– Я не учился здесь одиннадцать лет, а за весь этот месяц видел её от силы один раз – и тот пришёлся на День Знаний. Так что я ей вот вообще ничего не должен, но тем не менее я пришёл и стою здесь, – равнодушно проговорил Егор, наклонив голову слегка вбок и прожигая девушку внимательным взглядом, отчего та смутилась ещё сильнее, захлопав густо накрашенными ресницами. На щеках разгорелся мягкий румянец.

Молодой человек усмехнулся этой реакции, краем сознания отмечая, что умение оказывать на девушек хоть какое-то маломальское воздействие всё ещё у него имелось.

Воспалённый мозг, будто назло, тотчас подкинул ему исключение из правил, от которого сразу захотелось отмахнуться, как от назойливой мухи. Однако сделать это у него не получалось уже на протяжении месяца, поэтому пытаться сейчас просто не имело смысла.

Гейден.

Интересно, а она уже прискакала сюда? Уже готова была работать не покладая рук? Вопрос повис в голове всего на мгновение. Ровно до тех пор, как взгляд не наткнулся на знакомое светло-серое пальто, что висело прямо рядом с его плечом.

Вот, значит, как. Она уже где-то бегала, вся утянутая делами и обязанностями. Вероятнее всего, пришла одна из первых, в чём Егор ни на секунду не сомневался. Странно, что он не заметил её у главной лестницы. Хотя, возможно, она ходила где-то по школе, поэтому он не увидел.

Будет ещё возможность, не переживай.

В области груди неприятно кольнуло, и он сжал челюсти почти до боли. Последний разговор, произошедший неделю назад, – коту под хвост. В большинстве своём, по его вине. Да, он поизмывался над ней в тот раз. Да, сделал неприятную вещь и потом готов был врезаться головой в ближайшую стенку при одном лишь воспоминании стоящих слёз в её распахнутых, полных продирающей дикой тоски глазах.

Но если бы они так и остались стоять, утопая во взглядах друг друга, так глубоко, что чуть не разрывалась грудная клетка от такого напора чувств и ощущений, Егор мог поклясться – он бы уже был не в силах контролировать себя. Он бы схватил её, прижал к себе и никуда больше не отпустил. Стёр со щёк влагу дождя и следы потёкшей косметики. И не дал бы ни одной солёной капле скатиться с этих прекрасных распахнутых голубых глаз.

А если бы она снова не позволила ему этого, если бы снова оттолкнула – он бы умер прямо там. Прямо перед ней.

Это «если бы» затягивало все его нервные окончания в тугие небрежные узлы, отчего хотелось содрать с себя шкуру, чтобы прекратить чувствовать, как под ней что-то скребётся. Растёт, воет, ворочается.

Он прекрасно понимал, что повёл себя как последняя сволочь тогда, однако иначе не смог.

А ты пытался?

Раздражение разорвалось салютом где-то в глотке, и настроение, отвлечённое до этого беседой с одноклассниками, снова ухнуло к самому дну.

Они не разговаривали больше. Ни одного жалкого разочка. И это злило настолько, насколько могло злить. Всю неделю она была суперзанята подготовкой к предстоящему празднику, дополняя себя ещё и обязанностями ведущей на готовящемся школьном концерте. Егор узнал совершенно случайно – Киричук мимоходом упомянул об этом в разговоре, наверное, даже и не заметив, а Рембез довольно усмехнулся, переваривая услышанную информацию.

Она была в достаточно приятном расположении духа, если не считать понедельник – тогда девушка пришла угрюмая. Егору даже показалось, что глаза были немного опухшими, но… пусть просто показалось. В них читалась отчаянно-жуткая усталость, казалось, утягивающая с собой любого, кто её в этих голубых глазах заметит.

Он не хотел думать о том, что, возможно, сделал ей больно своей выходкой. До жути не хотел, но не думать просто не получалось. Мысли то и дело циклично возвращались к прошлой пятнице, и было совсем неважно, где и когда находился молодой человек. Чем он был занят, какое время показывали часы. Он размышлял об этом сутками напролёт, и всё всегда сводилось к одной единственной мысли: какой же он кретин.

Находиться с девчонкой в конфликте до скрежета зубов не хотелось. Хотелось зарываться пальцами в её волосы, пропуская идеально ровные пряди. Хотелось спорить с ней обо всём подряд, чтобы в очередной раз увидеть заинтересованный и шальной блеск в прекрасных глазах. Хотелось целовать её, чёрт возьми. Глубоко и влажно. Очень хотелось.

Но не смотреть на девушку тайком, когда она этого не видела, очерчивая каждую деталь девичьего лица и тела. Не утыкаться в тяжёлый взгляд своим, находя в нём то ли ответную злость, то ли капитально заевшее раздражение.

Егор прекрасно понимал ещё и то, что они оба вели себя глупо и по-детски. Нет бы – поговорить и всё выяснить окончательно. Надо играть в ненависть и вселенскую обиду. Ещё и учитывая, что она первая начала всё это.

Рембез тяжело вздохнул. Он настолько углубился в собственные мысли, что и не заметил, как его реплика вызвала одобрение у парней, находившихся сейчас в небольшом светлом помещении. Одноклассники продолжили беседу в такой же возбуждённо-весёлой манере, но обрывки фраз долетали до Егора с трудом, словно сквозь вату в ушах. Взгляд, зацепившийся за плотную материю Марининого пальто, не сдвигался с места ровно до тех пор, пока недовольный женский голос, отличительно вклинившийся в массу других, не заставил всех замолчать.

– Ну, вот что ты делаешь, а? Если ноги не держат, сядь на лавку, а не висни на двери. Сломаешь ведь, и твоим родителям потом платить придётся!

Егор, не поворачивая головы, перевёл взгляд на Гарипова, который тут же отцепился от железной дверцы, сделав пару шагов назад. В проёме, рядом с осаждённым парнем, появилась низкая полноватая женщина с короткими рыжими волосами, местами тронутыми сединой. Она недовольно взирала на Мишу, лицо которого тут же приобрело виноватый вид, и он опустил глаза. Шире раскрыла дверцу и, окинув всех собравшихся долгим недоверчивым взглядом, скрылась из виду.

В гардеробе на несколько мгновений повисла напряжённая тишина, а затем резко оборвалась взорвавшимся хохотом. Даже Гарипов, виновато вглядывающийся до этого в изрезанный кафельной плиткой пол, схватился за живот, подходя к проёму и облокачиваясь о стену плечом, заливаясь смехом.

Атмосфера была приятной и весёлой, отвлекающей от собственных размышлений, и это успокаивало. Егор покачал головой. Смех потихоньку перетёк в ухмылку, и он снова пропустил сквозь пальцы волосы, глядя на одноклассников, что заискивающе переглядывались и от души хохотали.

Вскоре смешки начали становиться тише и поредели. В итоге всё никак успокоиться не могли только Миша и девчонки. Парень как согнулся в приступе дикого хохота, так и не в силах был вернуть корпусу нормальное положение, а девушки то и дело аккуратно, чтобы не размазать макияж, промокали уголки глаз подушечками пальцев.

Все настолько увлеклись, что не сразу заметили остановившуюся рядом с Мишей Диану, с долей иронии наблюдавшую за происходящим. А когда её взгляд задержался на стоящем плечом к плечу с ней однокласснике, брови и вовсе насмешливо поползли вверх, и она скривила губы в подобии ухмылки.

Ситуация выглядела настолько комичной, что уголки рта Егора тоже приподнялись, и он беззвучно рассмеялся.

Лисовская терпеливо ждала, пока Гарипов, наконец, успокоится, испепеляя его взглядом, в котором в один яркий поток смешались удивление и насмешка. Тёмные волосы она сегодня собрала в высокий пучок, отчего взгляду открылась тонкая девичья шея. Свет отражался в серёжках-кольцах. Они казались слишком массивными для этой хрупкой девушки.

Она тоже подпёрла стену в проёме плечом, складывая руки на груди, и с тяжёлым вздохом наклонила голову вбок, безотрывно смотря на уже беззвучно хохотавшего и, кажется, задыхающегося Мишу, который эмоционально начал похлопывать себя ладонью по бедру.

Остальные, как и Егор, тоже уставились на него. Даже Рита с Алёной перестали хихикать, заинтересованно наблюдая за Мишей в ожидании, когда он, наконец, обратит внимание на подоспевшую гостью.