, на следователя я хочу пойти или на судебного эксперта. Как определиться? Это только кажется, что до поступления ещё полно времени, но оно пролетит сейчас чертовски быстро.

Кажется, телефона в кармане не было, потому что рука наткнулась только на ключи и наушники. Тогда Марина нырнула ладонью в основное отделение сумки, принявшись обшаривать его на предмет пропавшей вещицы. Всеми силами продолжая удерживать ниточку разговора с подругой.

– В одной профессии важна химия, в другой – английский язык, – немного отрешённо произнесла она, хмуря брови, пока пальцы гуляли среди тетрадей и книг. Куда мог подеваться этот проклятый телефон? – Хоть при сдаче эти предметы и не потребуются, в университете придётся их учить и знать. Ты же читала.

– Да, читала, – ответила Диана с толикой недовольства.

– Ну, вот. Осталось определиться, что для тебя более приятно изучать: английский язык или химию.

– Да, осталось определиться, – эхом повторила шатенка, повернув голову и заметив копошения Гейден в собственной сумке. – Что-то потеряла?

– Да телефон… Чёрт возьми, – Марина обернулась к кабинету. Они отошли уже прилично от него и почти завернули к площадке с лестничными маршами. – Наверное, в классе оставила. Я сейчас вернусь.

Лисовская кивнула и шагнула в сторону, чтобы не загораживать проход потоку одноклассников: некоторым уже пришлось огибать девушек, остановившихся едва ли не в дверном проёме.

Марина шла навстречу уже поредевшему потоку ребят и неловко улыбалась на их вопросительные взгляды, при этом всё пытаясь вспомнить, куда она могла деть телефон. Возможно, оставила на учительском столе. А потом пришла классный руководитель, и Марина вовсе забыла о нём. И не забрала.

Наверное, так и было. Хотя он мог лежать и на её парте.

Ладно, в любом случае он был в классе. Глаза уже наткнулись на раскрытую дверь, и девушка, сжав губы, завернула в кабинет.

А через мгновение застыла, когда лоб едва не уткнулся в затянутый узел чёрного галстука. Взгляд врезался в выпуклость кадыка, поднялся к острому подбородку и коснулся знакомых пухлых губ, которые в кои-то веки не были растянуты в насмешливой улыбке. Сознание подкинуло ощущение этих губ на своих, и Марина явно ощутила, как её бросило в жар. Подушечки пальцев контрастно похолодели. Она поспешно вскинула подбородок, сталкиваясь взглядом с его глазами.

Умудрилась же чуть не врезаться в него в дверном проёме.

Видимо, он выходил самым последним, потому что далёкие шаги одноклассников слышались всё слабее и слабее, а потом и вовсе превратились в глухое эхо, стоило им оказаться на лестнице.

Время будто остановилось. Их двоих накрыла тишина. Сердце громыхало едва ли не в горле, Гейден даже успела испугаться, что Егор может услышать, как этот несносный орган колотится о её грудную клетку.