А Диана в это время только тяжело вздыхала и смотрела с сожалением таких гигантских размеров, что становилось невыносимо. Ещё невыносимее, чем было до этого.

Какой тут десяток сантиметров, блин? Между ними была непроходимая пропасть, а не сантиметры.

Марина горько усмехнулась, с силой закусывая губу. По крайней мере, они всё ещё сидели вместе, и она чувствовала его рядом. Даже несмотря на то, что это сводило её с ума. И когда у неё окончательно поедет крыша, она сказать не могла. Даже уже не противилась этому.

Просто ждала… чего-то. Хоть чего-нибудь.

Только вот ничего не происходило.

Надолго ли её хватит? Она не знала, но от всей души надеялась, что надолго. Или что ей станет всё равно. На его наливающиеся в солнечных лучах золотом глаза. На губы, прикосновение к которым ей снилось ночами. После таких снов она вскакивала, всматриваясь в темноту, ещё долго приходя в себя, чувствуя огромную дыру в груди. Которая разрасталась всё сильнее, расширялась, а её обугленные края резали прямо по живому, по нервам.

Сидя в своей постели, Марина всегда пыталась задержать в голове это эфемерное ощущение поцелуя, оставшегося на губах лёгкой призрачной плёнкой, но оно таяло слишком быстро, чтобы можно было хоть немного насладиться им. Её маленькой слабостью, пробравшейся в ночные сновидения.

Она ненавидела Егора за это.

Девушка сжала губы, прикрывая на несколько мгновений глаза и выгоняя клокочущие мысли о молодом человеке из головы. Дождь снова усилился. Капли неистово били в лицо. Мокрые волосы разметал ветер, они то и дело лезли в глаза, и приходилось вечно вытаскивать руку из кармана, чтобы убрать их. Онемевшие пальцы жались в кулаки, и ноги двигались уже совершенно на автомате.

Марина почти бежала.

Когда взгляд наткнулся на конечную цель пути, девушка так обрадовалась, что действительно сорвалась на бег. Соскочила с узкого тротуарчика, пересекла дорогу и в несколько шагов оказалась под крышей подъезда, оставляя за спиной шумную стену холодного дождя.

Остановилась, давая себе возможность отдышаться. Передёрнула плечами от проскочившего липкой лентой вдоль позвоночника озноба, оттянула от кожи груди и плеч насквозь мокрую материю толстовки. Провела ладонями по щекам, стирая с них влагу. Замечая, что на кончиках пальцев остались следы потёкшей подводки.

Наверное, сейчас она была похожа на панду.

Девушка уже потянулась к ручке двери, лелея надежду быстро подняться на нужный этаж, забежать в квартиру, согреться и привести себя в порядок, когда та вдруг резко отворилась, и на Гейден едва не налетел Рембез, вовремя затормозив прямо перед ней. Ей даже пришлось вскинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза.

Он не ожидал этой встречи и замешкался. В карих глазах разлилось удивление – буквально на мгновение, – а потом они слегка сузились, и взгляд заскользил по её лицу. Марина едва сдержала порыв закатить глаза от этой дотошной внимательности. Ну, хоть не ухмылялся – она и без него прекрасно знала, что выглядит не айс.

Только высокомерно приподнял подбородок.

Изумление и радость от встречи, злость за его нелепую надменность, разочарование в повороте судьбы – целый контраст чувств вмиг наполнил девушку, и она идентично ответила молодому человеку, задирая свой.

Он был одет теплее: выбор неизменно пал на тёмное пальто, утончённо сидевшее на красивой фигуре. Руки в карманах, на шее лёгкий шарф. А перед ним – она, в одной толстовке, длинные рукава которой сейчас оттягивали к ладоням окоченевшие пальцы.

Почему-то вдруг вспомнился момент из начала сентября, когда он мёрз в плотном пиджаке, пока она спокойно шагала рядом в шифоновой блузе, и девушка закусила губу, чувствуя бешеное желание вернуться в те дни. Тогда и погода, и отношения между ними были намного теплее.

Он усмехнулся. Уголок рта чуть дрогнул, и Марина ощутила кольнувшее в затылке раздражение. Лишь бы не додумался подколоть её за потёкшую косметику. Но он, благо, не додумался.

– Как искупалась?

Фраза получилась глухой и была пронизана лёгкой хрипотцой.

Девушка прищурила глаза и сжала губы. Вытащила из карманов замёрзшие пальцы и сложила руки на груди – больше рефлекторно, готовясь парировать. Егор проследил за этим движением и без промедления вернулся к её глазам, не переставая ухмыляться, хоть и немного лениво.

– Ступай – и узнаешь сам, – ответила Марина, отрывая одну руку от груди и небрежно махнув ею в сторону беспощадно колотящего по асфальту дождя, а затем вернула ладонь обратно.

Карие глаза блеснули, словно посмеиваясь. Это почти бесило, если бы не тот факт, что она была до умопомрачения рада увидеть в его тёмных радужках какие-никакие эмоции, а не извечное безликое «ничего».

Такие противоречия выворачивали её здравомыслие наизнанку. И ещё Марина не понимала, почему её так сильно трясло: от холода или от беспорядочной массы рознящихся эмоций, разрывающихся бурей безумия под ледяной кожей.

– Ну, такого эффекта, – Егор вдруг вытащил руку из кармана и потянулся к её лицу, отчего она едва не вздрогнула, однако заставила себя стоять, не шевелясь, и тяжело дышала, пока он аккуратно касался её щеки, легко проводя пальцем по влажной коже, а потом отнимал руку, показывая ей свой испачканный её потёкшей тушью палец, – у меня не будет.

Взрыв мурашек по спине и приятное тёплое жжение на коже лица там, где он касался. Внутри что-то с хрустом осыпалось, и отчаянно захотелось поставить этот нежный момент на повтор. Снова и снова. Ей было так катастрофически мало этого прикосновения, что она чуть не задохнулась, разглядывая на кончике его пальца тёмное влажное пятнышко.

А когда подняла на юношу глаза, наткнулась на лёгкую улыбку, что тенью легла на губы. Знакомые губы. Губы, которые снились ей по ночам.

Марина вглядывалась в него так глубоко, как могла, пока позволяла возможность. Ситуация. А ещё Егор был так близко и улыбался ей. И между ними было больше расстояния, чем когда они сидели за одной партой, но сейчас казалось, что пропасть вдруг стала уже. Меньше. И это почти заставило улыбнуться в ответ.

Почувствовать тугой ком счастья за рёбрами, готовый разорваться в любую минуту.

Они молчали, глядя друг на друга, и слышался только шум дождя. Он будто окунул в себя целиком. Звук ударяющихся капель и льющейся воды, всплески, один за другим, превращающиеся в одну долгую и красивую симфонию. Громкую, но успокаивающую. В эту самую секунду успокаивающую что-то за сводом рёбер.

Господи, что это? Почему он такой…

Этот момент хотелось длить вечность напролёт. Застывший и поглощающий. Девушка аккуратно выдохнула. Так аккуратно, словно боялась, что мгновение разобьётся, растает. И вместе с ним разобьётся уже она сама.

Ответ на реплику Егора умер на самом кончике языка, не нашедший выхода в приоткрытых губах, пока они оба утопали в затянувшемся зрительном контакте.

И вдруг.

Щелчок его пальцев прямо перед лицом, заставивший подскочить на месте и распахнуть глаза.

– Не спи, Марина, а то так и до дома не дойдёшь, – ни намёка на прежнее спокойствие в голосе – только дикая ирония и измывательство. И глаза насмехаются над ней, любуясь реакцией.

Он… что? Он просто издевался над ней?

Почему он такая сволочь?!

Марина услышала, как клацнули собственные зубы друг о дружку, пока она хмурила брови и вскидывала руку с выставленным указательным пальцем в сторону завесы дождя, чувствуя, как клокочущая злость разрывает голову, а глаза адски печёт набежавшими слезами.

– Вали уже, куда ты там шёл!

Звонкий крик ударил по стенам, и эхо разнеслось дальше по улице. Егор моргнул, а потом в карих глазах мелькнуло понимание таких гигантских размеров: он прекрасно осознавал, что задел её за живое своими действиями. И от этого становилось втройне больно.

– Какой же ты придурок, – прошипела она следом, сужая глаза.

На основаниях его скул ожили желваки, и он вдруг подался вперёд, к её лицу. Девушка отстранилась, не в состоянии сделать ни шага, наблюдая, как он, находясь в нескольких сантиметрах от неё, тоже прищуривает глаза, приподнимает подбородок и шепчет в ответ: