– А ты – истеричка.

Слова – чистый яд.

И это так режет по сознанию, что Марина чувствует, как всё живое в ней мгновенно умирает, не выдерживая пытки. Диана просила дать ему шанс? Шанс на что? Окончательно добить? Вывернуть её наизнанку и оставить в таком состоянии медленно умирать? В носу колет, слёзы застилают глаза, и она теперь сквозь пелену видит, как он отклоняется, выпрямляя спину и расправляя плечи. Не опуская подбородка.

Марина отчаянно смаргивает раздражающую влагу, а он отворачивается, размеренными движениями поправляя шарф, засовывая кисти рук глубже в карманы пальто, делает шаг, второй – и вот уже почти окунается в нескончаемый поток, льющийся с неба, но внезапно останавливается и, не оборачиваясь, бросает:

– Дома выпей тёплый чай и прими горячий душ. А то простудишься, – и потом всё же ступает под дождь.

Ниточка выдержки, натянутая до предела, на этом моменте с тихим треском рвётся, и щёку разрезает чёрная влажная дорожка, смешиваясь с поплывшей до этого косметикой. Марина прижимает руку ко рту: всхлип получается приглушённый.

Он не слышит – и слава богу.

Она смотрела в удаляющуюся спину ровно до тех пор, пока он не скрылся за ближайшим зданием, а потом привалилась лопатками к стене, запрокидывая голову, захлёбываясь солёной влагой. Зажмурилась, с силой кусая губу, пытаясь отогнать тупую боль, что сейчас обжигала грудь. Дышать стало слишком тяжело.

Марина уже не чувствовала холода.

Ничего, кроме этой щемящей исполинской тяжести, наполнившей, казалось, каждую клеточку замёрзшего тела.

Егор взялся пальцами за остывшую ручку двери со стеклянными вставками и дёрнул на себя, входя в школу, тут же погружаясь в тёплый воздух, наполнявший маленькое сквозное светлое помещение, чему был страшно рад: погода снова не радовала.

Сегодня он продрал глаза из-за монотонного стука тяжёлых капель в оконное стекло. Рука нащупала телефон на прикроватной тумбе, и экран самсунга показал половину пятого утра – до будильника оставалось полчаса. Небо затянуло серым, мрачным покрывалом, и одного взгляда на него хватило, чтобы сделалось до ужаса угрюмо. Помимо «прекрасного» утреннего настроения Егор жутко не выспался, о чём ему любезно напоминали сокрушающая слабость и раздражающе-тупая боль в висках.

Молодой человек больше всего мечтал, чтобы этот день не наступил. Во-первых, потому что нужно было вставать на целых два часа раньше обычного. А во-вторых, вполне себе хватало того, что было во-первых.

День учителя. Просто блеск.

За пару дней до «расчудесного» события они собрались двумя классами, чтобы обговорить детали того, как будут поздравлять преподавателей.

Идей было много, но вскоре их сократили до двух или трёх, и особо активные, среди которых, кстати, была и Гейден (ну, разумеется, без неё же никуда!), принялись спорить. В итоге все с горем пополам пришли к тому, что стоит в пятницу прибыть в школу пораньше, украсить холл, перед этим накупив открыток и шоколада – а особо важным персонам даже полагался букет цветов, – собраться на главной лестнице у входа и поздравлять сотрудников по мере того, как те будут приходить.

С этим согласились почти всех, но и несогласных неугомонная Марина с ещё парочкой человек быстренько осадили, начав приводить аргументы в пользу выдвинутой затеи, и несчастным оппозиционерам пришлось принять своё поражение.

Конечно же выбрали тех, кто был в ответе за мини-презенты и цветы. Желающих на удивление оказалось достаточно много, и Егор в очередной раз порадовался, что его задача сократилась до минимума: разлепить с утра пораньше глазоньки, поднять бренное тельце с тёплой постельки, припереться в школу и, собственно, поздравить вместе со всеми виновников торжества.

Однако и это стало ему не по душе, едва он вырвался из тёплых оков сна. Хотелось остаться в кровати, доспать пару часов или вовсе весь день и никуда не идти, но так, к сожалению, было нельзя, и Егор с тяжёлым вздохом поднялся с постели.

Благо, дождь к моменту его выхода из дома закончился, однако погода и без него была до невозможности влажной и противной. Холодный воздух забирался под плотную ткань пальто, гоня по коже рук и спины стайки колких мурашек, и не спасали даже перчатки и тёплый шарф.

Когда школа оказалась в его поле зрения, Егор наконец-то облегчённо вздохнул. Впервые за весь этот только начавшийся день.

Молодой человек по привычке прошёлся пальцами по волосам. Через ещё одну стеклянную дверь проглядывался освещённый мягким тёплым светом холл и несколько человек, о чём-то увлечённо переговаривающихся.

Отлично. Значит, он не сильно опоздал, а даже пришёл чуть раньше, раз они ещё не начали.

Не особо задерживая взгляд на присутствующих, Егор подошёл к одной из лестниц, ведущих в подвал, где находился школьный гардероб. В раздевалке одиннадцатого «Б» горел свет, слышались громкие голоса и заливистый хохот отчего-то радостных одноклассников. Резная железная массивная дверь, окрашенная светло-жёлтой краской, которая в некоторых местах уже облупилась, была приоткрыта, и на ней повис Миша Гарипов, ухватившись пальцами за металлические прутья и согнувшись чуть ли не пополам. Он самозабвенно ржал и, когда в очередной раз принялся поправлять слезающую с плеча лямку сумки, заметил приближающегося одноклассника.

– О, Егор! Ты вовремя. Мы тут думаем, стоит ли отдавать цветы директрисе. Она та ещё стерва, ну, ты знаешь.

Егор усмехнулся, крепко пожимая протянутую товарищем ладонь, и обошёл его, заходя в раздевалку, окунаясь в яркий свет, который тут же резанул по глазам. В узких коридорчиках едва-едва тускло горели потолочные лампы, поэтому понадобилось пару секунд, чтобы привыкнуть к освещению.

Человек собралось не так уж и много – от силы около десяти. Причём парней, на удивление, было больше, хотя девушки на собрании куда чаще хвалились наличием ответственности у них в больших количествах, нежели у молодых людей.

– Я считаю, – громогласно начал Витя Фёдоров, вставая с деревянной скамейки, на которую тут же уселась Рита Зимина, занимая освободившееся местечко, и закинула одну ногу на вторую, расправив на юбке несколько складок. – Что она обойдётся. На эти деньги можно было купить нам бухла и где-нибудь отметить всё это дело.

Небольшое помещение тотчас утонуло в одобрительных возгласах и смехе.

Егор прошёлся по всем присутствующим парням, приветственно пожав им руки. Взгляд мельком скользнул по девушкам в поисках знакомой русой макушки, но её здесь не оказалось, что почему-то заставило Рембеза во второй раз за этот день облегчённо выдохнуть.

– А что, они много потратились? – полюбопытствовал он, скидывая с себя холодное пальто и вешая его на один из крючков металлической вешалки. Поправил воротник рубашки, опуская его и закрывая белоснежной тканью чёрный галстук, и засунул руки в карманы брюк, подходя к стене и облокачиваясь на неё спиной.

– Четыре косаря, ты прикинь, – возмущённо ответил всё тот же повисший на дверце Гарипов.

В голове мелькнула мысль, что рано или поздно это обязательно заметит кто-нибудь из персонала школы, и тогда на бедную голову развеселившегося Миши обязательно обрушатся гневные речи из разряда «вот сломаешь – придётся твоим родителям платить!».

Однако эта мысль резко сменилась другой, стоило ещё не до конца проснувшемуся разуму впитать цифру, сказанную одноклассником. Глаза распахнулись, брови взлетели вверх, и Егор вперил недоумённый взгляд в Гарипова. Тот тут же принялся активно кивать головой, поддерживая реакцию.

– Вот и мы о том же!

– А что, подешевле цветочков не нашлось, или что? – растерянно усмехнулся Рембез, изгибая бровь.

– Ну, мы всё-таки одиннадцать лет проучились, – неуверенно произнесла отмалчивающаяся до этого Алёна. Егор быстро нашёл её, сидящую рядом с Зиминой. Девушка принялась немного дёрганными движениями заправлять тёмные волнистые пряди за ухо, стоило всем взглядам в раздевалке обратиться к ней. – Надо же отдать должное, что ли. Особенно в такой день.