Она ведь уже сделала выводы о нём. Сделала ещё тогда, в конце августа.

Выводы, которые с каждым днём рушились всё сильнее. А осталось ли вообще ещё хоть что-то от них?

– Я подумаю, – голос дрожал. Марина даже не смогла как следует разозлиться на себя за то, что не предпринимала попыток остановить это сумасшествие, потому что происходящее воспринималось с большим трудом.

Реальность неумолимо плыла, а мозг затуманивался с катастрофической быстротой.

Он усмехнулся краем рта и на пару секунд отвёл глаза, коснувшись кончиком языка уголка губ. Марине невольно захотелось повторить это движение, но она лишь заставила себя снова поднять взгляд к карему омуту. Он искрился золотом.

– Ну, подумай, подумай.

Она ощутила стойкий порыв податься вперёд, прижаться к нему грудью и обхватить свободной ладонью его запястье, но сдержалась.

А через секунду почувствовала, как его пальцы пропадают с её предплечья. Он мягко подмигнул ей, и она развернулась настолько резко, что волосы подскочили в такт движению. Понимая, что краснеет.

Отчаянно и жарко краснеет под густой пеленой своих мыслей.

Марине до безумия не хотелось возвращаться в класс. Потому что это значило опять оказаться в опасной близости от Егора. От его рук. От этих всё выражающих глаз.

Девушка впилась пальцами в твёрдую обложку журнала.

Как и предполагалось, она просто не забрала его с предыдущего урока. И с каких пор она стала такой забывчивой?

Ах, да… точно. Даже ответа не требовалось.

Ей отчаянно захотелось обхватить себя руками и хорошенько пожалеть, поэтому она просто прижала к груди злосчастный журнал, тяжело вздыхая.

Что происходило с ней десятью минутами ранее, Марине и вспоминать было страшно. Мысли закручивались неторопливо, туго. Сердце только вернулось к более-менее нормальному ритму, и девушка перестала чувствовать его где-то возле своего горла.

Зато она чувствовала, как медленно, но верно идёт ко дну.

Руки тряслись, и она пыталась посчитать в уме до десяти, чтобы окончательно успокоиться, но всё время сбивалась на цифре шесть: в голову лезли мысли, не очень-то способствующие успокоению.

Например, о его запахе. Ненавязчивый лёгкий одеколон. Марине казалось, что она вся пропахла им.

Кожа предплечья до сих пор ощущала тёплое касание, и Марина метнула быстрый взгляд туда, где десять минут назад были сжаты его пальцы.

Она не могла разобраться в своих чувствах и ощущениях касательно этого молодого человека. Могла лишь сказать, что ей было не всё равно. Да и за неё об этом говорила её реакция на него. Любая реакция.

А разве этого было недостаточно?

Девушка начинала откровенно злиться. На свои чувства, на свои мысли, на Егора. На то, что он делает с ней, чёрт возьми. Час от часу не легче. Она обречённо вздохнула, качая головой. Глаза обожгло набежавшими слезами, и Марина подняла голову, надеясь, что солёная влага не посмеет выкатиться. В самый неподходящий момент.

Как обычно.

– Знаешь, я бы тебе советовал смотреть на дорогу, – девушка вздрогнула, впиваясь пальцами в твёрдую тёмно-синюю обложку, и опустила глаза, находя ими виновника, что нарушил тихое спокойствие самобичевания. – Иначе можно легко познакомиться с ближайшей стеной.

Она безумно хотела что-либо ответить ему, но её хватило лишь на то, чтобы снова тяжело вздохнуть и упереть руку в бок, останавливаясь в метре от молодого человека, сложившего на груди руки. Он облокотился плечом о стену прямо рядом с дверью, ведущей к лестницам. И одно только выражение лица говорило о том, что Рембез смог-таки исправить оценку, которая его всё никак не удовлетворяла. Причём сделал это без особого труда.

Марина усмехнулась, выжидающе вскидывая брови.

– Ну?

– Закрыл, – Егор приподнял подбородок, растягивая губы в улыбке. Подтверждая её догадку.

Какое-то странное облегчение после его слов.

– Я рада.

– Верила в меня? – брови взметнулись вверх, и кончик языка коснулся краешка рта.

Взгляд жадно съел это движение прежде, чем Марина смогла это проконтролировать. А когда снова посмотрела на него, поняла, что было уже поздно.

Егор заметил – улыбка в одно мгновение превратилась в усмешку. До жути самодовольную, хищную.

– А как ты думаешь?

Откуда вдруг эта смелость? Могла бы просто сказать «нет» и быстренько смыться, но нет ведь! Надо поддаться на его провокации, надо попытаться спровоцировать самой. Как будто она не по уши уже в этом всём.

А он спровоцировался. Так легко. Ухмылка стала шире, хитрее. Глаза сверкнули удивлением, а на самом дне мягко мелькнула толика какого-то непонятного одобрения. Мол, какая ты умница. Да, давай, принимай мою игру.

Сыграй со мной.

Это обычно заканчивалось сумасшествием для Марины. Ей хотелось верить, что не для неё одной.

Ему однозначно нравилось то, что происходило. О, да, Марина могла поклясться, что он стоит и ловит кайф со всей ситуации. Не только сейчас. Ещё там – в классе. Этих чёртовых десять минут назад.

– Я продолжаю надеяться, что да, – голос низкий. Хриплый. – Моя группа поддержки.

Она едва слышно фыркнула.

– Надейся.

И откуда в ней столько храбрости после того, как она едва не свалилась с дрожащих ног там, в классе?

Наверное, и он не понимал, потому что его взгляд, долгий, изучающий и будто бы что-то подозревающий, заскользил по её лицу. Что он пытался найти? Что пытался понять? А чёрт его знает. Марина и сама не понимала.

– Нашла журнал? – поинтересовался он, едва взгляд наткнулся на твёрдую обложку в её руках.

– Как видишь, – она кивнула, пожав плечами, всё продолжая прижимать журнал к груди обеими руками.

– Какая умница.

– Я знаю. Не стоило.

– Да, не стоило. Но ведь надо было что-то сказать.

Взгляд, отражающий гладь океана, блеснул недовольством, и глаза совсем немного сузились. Егор лишь театрально улыбнулся в ответ.

– Ну, раз так, то я пойду, – девушка подняла брови, делая шаг чуть вбок.

Чисто случайно, интуитивно, будто бы надеясь обойти молодого человека полукругом. Но он заметил, и брови поползли вверх.

Чёрт, он смеялся над ней. Снова.

– Ты что, всё-таки боишься меня?

– Нет.

Голос дрогнул, и Марина чертыхнулась про себя.

Где твоя деланая храбрость, а? Стояла и выделывалась, а теперь даже неосознанно бежишь от него. Слепо. Почти стихийно.

– Уверена?

Едва девушка хотела ответить, насколько сильно она уверена, он вдруг оторвался от стены и сделал шаг к ней. Она была готова броситься отсюда со всех ног, но буквально заставила себя стоять на месте, наблюдая, как он делает первый шаг, потом второй, и между ними не остаётся ни грамма воздуха.

Кивнула, медленно отходя назад – до тех пор, пока позволяло пространство. Через пару шагов Гейден уже подпирала спиной стену. Неудачно для себя, но удачно для него.

Они будто поменялись местами, и это мало радовало.

– Д-да.

Он тихо, почти что нежно рассмеялся. А потом сделал ещё один резкий шаг. Сокращая оставшееся расстояние за одно короткое мгновение.

Только путей к отступлению уже не было.

– А теперь?

А теперь она прижимала к груди журнал так, будто бы он был её единственной защитой. Или ориентиром. Потому что между ними опять слишком мало пространства и заряжённого, густого воздуха, которым она совершенно не могла дышать.

А теперь её лёгкие снова забились запахом его одеколона, ненавязчивого и приятного, который окутал её с ног до головы.

А теперь она в очередной раз могла пересчитать каждую из его длинных ресниц.

А теперь её вновь безнадёжно и медленно тянуло на дно.

– Не хочешь отойти? – шёпот. Дикий, задыхающийся, сбитый шёпот, который, кажется, что-то шевельнул в нём, потому что Егор как-то слишком лихорадочно вдохнул.