А взгляд такой дикий. Тяжёлый, густой. Полный больного презрения до самых краёв. Им захлебнуться можно, даже находясь на расстоянии в несколько метров.

Тем не менее в отличие от не прекращающего рваться в бой Гордеева Егор успокоился достаточно быстро.

Почти не поворачивая головы, Марина посмотрела на Диану, вцепившуюся в её предплечье наманикюринными пальчиками, кажется, даже не замечая, что с каждой секундой сжимала его всё сильнее и сильнее. Тёмно-синие глаза стремительно бегали, охватывая всё, что происходило сейчас в широком коридоре.

Марине же отчётливо казалось, что всё происходящее сейчас здесь свелось только к одному Егору. Замкнулось на нём одном. На том, как он подносит тыльную сторону ладони ко рту и вытирает кровь, потом отстраняет кисть и осматривает её. Кривит губы. И смотрит опять на Артура.

А тот кричит какие-то непростительные слова, глядя прямо в глаза, удерживаемый сразу тремя парнями, которые тщетно предпринимают попытку за попыткой его успокоить. Усмирить.

Нет, ребят. У вас не получится. Не выйдет.

Гордеев уже знает, что он в безопасности. Что Егор больше не кинется на него. Не сделает ничего – ему просто не дадут. Столько людей вокруг – их тут же разнимут. И только поэтому позволяет себе всё ещё брыкаться и бросать какие-то гадкие фразы прямо тому в лицо. Тявкать, как дворовая шавка.

На самом же деле он трус последний.

– Что здесь происходит, я спрашиваю!

Никакого вопроса – исключительно восклицательные интонации. Женщина пропиливает сердитым и строгим взглядом парней, но реакции никакой. Оба молчат. Кажется, даже не слышат её. Не отрывают глаз друг от друга. Артур скалится, почти рычит, а Егор поднимает подбородок и сильнее кривит губы.

Рука Паши до сих пор лежит у него на солнечном сплетении так, будто Егор ещё мог внезапно кинуться на Гордеева. Несколько секунд просверливает тяжёлым взглядом Артура, а потом снова смотрит на Егора. Наклоняется к нему ближе. Что-то негромко говорит, пытаясь отвлечь, наверное.

Марина с облегчением вздыхает, когда это срабатывает.

Егор перестаёт гипнотизировать своего оппонента и смотрит на друга, а карий взгляд совсем немного, едва заметно, но смягчается. Кивает, касается кончиком языка уголка разбитой губы и морщится, вероятно, от вкуса крови или жжения. Поправляет воротник рубашки и расстёгнутый пиджак, слегка встряхивая его на себе, придерживая за лацканы.

Такой разозлённый. Такой раскалённый, что прикасаться к нему страшно – обожжёшься ещё.

Потемневшие глаза цвета горького шоколада скользнули по столпившимся у входа в класс переговаривающимся одиннадцатиклассникам и, наткнувшись среди них на Марину, недовольно сузились. Карий омут ещё сильнее залился злобой и не пойми откуда взявшимся укором. Губы приоткрылись и в непривычной манере криво изогнулись, словно бы он хотел что-то сказать, но то ли в последний момент передумал, то ли посчитал, что она не услышит его сквозь гул голосов вокруг.

Девушка рвано вдохнула. Создалось ощущение, что лёгкие скрутило тугим ледяным жгутом. Голое непонимание тёрлось о кости, опадая мелкой, колкой пылью, и ей захотелось отчаянно завыть.

Что происходит?

Скажи мне, я не понимаю.

Ни черта.

Выражение его лица выбило её из колеи ещё сильнее, чем драка с Гордеевым, и Егор это вполне прекрасно осознавал.

Она стояла рядом с Дианой и снова кусала свои чёртовы губы до такой степени, что на них образовывались кровоподтёки. А ещё её нехило так потряхивало. Голубые глаза увлажнились то ли от давящего жёлтого освещения в коридоре, то ли от страха, который они так ярко отражали.

Чёрным по белому.

Хлопала ресницами. Явно не понимала, почему он злится на неё.

И на грёбаного Гордеева, что швырялся гадкими словечками, словно заклятиями из волшебной палочки, желая, видимо, добить. Добить его выдержку окончательно. И потом ощутить на себе это состояние, когда хочется выбивать из человека весь воздух, всю дурь. Его грёбаное дерьмо.

А ещё на то, что Гейден ни черта не упомянула о своей встрече с этим уродом вчера днём.

Ему и самому просто посчастливилось столкнуться с ним пять минут назад.

Егор спешил на первый урок, потому что не очень удачно проспал.

Буквально взлетел по лестничному маршу и, вывернув в коридор, где уже находился нужный кабинет, почувствовал, как в шею уткнулся чужой нос, а следом в грудь упёрлись ладони и с силой оттолкнули. Егор сделал шаг назад, и взгляд встретил отскочившего от него, как от прокажённого, Артура. Тот ощетинился, хватаясь за ремешок сумки.

– Смотри, куда идёшь!

Егор поднял бровь, обводя взглядом искривившиеся в отвращении губы, сузившиеся глаза. Напряжённое выражение лица Гордеева, пока тот стоял и злился так, что эта злость ощущалась открытой кожей и вибрировала в воздухе.

У кого-то явно нет настроения с самого утра.

Или.

Кто-то явно ведёт себя как придурок, снова.

Скорее, второе.

– На поворотах поосторожнее, Гордеев, – получилось как-то устало, что ли.

Пусть просто проваливает с глаз долой. Ещё не хватало.

– Ты поговори тут ещё, – огрызнулся Артур, и Егор закатил глаза.

Ему от слова «совсем» не улыбалось стоять и пререкаться с ним здесь. Поэтому он двинулся дальше, небрежно отодвигая кривившего рот Гордеева плечом. Засунул руки в карманы брюк и переборол желание цокнуть языком. А сделав три шага, остановился, потому что очередная реплика ударилась о лопатки.

– Ох ты ж, посмотрите! Какие мы важные!

– Не нарывайся, Артур, – произнёс Егор через плечо, угрожающе понижая голос.

Что он от него хотел? Поразвлечься с утра пораньше захотелось, или как? Так ведь и по роже схлопотать легко можно.

– А то что? – выплюнул тот, вскидывая подбородок и брови.

Выражение лица было таким наглым, что аж руки зачесались. Егор медленно выдохнул.

– Хочешь проверить?

– Ну давай, попробуй, – Гордеев усмехнулся – немного мерзко. – Удивлён, что ты так спокоен. Или твоя подружка ничего тебе не рассказала? Надо же, как забавно.

При слове «подружка» что-то внутри с хрустом осыпалось. Егор нахмурился, поворачиваясь к Артуру, сжимая кулаки в карманах штанов. Ткань на костяшках тут же натянулась.

– Что ты сказал? – сквозь зубы, сдерживая в горле рвущуюся наружу ярость. Тревожный колокольчик заверещал в мозгу, но Егор только стиснул челюсти, усилием воли стараясь оставаться здравомыслящим.

И рассудительным.

И что он там, мать его, вякнул?

Артур снова мерзко усмехнулся. Вскинул брови в нарочито показном удивлении, развернулся.

– Да пошёл ты.

И зашагал в сторону лестниц за ближайшим поворотом. Как раз туда, где они столкнулись.

Взгляд уткнулся в удаляющуюся спину, обтянутую чёрной тканью рубашки, пока Егор слишком отчётливо ощущал внутри себя злость, смешанную с раздражением. Опасная смесь. Легковоспламеняемая. Одна вспышка – и пиши пропало.

Потому что он был на грани. И внутри всё кипело.

– Что. Ты. Сказал, мать твою? – с чёткой расстановкой, хриплым, готовым сорваться после каждого произнесённого слова голосом.

Он хотел закопать Гордеева заживо под кафельной плиткой прямо в этом грёбаном коридоре, пока тот медленно останавливался, разворачивался и усмехался, снова вскидывая раздвоенный подбородок.

Где инстинкт самосохранения у этого кретина вообще?

– У вас глухота передаётся воздушно-капельным путём? Хотя нет, скорее половым, – зло хохотнул Гордеев, поправляя сумку на плече.

– О чём ты говорил? – глухим голосом поинтересовался Егор, игнорируя брошенную колкость.

– Кажется, о твоей подружке.

– Конкретнее.

– А, так мы вчера встретились, – произнёс Гордеев таким тоном, словно рассказывал давнему знакомому последние новости из своей жизни, засовывая руки в карманы глубже и не прекращая ехидно лыбиться. – В магазине, да. Ты не поверишь, но она чуть ноги не раздвинула перед бедным продавцом в магазине. Вообще жесть. А потом ещё и огрызалась, на улице. Пришлось даже нагнать упрямую суку и преподать небольшой урок и…