Благо, светло-синий взгляд уже не был таким испуганным – только, может быть, немного удивлённым. И в нём было что-то ещё. Что-то, что не могло не порадовать Рембеза.

Марина хлопала длинными ресницами, взирая на него так, словно перед ней стоял ангел, спустившийся с небес. Герой, спасший половину, а то и весь белый свет. Самое прекрасное явление на этой планете, которое досталось ей одной, а она и стоит довольная, восторженная, такая умилительно-забавная, что хотелось тут же сжать её в объятиях.

И благодарить, бесконечно благодарить за восторг, который он нашёл в глубине её голубого прекрасного моря.

Но на такую щедрость он вряд ли раскошелится сегодня.

Даже если видеть эти яркие эмоции в её глазах было слишком приятно.

Когда веки опустились, а губы растянула по-настоящему гаденькая ухмылочка (Егор изо всех сил постарался вложить в неё как можно больше самодовольства, черпая из внутренних запасов, припасённых на всякий пожарный), Гейден с бешеной скоростью начала мрачнеть и злиться. Уголки рта опустились, а глаза прищурились почти что укоризненно – словно и не было никакого изумления в этом блестящем недовольством взгляде несколько мгновений назад.

Апогеем Марининой ярости стали его слова:

– Что случилось, Гейден? Мне кажется, или ты немного зависла?

Под конец Рембез не смог справиться с собственным любопытством и приоткрыл глаза, чтобы в полной мере насладиться реакцией на красивом личике. Девушка горела в прямом смысле этого слова. Дыхание участилось, и Егор мог поклясться, что она готова придушить его на месте голыми руками.

Поэтому усмехнулся ещё сильнее, приподнимая подбородок на её красноречиво пылающие глаза.

– Мне кажется, – голос её до основания пропитался ядом всего за пару секунд, и Егора это неслабо веселило, – тебя нельзя благодарить или хвалить – ты мгновенно загораешься этой мерзкой манией величия.

– Да ты не переживай, – сладко протянул он, продолжая наблюдать за каждым изменением мимики на пылающем лице. – Никто не виноват, что я такой очаровательный. Но я, так и быть, позволю тебе собой любоваться. Время от времени.

Она сузила глаза и раскрыла рот от чудовищного возмущения, а потом поджала губы так, словно хотела сказать что-то, но в последний момент передумала. То ли посчитала, что не стоит, то ли слова, которые она хотела произнести, были на грани цензуры. И при всём этом она выглядела просто до какой-то дикости забавно и очаровательно.

Егор в очередной раз подумал о том, что стоило бы бесить её почаще, чтобы моментов, когда она так мило возмущается, было в его жизни куда больше.

Он не смог сдержать улыбки, хотя действительно пытался. Обнажил зубы, даже пару раз хохотнув. Марина, конечно же, не упустила возможности это прокомментировать.

– Ты невыносим!

– Я очарователен.

Играючи дёрнул бровями и подмигнул ей, а её лицо приобрело новую, более значительную степень злобы, однако это опять не отняло у девушки ни толики очарования, которым она обладала.

– То есть ты хочешь сказать, что не считаешь его сволочью? – тёмно-синие глаза напротив хитро прищурились. Диана закусила губу и слегка подпёрла щёку рукой, всем своим видом источая огромную заинтересованность в теме разговора.

Марина тяжело вздохнула.

Ничего она не хотела говорить. Хотела только разобраться в себе и понять своё истинное отношение к этому человеку, которое каждый день всё сильнее склонялось в сторону положительного. Особенно после того, что произошло в первый учебный день.

После того, как Егор спас девушку. После того, как спас её саму второго сентября.

Да и в принципе они находили общий язык, когда он не вёл себя, как последняя сволочь. И разговаривать с ним было легко и приятно, и слушать тоже. Тем более что его голос всё никак не хотел оставлять её равнодушной, и ей нравилось. Нравилось, чёрт возьми, слушать.

Её представление о Егоре, которое до этого, она была уверена, сформировалось более чем правильно, дало трещину. Весомую трещину. Одну из таких, после которых обычно мнение о человеке разваливалось на части, и приходилось его менять. Перестраивать. Марина не хотела менять. Не хотела перестраивать. Марина даже подумать не могла, что уже через пару недель после знакомства будет считать его таким прекрасным.

И хотя с того случая, когда он вступился за незнакомку, прошло уже три дня, она никак не могла успокоиться.

– Ёжику понятно, что он сволочь, тут даже обсуждать нечего, – буркнула она, отводя глаза от подруги, чувствуя, что краснеет. В запоздалой попытке прикрыла нижнюю часть лица тыльной стороной ладони, но Диана уже всё заметила и всё успела увидеть.

А иначе почему стала лыбиться сильнее прежнего?

Мягкий смешок со стороны Лисовской. Марина знала, что подруга наблюдала за ней, и оттого не могла посмотреть ей в глаза. Шатенка слишком хорошо её знала, чтобы можно было скрыть от неё хоть что-то, что касалось внутренних чувств и переживаний.

– Если он любит повыделываться на публике, это не значит, что он не может быть воспитанным и приятным, – заметила она вкрадчивым голосом.

– Мне легче от этого не станет, Диана, – произнесла Гейден недовольно, снова встречаясь с синим взглядом напротив. В нём было что-то такое, от чего захотелось скривиться. Или заставить шатенку стереть эту эмоцию с лица. Что-то, подозрительно напоминающее сочувствие.

Потому что, чёрт возьми, Марина и сама прекрасно понимала, что она в полной заднице.

Девушка скосила взгляд на сидящего за соседним столом и о чём-то оживлённо переговаривающегося с одноклассниками Егора. Поднял брови в немой насмешке, дослушивая очередную реплику Макарова, и, качая головой, поднёс ко рту стакан с чаем, сделал глоток и под гул взорвавшихся смехом молодых людей тоже позволил себе рассмеяться.

Знаете, бывают такие безумно красивые люди, на которых хочется смотреть бесконечно, не отрываясь? Вот он был одним из них, и это раздражало. Раздражало настолько, что чесались ладони.

В конце концов, что в нём было такого? Она никогда не могла дать точный ответ на этот вопрос, потому что в нём было такое всё. Такое, что она сидела и снова кусала губы, обрисовывая взглядом каждую чёрточку его лица.

Когда Егор поднял руку, чтобы завести назад прядь волос, упавшую на лоб во время того, как он в очередной раз опустил в диком хохоте голову, Марина вздрогнула. А когда его взгляд заскользил в её сторону, опустила глаза в свой стакан, коря себя за наиглупейшее поведение.

И ещё кое за что.

Ей не нравилось то, какую реакцию он вызывал в ней.

Очередной тихий смешок заставил оторваться от несносных мыслей и уставиться в насмешливые глаза подруги.

– А от чего станет легче? – спросила она, изгибая тонкую бровь. – От того, что будешь сидеть и разглядывать его при каждом удобном случае?

Марина едва не зашипела, возмущённо хмуря брови.

– Я его не разглядываю!

Лисовская усмехнулась, отставляя от себя пустой стакан и качая головой.

– Себе хотя бы не ври.

– Смешно тебе, да? – Марина прищурила глаза.

Диана подняла брови и улыбнулась, отчего черты её лица тут же стали мягче. Не было больше сочувствия в её глазах, и стало проще почему-то. Проще принимать её поддержку, чем когда она смотрит так, будто Марина обречена до конца своих дней на эту неопределённость в отношениях с Рембезом.

– Не злись, – ободряющая широкая улыбка, и грех не ответить на неё, поэтому Гейден отвечает. Хоть и слабо, но всё же краешек рта приподнимается вверх. – И было бы чудесно, если бы ты не посылала в него такие испепеляющие взгляды.

– Он сам напросился, – парировала Марина, подпирая подбородок ладонью. Глядя, как Лисовская посмеивается после её слов.

Но это уже было действительно не смешно. Даже Марине уже было не смешно. Мысли о чём угодно потихоньку сменялись мыслями о Егоре. Это пугало, потому что Марина понимала: ей это было не нужно. Нет, не так. Было лишним, то есть. Да.