– Хватит уже сомневаться в этом! – её голос подскакивает на пару октав, а потом она несколько секунд молчит и кусает губу.

И всматривается так глубоко, что Марина невольно удивляется: неужели в ней действительно так глубоко? Ведь если это живущее в ней таких огромных размеров и помещается целиком, значит, да? Значит, её чувства к Егору настолько велики?

А Диана продолжает, и эти слова одновременно бьют её в самую суть и ласкают так нежно, что впору утонуть в этом контрасте.

– Господи, да ты не знаешь, какими глазами он смотрит на тебя, когда ты не видишь. Такое ощущение, что он готов взять тебя за руку и абсолютно осознанно пройти так всю жизнь. Бок о бок с тобой.

– Я не понимаю его тогда.

– Ты и не поймёшь. Не поймёшь, пока вы не поговорите друг с другом, не объяснитесь. Ведь в этом смысл, Марина, говорить, чтобы понять человека! Вы не телепаты, не прочтёте мысли друг друга. Чтобы всё выяснить окончательно и прийти к чему-то конкретному, вам просто нужно сказать о том, что вы думаете и чувствуете. Сказать, Марина. Вы рушите сами себя. И тратите время на какие-то бестолковые разборки и обиды, теряете шанс просто быть вместе и просто быть счастливыми. В эту самую секунду.

А ведь в этом и крылась вся истина. Весь секрет чёртового мира вокруг.

– Вы собираетесь говорить? – заискивающе шепнула Диана, наклонившись к Гейден, пока Киричук приветственно жал руки одноклассниками, что как раз только нагнали их. Впереди показался нужный кабинет и открытая настежь дверь. Кафельный пол разрезала широкая прямоугольная полоска жёлтого света в полумраке коридора.

Учебный день ещё даже не начался, а на часах не было и восьми утра. Сонные студенты шагали до классов лениво, и разговоры велись тягучие и спокойные. Даже Миша ещё не до конца проснулся и отпускал какие-то кислые шуточки, которые ничуть не бодрили всю компанию.

– Ну, не сейчас же, – отмахнулась Марина и зевнула, прикрыв рот ладонью.

Мало того, что она никак не могла подобрать в голове нужные и правильные слова, которые собиралась сказать Егору, так за этими размышлениями она ещё и не спала полночи и теперь чувствовала себя паршиво.

Еле-еле продрала глаза сегодня утром, переставила будильник три раза, хотя обычно вставала уже по первому. Да и потом поднялась лишь потому, что понимала: ещё чуть-чуть – и точно опоздает.

Но, к огромному своему удивлению, она каким-то образом умудрилась прийти даже раньше обычного. То ли потому что собралась за рекордно короткое время, то ли потому что от дома до школы неслась, как угорелая.

Погода уже который день стояла холодная и сырая; небо затянуло беспросветным мрачным покрывалом, из-за чего очень остро ощущалась нехватка уже ставшего привычным солнечного света. Естественного освещения было недостаточно. К тому же практически каждое утро город щедро полоскал мелкий дождь, а в воздухе витала противная морось.

Диана вечно ругала такую погоду; ей приходилось прятать от этой жуткой влажности свои выпрямленные волосы, потому что один только зонтик девушке совсем не помогал. Вот и сегодня Лисовская не уберегла свои труды и в школе появилась недовольная и кудрявая. Не сильно, конечно: тёмные пряди струились лёгкими волнами и лишь слегка пушились. Но Диану это в восторг всё равно не приводило.

Дни пошли до жути осенние. Это чувствовалось всё сильнеес каждым приходящим утром. Въедалось подкожно, внутрь, наполняя каждую клетку, проникая в ткани рук и лица душащей безысходностью бегущего вперёд времени.

Даже песок сквозь пальцы бежал не так быстро, как это время.

– Но собираетесь? – всё не унималась шатенка, сжимая пальцами ладонь Киричука, что отвлёкся на разговор с Мишей и Владом.

– Да собираемся, – огрызнулась Гейден, резко поворачивая голову к подруге. Та только широко улыбнулась в ответ, обрадованная полученным ответом.

Какая же она нетерпеливая.

Марина покачала головой.

Она все выходные думала об этом разговоре и уже всю голову себе сломала, размышляя о том, как лучше подойти и с чего начать. Как вообще с ним вести себя после того, что случилось? А как он будет себя вести с ней?

Она не знала.

Знала только, что тянуть больше нельзя. Либо они придут уже к чему-нибудь, либо разругаются ещё сильнее, но оба эти варианта в любом случае казались лучше, чем гнетущая неопределённость, в которой они вязли весь прошлый месяц.

Конечно, если бы после разговора между ними сформировался какой-нибудь союз, было бы вообще прекрасно, но Марина старалась понапрасну не обнадёживать себя. Мало ли, что пойдёт не так. Как в таком случае потом собирать своё разбитое сердце?

Диана могла говорить какие угодно вещи, и возможно она действительно была права, но стопроцентной гарантии Гейден никто не давал. И никто дать не мог.

Однако, вопреки всем осторожностям и беспокойствам, мысли то и дело возвращались к тому поцелую. Циклично, замыкаясь на этом прекрасном моменте. И девушка тут же ощущала тёплую мягкую волну, что расплёскивалась за рёбрами. Будто бы распускались тысячи цветов; миллионы бабочек взмывали вверх и трепыхались в её груди. Хотелось разорвать свою грудную клетку, чтобы выпустить их наружу.

Вместе со всеми своими чувствами.

И верить, что всё разрешится хорошо. Что она ещё много-много раз сможет снова испытать это: снова зарыться пальцами в его волосы, снова почувствовать его руку, крепко сжимающую её ладонь, снова ощутить его рядом с собой.

Кто бы только знал, что её последнее желание исполнится так быстро.

Марина уже завернула в дверной проём, колоссальным усилием воли собираясь с мыслями и приготовившись встретить молодого человека со всем своим достоинством, как вдруг так некстати уткнулась носом прямо в его грудь. Кажется, оба не ожидали этого столкновения. Егор вывернул из класса почти на полном ходу, поэтому едва не сбил её с ног, но вовремя придержал за плечо, привлекая к себе и не давая завалиться назад.

Знакомый одеколон, смешанный с лёгким запахом стирального порошка и мятной жвачки. Это так отрезвило, что девушка проснулась моментально. Остатки сонливости испарились в два счёта.

Остались только его пальцы, мягко обхватившие плечо, и запах.

И сердце, которое колотилось о рёбра так, что, казалось, вот-вот взорвётся прямо там, в грудной клетке, не найдя себе достаточно места.

Надо же, да это ведь почти что смешно. Как она умудряется вечно попадать в такие ситуации?

Девушка вскинула голову, встречаясь с его глазами. Немного обеспокоенными, как ей показалось, и сначала она не поняла этого чувства в карих радужках. А потом он вдруг заговорил с ней.

– Прости. Я тебя не ушиб?

Так вот оно что. Волнение в его глазах – это волнение за неё? Эта мысль почти заставила ликовать.

В голосе не было усмешки или ставшего привычным холодка. Тон показался более чем миролюбивым, на грани какой-то сумасшедшей нежности. И это так сильно стегало её по рёбрам. Так мучительно-сладостно-сильно, что ноги едва не подгибались.

Ощущать его настолько близко было прекрасно; и одновременно невыносимо. Видеть, как внимательные глаза скользили по её лицу. Чувствовать тёплую руку, которая не отпускала и вроде даже, кажется, тянула на себя.

Всё произошло за несколько секунд, но они каким-то необычайным образом растянулись для Марины на такой длительный промежуток времени, что девушка чуть не потерялась в нём. И желание простоять вот так, рядом с ним, накрыло с головой, пока она вглядывалась в подсвеченные беспокойством карие радужки.

– Нет, всё в порядке, – произнесла она, коротко мотнув головой, понимая, что не может заставить себя отвести от него глаза. Едва сдерживаясь, чтобы не добавить: «Не переживай».

Откуда-то издалека доносились приглушённые реплики и обрывки фраз, но они смазывались в невнятную какофонию. Ребята за её спиной перестали переговариваться, потому что их Марина больше не слышала. Только чувствовала затылком пристальные взгляды.